Хромой мог учитывать все это, что бы он там ни планировал. Мы стояли разинув рты. За исключением девушки.

Она не поняла ни слова. Язык, на котором говорила Госпожа, был ей непонятен.

Она, однако, полностью была сосредоточена на том, что висело в воздухе.

Обделалась. Понимала, во что оказалась замешана.

Что-то неуловимое проскользнуло между Госпожой и Хромым. Маленький вонючий колдун склонился еще ниже. Потом он схватил девушку, вцепился ей в руку и рывком заставил подняться. Толкнул ее к двери, которую выбил.

Все мы смотрели, и каждый мужчина хотел бы обладать силой, способной остановить их, каждый мужчина, знавший при этом, что, если Госпожа сказала правду, Стремнина Эльба представляла угрозу для всего мира. Она могла стать вратами, через которые способна вернуться ужасная тень, известная нам как Властелин. Ни капли сомнения в том, что девушку искали и о ней позаботились бы приверженцы любого из культов воскресителей, надеявшихся выпустить древнее зло из его могилы. Ни капли сомнения в том, что она была предреченным помазанником тьмы. [5]

Я оглянулся. Госпожа исчезла. Ну что же, развязка почти банальная. Но это потому, что нас задело лишь самым краем, потому, что мы видели только местный отголосок этой истории. Для Отряда главным фактом будет то, что мы уцелели.

Все мы вышли и следили, как Хромой готовился свалить.

Он выглядел нервным и нерадостным. Толкнул девушку в мешок. Плотно зашил, затем веревками закрепил его на ковре. Стремнине Эльбе не удастся избежать приговора, скатившись с ковра во время полета. Освещенный лучами закатного солнца, отъезд Хромого выглядел диковинно. Заметно покачиваясь, Взятый полетел на запад.

Я нашел Ведьмака в тени неподалеку от того места, где лежал ковер Хромого. Он одарил меня широкой ухмылкой и воздетым кверху большим пальцем:

— Заметил почти сразу. Поднял, осмотрел и подпрыгнул, словно кто-то огрел его лопатой.

— Значит, сообщение он получил.

Гоблин не отрываясь смотрел на запад; сказал только:

— Вот так впустую расходуется прелестная девичья плоть. — И потом: — Пойдем-ка позовем Ильмо и Одноглазого да пропустим по кружечке в «Темной лошади». Ильмо ведь взял карты?

Присаживаитесь, и я вам все расскажу.

Я был еще юнцом, когда меня отдали Играть. Я бы отказался, будь такое возможно, однако увы и ах: отказаться было нельзя. Ростом и силой меня природа не обделила, так что я стал рыцарем. Учили нас так, что врагу не пожелаешь; двое парней отдали концы, а третий на всю жизнь остался калекой. Я хорошо знал этого третьего, дружил с ним и пил с ним, однажды мы сошлись в поединке. Из школы его увозили на маленькой тележке, в которую впряглись два его брата; я смотрел ему вслед и не завидовал ему.

Через два года меня посвятили в рыцари. Я-то боялся, что дотяну только до лучника, так что был повод порадоваться. Позднее в тот же день мне выдали трех жеребцов — коней прекраснее я в жизни не видел, стремительные золотистые скакуны с хвостами и гривами темнее самой темной тени. Долгими часами я обхаживал и обучал их, и я никогда не выпускал их пастись на один луг или даже на соседние луга, чтобы не передрались. Если же в некоторый день мне отказывали в трех лугах, один конь оставался в стойле, пока двое других паслись, но после моей первой Игры я никогда не получал отказов.

Теперь в Игру больше не играют. Может, вы ее забыли, а может, вам повезло и вы никогда ее не видели. Правила Игры сложные, объяснять их я не стану.

Но одно скажу сейчас четко и недвусмысленно: я никогда не стремился убить противника. Никогда или, по крайней мере, очень редко. Противника мне полагалось победить, ну или хотя бы всеми силами попытаться. А ему — меня. Свой первый бой я помню очень хорошо. Бился я с другим рыцарем, а именно такие схватки самые редкие. Мне приказали подставиться под удар лунного рыцаря. Позиция казалась безопасной: одержи он победу, ему не миновать нападения самой нашей королевы. И все же он атаковал.

По правилам нападающий должен подбежать к позиции защищающегося или подъехать верхом, что уже огромное преимущество. Так нас учили, но усвоил это намертво я именно тогда, когда был атакован; ничто не предвещало нападения — и вдруг приближается оглушительный грохот копыт. Белый скакун одним прыжком вылетел на ристалище — иным коням тут и двух прыжков было бы мало, — и закипел бой. Топор лунного рыцаря против моей палицы. Мы ожесточенно сражались, пока один из моих ударов не сшиб с его головы шлем, а он так и остался сидеть в седле, полуоглушенный. Если сдаешься, ты должен бросить оружие; пока оно у тебя в руке, схватка продолжается. Так вот, глаза его недвижно застыли, пальцы безвольно повисшей руки едва удерживали топор.

Но все же не выпустили. Я был вправе убить его на месте; вместо этого я ударил по латной рукавице. Один из шипов пробил сталь и пригвоздил его руку на мгновение к рукояти топора. Я высвободил палицу, и он медленно повалился из седла. Он упал головой на клятую каменистую почву черного квадрата, и я испугался, как бы он не сломал шею. Однако он был жив и, когда его уволакивали на носилках, дергался и стонал. Зрители на трибунах были мною недовольны, а вот я был очень собой доволен: главное ведь победа, а не смертоубийство.

Следующий мой поединок был с пешкой. Она была огромной, как и все пешки; кто-то говорит, что такими их специально выводят, будто строевых лошадей. А кто-то заявляет, что просто к магам приносят маленьких девочек и те творят над ними какое-то свое колдовство. Как вы, несомненно, знаете, вооружение у пешек самое простое — длинный меч да продолговатый щит почти с пешку высотой и шире, чем она. Вдобавок набедренная повязка и сандалии — доспехов пешки не носят. Я думал задавить ее конем или зарубить мечом. Идти на пешку положено с мечом.

Но не тут-то было. Она отпрыгнула влево, удар мой запоздал, и она вышибла меня из седла. Миг — и вот я лежу навзничь на мягкой зеленой траве солнечного квадрата, а острие пешкиного меча щекочет мне горло.

— Сдаюсь! — выкрикнул я, и она победно оскалилась.

Меня вывели с поля и оставили одного; я сел и уронил голову на руки. Так меня и нашел Дхори, мой наставник. Он хлопнул меня по спине и сказал, что гордится мной.

— Я атаковал пешку, — пробормотал я.

— Которая тебя одолела.

Я кивнул.

— Да ладно, с кем не бывает. Лурн лучшая из лунных пешек, вдобавок тебя только что атаковал рыцарь. — («Только что» — это было явное преувеличение.) — Ты раздавал могучие удары и получал их. Два хода — и тебя снова послали биться. Ты вообще знаешь, какая это редкость — когда рыцарь атакует другого рыцаря и проигрывает? Трибуны до сих пор гудят, твое имя у всех на устах.