Голосование уже началось, и каждый его круг все больше склонял чашу весов к Мулене. Многие ставили на то, что уже в следующем туре он наберет нужное большинство. Горожане досадовали, однако переживали не сильно. Какая разница, кто в Высокой Башне заседает? Клуто Мисплер, к примеру, в мирские дела вовсе не лез, и с чего преемнику соваться? Это ж не император, который слово скажет, и пол-Сартайна на ушах. Эльгар издавал законы и указы, его волей изменяли Королеву городов и определяли будущее всех ее жителей. Императора привыкли слушаться.

— Как ни жаль, но завтра нам лучше обнаружить себя, — заключил гном. — Нельзя позволить Мулене без помех забраться на Высокую Башню.

Готфрид кивнул: несомненно, почерпнутого в Торуни хватит, чтобы не пропустить толстяка к заветному креслу. Достаточно рассказать выведанное у мага-предателя.

— Ну что? Еще по бокалу вина, а затем — последняя беззаботная ночь?

— Давай, — согласился Готфрид.

Когда заказ принесли, он чокнулся с оруженосцем. Уже завтра — снова играть в избранника Зухры. Эх, быстро же день пролетел.

Представители Хильдрета явились поутру, когда гном с Меченосцем неторопливо завтракали, отнюдь не спеша окунаться в болото орденской политики. Главного Готфрид вспомнил — тот был среди свиты графа, когда Хильдрет пришел переговорить с Меченосцем в союзном лагере у бильгорской границы. Он принес краткое послание: его хозяин приказывал следовать за проводниками к Высокой Башне. Генерал подписался собственноручно кривенькой резкой загогулиной.

— Пару минут подожди, мы пожитки соберем, — сказал Рогала, продравшись сквозь строчки: письменный древнепетралийский сильно изменился со времен Близнецов. — У нас добра немного, одежда да пара мелочей. Мы их с собой таскать привыкли.

Он поспешил наверх, в комнату, и вернулся через пять минут. В течение четырех из них глава стражников явственно колебался, а затем, решившись наконец, спросил:

— Как же возможно, что вы — и столь бедны?

Вопрос так изумил Готфрида, что тот рассмеялся. Затем посерьезнел. Недоумение-то к месту: почему им с Рогалой вечно не хватает денег? Ведь добыть могут что угодно, людей перебили несметно. А ограбил он притом лишь Альфельда, и то кошель оставил у Суфко. Гном тоже редко разбойничал и много не брал — только на прожиток. Действительно странно.

— Лейтенант, я не могу ответить. Тайс, — юноша обратился к гному, — отчего мы небогаты?

— Наша хозяйка не слишком щедра. Пойдем уже!

Граф Кунео встретил путников у подножия Стоступенной лестницы, среди крылатых статуй, воздвигнутых в честь былых побед. Он стоял в тени выщербленных и покосившихся триумфальных колонн, когда-то символизировавших покорившиеся Кристмеру земли. Именно здесь Турек одолел завоевателя, пробившись сквозь сотрясавший остров ураган колдовства.

И Добендье, и Арант помнили тот день: клинок загудел, призрак же будто сочился унынием и удрученностью. Может, Хильдрет и выбрал это место для встречи потому, что заподозрил то, чего не увидел гномом, — воскрешение древнего Меченосца?

Граф сильно постарел за прошедший год, но был по-прежнему тверд и решителен.

— Боюсь, мы опоздали, — сказал он вместо приветствия. — Должно быть, Мулене прослышал о вас и передвинул сегодняшнее голосование. Я всерьез надеялся, что ты сможешь его остановить.

— Я действительно мог. Магистру кажется, что есть вещи, никому, кроме него, не известные. Он очень ошибается. Но удивительно, что вы оба еще на меня рассчитываете.

— Почему нет? — Граф пожал плечами. — Мне не нравишься ни ты, ни твои дела, но ты силен. Свара на востоке дала нам передышку. К сожалению, мы ее не использовали, только вцепились друг другу в глотки. Союз мертв.

— Он еще мертвее, чем ты думаешь. Но может, все же попытаемся что-нибудь сделать? Найдется же хоть горстка людей, которым не безразличен итог выборов.

Готфрид двинулся по лестнице в Высокую Башню, немного удивившись тому, что граф Кунео больше не внушает благоговейного трепета.

— Ты вырос, закалился, — выговорил тот, тяжело дыша: годы давали о себе знать.

