В салфетку было завёрнуто несколько ломтей хлеба. Такого хлеба он раньше никогда не видел. Серый, с песком, будто несколько точильных камней были раздроблены в муку. Кисловатый, с неприятным запахом. К нему прилагался маленький кусочек сыра, сухое безвкусное вещество, мало напоминающее золотое богатство прежних дней. И это было всё.

Проглотить подобную порцию хлеба с сыром, по вкусу напоминающим замазку, было трудной задачей. Особенно после изобилия Америки и сбалансированного меню в Англии. Такую скудость пищи он никак не мог отождествить с собственной страной.

Для питья же имелось только затхлое содержимое собственной маленькой фляжки. И глотка, который он себе позволил, едва хватило, чтобы смягчить необычайную сухость пищи.

Но нехватка воды оказалась не единственным осложнением во время медленно тянущегося дня. Его донимала скука. Лоренс попытался снова заснуть, но преуспел лишь в попытках идентифицировать звуки дома, когда лежал на спине. Книг не было, заняться было нечем и оставалось только лёжа рассматривать потолок или сидеть, уставясь на стену.

В конце концов, он совершил ещё один тур по изучению комнаты. И в одном из ящиков умывальника нашёл спасение — огрызок карандаша. Используя затейливое зеркало в качестве модели, он начал рисовать на досках пола.

Этот завиток украшенного листа, упростить его здесь, удлинить концы, подчеркнуть изгиб, оформить в зелёных бриллиантах или викторианской французской пасте — и вот одна из современных моделей.

А взять купидона — это Лоренс проделал быстро. Добавить крохотные рожки и изменить линию пухлых губ — и чертёнок приобрёл дьявольскую привлекательность. Купидон и чертёнок вместе на броши — Лоренс продолжал рисовать на полу, высунув кончик языка от усердия, когда исправлял не верную линию.

Карле бы это понравилось. На мгновение Лоренсу почудилось, что он слышит её серебристый смех. Он вроде бы даже увидел девушку с брошью в руках. Странно, но руки её юноша помнил грязными и запачканными, с песком под сломанными ногтями. Однако эти руки были его единственной опорой в безумном, смятенном мире боли, жажды и сокрушающей жары. Они всегда будут для него эталоном для сравнения.

Да, Карле бы понравились чертенята. Он продолжал их рисовать. Но теперь память придала им кое-что от насмешливой снисходительности Ганеши к миру людей и всех их безумств.

Это было второе рождение Дома Норрисов. Лоренс, заботливо оберегающий свой огрызок грифеля, впервые дал воплощение идеям, сделавшим его впоследствии знаменитым. Купидону и чертёнку с отброшенного за ненадобностью зеркала в комнате прислуги было суждено отправиться в мир на своих кургузых крыльях, чтобы покорить всех обаянием своих толстых персон.

Не то чтобы он так легко забыл об окружающей обстановке. Один раз юноша замер, прижавшись к двери, когда туфли на деревянной подошве простучали вверх по лестнице мимо его комнаты. И спустя некоторое время он услышал, как они простучали в обратном направлении.

Солнечный свет позднего утра просунул яркие пальцы сквозь щель в ставнях, и Лоренс рискнул ещё раз взглянуть на сад.

Кати проходила вокруг дома своей странной раскачивающейся походкой. Тяжёлый букет ещё сильнее перегибал её согнутое тело. На небольшом расстоянии за ней следовал человек в серо-зелёной форме. Каска делала его сверху похожим на разновидность поганки.

Маленькая служанка не обращала внимания на свой эскорт, и они вскоре скрылись из виду за изгибом дорожки. Наверное, подумал Лоренс, обитателям этого дома разрешается выходить в парк только в сопровождении одного из наци.

Но тогда кто такой Петер и почему его ожидали здесь прошлой ночью? Что это за план, частицей которого стал Лоренс, вовсе того не желая? И как он сможет выбраться из этой ловушки и добраться до болот? Времени оставалось всё меньше. Пятнадцатого мая он должен быть в имении Норрисов. И никакой капитан не сможет его остановить.

