Бесстрастность – естественное следствие уравновешенности. В этот момент я был благодарен своим предкам, наделившим меня удивительной выдержкой, позволившей мне не дрогнуть: я не знал, зашел ли Фал Сивас до или после того, как корабль уже опустился на леса.

Если после того, то он опоздал лишь на долю секунды. Лучше было вести себя так, будто он ничего не видел. Так я и поступил.

Стоя в дверях, старый изобретатель строго смотрел на меня.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он.

– Изобретение очаровало меня, оно завладело моим воображением, – ответил я. – Я зашел, чтобы еще раз взглянуть на него. Ты не говорил мне, чтобы я этого не делал.

Он в раздумье сдвинул брови.

– Может, и не говорил, но сейчас предупреждаю тебя: никто не имеет права входить в эту комнату без моего разрешения.

– Я запомню это, – согласился я.

– Для тебя так будет лучше, Вандор.

Я подошел к двери, но Фал Сивас преградил мне дорогу.

– Подожди, – сказал он, – может, ты проверял, повинуется ли мозг твоим командам?

– Откровенно говоря, да, – ответил я.

Я подумал, много ли он знает, много ли видел. Возможно, он играет со мной, оберегая свое знание, или, может быть, только подозревает и хочет убедиться в своих подозрениях.

– Ты пытался проверить, действует ли он по твоей команде? – спросил он.

– Кто, исключая глупцов, увидев это изобретение, не подумал бы об этом?

– Верно, – согласился он. – Это совершенно естественно. Ну что, удалось тебе?

Глаза его сузились в две зловещие щелочки. Казалось, он хотел заглянуть внутрь меня; несомненно, он пытался прочесть мои мысли, но это было невозможно. Я махнул рукой в направлении корабля.

– Разве он сдвинулся хоть на дюйм? – спросил я со смехом. Мне показалось, что я вижу удовлетворение на его лице, и почувствовал уверенность в том, что он ничего не видел.

– Интересно, однако, проверить, сможет ли другой мозг, кроме моего, управлять механизмами, – сказал он. – Допустим, ты попробуешь…

– Чрезвычайно интересный опыт. Я рад принять в нем участие. Что я должен делать?

– Это должна быть твоя собственная мысль. Если ты передашь мою мысль, мы ничего не сумеем проверить.

– Нет ли опасности, что я невольно поврежу корабль? – поинтересовался я.

– Думаю, что нет, – ответил он. – Тебе трудно осознать, как видит и мыслит сам корабль. Конечно, его зрение и мыслительные процессы чисто механические. Могу сказать, что именно благодаря этому они много точнее. Ты можешь приказать кораблю покинуть это помещение. Он не в состоянии будет сделать этого, поскольку большая дверь закрыта. Он может приблизиться к стене здания, но глаза увидят препятствие, передадут информацию в мозг, а мозг придет к логическому умозаключению. Он остановит корабль или, что более вероятно, прикажет ему поворачиваться так, чтобы глаза могли поискать безопасный выход. Но посмотрим, что ты сможешь сделать.

Я не собирался давать знать Фал Сивасу, что могу управлять его изобретением, поэтому старался думать о чем угодно, только не о корабле; я вспомнил виденные мною футбольные матчи, бои боксеров, вспомнил Восемнадцатый конкурс Красоты в 1983 году в Чикаго.

Короче говоря, я думал обо всем, кроме Фал Сиваса и его изобретении. Наконец я повернулся к нему с жестом разочарования.

– Ничего не получается, – сказал я. Он явно испытал облегчение.

– Ты умный человек, – сказал он. – Если он не повинуется тебе, можно считать доказанным, что он слушается только меня.

Некоторое время он о чем-то думал, потом выпрямился, посмотрел на меня, и его глаза вспыхнули демоническим огнем.

– Я буду хозяином Барсума, – сказал он, – а может, и всей Вселенной.

– При помощи этого изобретения? – я кивнул в сторону корабля.

– При помощи идеи, которую он символизирует, – ответил он, – при помощи механизмов, снабженных искусственным мозгом. Если бы только у меня было богатство, я создавал бы мозг в огромном количестве, я смог бы поместить его в маленькие флайеры. Я дал бы им возможность двигаться по воздуху и по земле. Я дал бы им руки. Я снабдил бы их оружием. Я посылал бы их на завоевание мира. Я послал бы их на другие планеты. Они не знали бы ни боли, ни страха. У них не было бы надежд или чувств, ничто не мешало бы им служить мне. Они выполняли бы мою волю и добивались бы цели любой ценой, вплоть до самоуничтожения. Но их уничтожение не принесло бы пользы моим врагам: огромные фабрики производили бы их быстрее, чем они уничтожались бы. Понимаешь ли ты, чего я смогу достичь?

Он подошел ко мне ближе и заговорил почти шепотом.

– Первого механического человека я создам своими руками и уж потом поручу ему производить себе подобных. Эти механические люди станут рабочими на моих фабриках. Они будут работать днем и ночью без отдыха, производя все больше и больше себе подобных. Подумай, с какой скоростью они будут изготовляться.

Я попробовал представить себе. Такая возможность поразила и испугала меня.

– Но это потребует огромных денег, – сказал я.

– Да, огромных богатств, – повторил он. – И для того, чтобы приобрести эти богатства, я и построил этот корабль.

– Ты собираешься напасть на сокровищницы больших городов Барсума? – с улыбкой спросил я.

– Нет, – ответил он. – Гораздо большие сокровища становятся доступными человеку, владеющему этим кораблем. Разве ты не знаешь, что говорят нам спектроскопы о богатствах Турии?

– Я слышал, но никогда не верил этому. Эти рассказы слишком фантастичны, – ответил я.

– Тем не менее это правда, – заметил он. – На Турии должны быть горы золота и платины и обширные равнины, усеянные драгоценными камнями.

Это было смелое утверждение. Но, видя корабль и зная о гениальности Фал Сиваса, я не сомневался в истинности его слов. Вдруг он, по-видимому, пожалев о своей откровенности, резко приказал мне вернуться к своим обязанностям в мастерской. Старик сказал так много, что я начал задумываться, не захочет ли он ради безопасности убить меня, и решил быть предельно осторожным. Мне хотелось выяснить, по-прежнему ли я могу выходить из дома. Я хотел увидеть Рапаса раньше, чем он посетит Фал Сиваса, иначе мне пришлось бы убить его.