— Скорей, слегка поджарился на адском огне, — заметил Готфрид, а поднявшись на пару ступеней, добавил: — Тебе бы стоило встретиться с миньяком. Если б не теперешние обстоятельства, уверен, вы бы друг другу понравились.

— Не исключено. Он кажется честнее многих, называющих себя нашими союзниками.

— Правда, он немного безумен. Чуть-чуть.

— Как и все вы, — заметил Гасиох.

— Это еще что за чертовщина? — изумился Хильдрет.

Готфрид настолько привык к болтливой башке, что вовсе ее не замечал. И нынешним утром про тварь забыл.

— Если б вы в здравом уме были, сидели б сейчас с удочкой и кувшином вина или с бабой. Мир бы прекрасно и без вас крутился. Это он умеет.

— Что за дьявольщина? — переспросил полководец.

— Голова демона. Я его сразил в Вентимилье, а Тайсу чудище понравилось.

И не только ведь Тайсу — Лойда тоже с удовольствием с ним переругивалась. Часами напролет кляли друг дружку.

— Разумно ли носить его с собой? Он же служил твоим врагам.

— Он почти не мешает, а иногда даже полезен.

— У тебя, я вижу, появились новые скелеты в шкафу. — Граф был весьма наблюдателен.

— Да. Их теперь слишком много.

Наконец они вышли к портику, окружавшему Высокую Башню, бывший дворец Крисмера. Угрюмые крепыши в красном попытались преградить путь, но Готфрид положил ладонь на рукоять, и охранники расступились. Вот она, настоящая мощь, ее кто угодно чувствует и понимает. Но как долго Добендье вытерпит? Он крови хочет, а не пугалом служить.

— Интересно было бы посмотреть на этих ребят на вступительном экзамене в Братство, — пробормотал Хильдрет. — Кажется, единственная сила, ими освоенная, — физическая.

Большой зал Высокой Башни заполняли делегаты пяти орденов, рассевшиеся по цветам в порядке спектра. Одно место пустовало — кресло Великого магистра, в древности бывшее троном Крисмера.

Когда Меченосца узнали, оглушительный гомон поутих. Гердес Мулене глянул Готфриду в лицо и стал краснее своей мантии, но тут же, справившись с собой, улыбнулся и чуть заметно поклонился в знак приветствия.

— Не знаю, на что ты рассчитываешь, но попытайся, — прошептал граф. — Ты — последняя надежда и для Высокой Башни, и для империи.

Просторный зал был устроен в виде амфитеатра. Готфрид спустился между рядами к центру, где переговаривались несколько братьев, должно быть главы фракций, и прошел к небольшой круглой кафедре. Мулене зашипел, брызгая слюной, но помешать не посмел. Готфрид обвел взглядом затихшие трибуны.

Добендье застонал, за ним — и молодой клинок, чуть тоньше, слабее. Но привлек он куда больше внимания, чем оружие Зухры. Что за новая игрушка у Меченосца?

— Там, где я сейчас стою, кровь навеки впиталась в камень в напоминание о том, как опасно потакать безумию. Здесь Крылатый Искуситель пал от руки моего предшественника. — Голос Готфрида загрохотал. — Кровь, всюду кровь! Когда глупцы у власти, она льется рекой. Есть сотни легенд о Добендье, Меченосце и Войне Близнецов. Большинство — лишь тень правды. Внемлите! Я поведаю вам подлинную историю Турека Аранта!

Юноша закрыл глаза и расслабился, давая слово призраку.

— Столетия назад, как и теперь, люди не управляли своими судьбами. Истину знала лишь горстка, не имевшая права поделиться ею с остальными. Но теперь я могу рассказать. Бессмертные Близнецы и все герои бились в той войне не за свои выгоды, веры, обиды. Они были всего лишь марионетками, послушными чужой воле.

Тайс Рогала побледнел. Что происходит? Эй, Зухра, ты куда смотришь? Уж не допустила ли ты серьезный промах, Хозяйка глубин? Откуда этот юнец знает то, что было известно лишь Аранту и его оруженосцу?

Готфрид замолк, глядя на лица — удивленные, раздосадованные, но кое-где и дружелюбные. Недоверия он не встретил: наверняка верхушка братств имела доступ к неискаженным хроникам той войны и догадывалась об истине. Слушали все с неослабным вниманием.