Прошло несколько часов, уже давно перевалило за полдень. Внизу тем временем что-то произошло. Дважды посыльные на мотоциклах с рёвом подкатывали к передней двери, а позднее ещё один часовой был поставлен для обхода дома. Эта внезапная активность усложняла задачу Лоренса.

Потом перед дверью остановилась машина и одетый в чёрное капитан торопливо втиснулся в неё, в спешке даже не заботясь о сохранении достоинства. По его команде часовой тоже забрался внутрь. Ещё один солдат бежал от обратной стороны дома и едва успел запрыгнуть на подножку, когда машина развернулась, набрала скорость и исчезла в граде выброшенного из-под колёс гравия.

Лоренс старательно наблюдал, пока они не исчезли из виду. Тут в холле послышались шаги и раздался двойной стук, заставивший его открыть дверь. Вошла высокая юффру. За ней следом вкатилась Кати. Обе имели более уверенный вид, как будто на какое-то время они избавились от необходимости постоянно держаться настороже.

— Садитесь, — юффру махнула в сторону раскладушки, взяв себе одно из хлипких кресел. Кати прислонилась согбенной спиной к закрытой двери, прижавшись одним ухом к старой обшивке, словно прислушиваясь.

— Возможно, у нас появилось свободных полчаса. Они отправились на охоту по горячему следу. А нам надо многое спланировать. Сейчас вас не ищут, так как мы убрали парашют с дороги. Нет, не надо меня благодарить, — женщина протестующе подняла руку, когда он попытался её перебить. — Он мог выдать нас так же быстро, как и вас. К тому же, — впервые на её точёных губках появилось слабое подобие улыбки, — добротный шёлк найдёт достойное применение. Мы уже давно не прикасались иголкой к чему-то подобному, верно, Кати?

— Да, юффру, — кивнула Кати, спрятав свои руки под драным фартуком.

— Так что слушайте и не перебивайте. Вы должны знать эти вещи. Во-первых, этот дом — временная штаб-квартира начальника гестапо нашего района. Он боится покушений на свою жизнь и имеет несколько штаб-квартир, постоянно переезжая с одной на другую. Он надеется перехитрить нас таким образом. Но в данный момент нам выгодно оставлять его живым.

Власть разъедает этих наци. Они так долго изображают суперменов, что когда внутри их металла появляются каверны, они сразу начинают ломаться. Поэтому мы предпочитаем не допускать к власти того, о ком знаем мало. Каждый наци в пределах наших границ живёт в долг и прекрасно это понимает. Вот почему капитан должен патрулировать дороги по ночам, в вечном страхе перед восстанием или актом саботажа, который убьёт его или сразу или позже, гневом вышестоящего начальства.

Но его присутствие здесь — отличное прикрытие для нашей собственной деятельности. Я не знаю, какова ваша миссия здесь, минхеер. Очевидно, что вы не подосланы наци. Они бы снабдили вас соответствующей информацией.

Она сделала паузу, словно ожидая каких-то объяснений. Лоренс колебался. Он слыхал истории о вражеских агентах, внедрённых в подпольное движение, чтобы выдать своих товарищей в подходящий момент. Но он не мог поверить, что эта женщина, чей взгляд был так пронзителен, могла быть одной из них.

— Я пытаюсь добраться до острова на болотах. Оттуда меня проведут в нужное место.

— Вы один из них? — спросила она. — Но вы на добрых пять миль отклонились от своего курса. И я не вижу возможности вернуться обратно…

— Обратно? Вы хотите сказать, что я дальше от побережья, чем болота?

— Да. Это Достердорн.

— Достердорн! Но ведь я тогда в пределах прямой досягаемости от своей цели! Скажите, что вы знаете о событиях в деревушке Норриподер?

— Норриподер? Им пришлось тяжко. Это район капитана и, кажется, он питает злобу к этому месту. С начала года оттуда брали заложников три раза. Он держит городок под усиленным наблюдением, словно ожидает каких-то событий.

— Боюсь, — размышлял вслух Лоренс, — что он ждёт меня.

Женщина разглядывала его в молчании, которое не прерывалось довольно долго.

— Он знает, что вы вернулись?

— Он не может этого знать. Надеюсь, что нет. Он только надеется, что я вернусь. Мы оба охотимся за одной вещью, надежно спрятанной в Норриподере.