Когда от участника вселенской битвы исходит впечатление, будто Сам Христос говорит из него: «Я есмь, не бойтесь!» — тогда люди ощущают это как благодеяние, которое заставляет прислушаться их сокровеннейшее существо. Ницше говорил о дереве, каким упивается весь ландшафт. Здесь нужно говорить о свете, который является людям, и все прозревают в нем некий новый мир. Именно Христовы глаголы «Я есмь», если постоянно в них вслушиваться, сформируют в нас это «Я есмь». Нужно поистине доказать людям, что можно ходить по воде. Тревога, неуверенность, бурное волнение могут быть сколь угодно велики — нас поддерживает сила, идущая свыше. Нет у нас под ногами твердой почвы, но мы все равно шагаем уверенно. Неопределенность завтрашнего дня для того и существует, чтобы мы имели возможность ходить по воде. Решимость довериться водительству Христова «Я», которое Он осуществляет из горнего мира, есть решимость ходить по водам, чего Петр, по свидетельству древних Евангелий, еще не мог сделать. Вновь и вновь рассматривая образ Христа, идущего по воде к ученикам, мы будем все яснее видеть, сколь неустойчив утлый челн, в котором плывут люди со своими занятиями и семьями; мы видим, что происходит, но соединяем себя с явлением Христа. В этой истории речь идет не об «утешении», которое обретаем мы лично, но о вселенской силе, которая желает нам сообщиться. Нам нет нужды всякий раз думать об этом образе. Он сформируется в нас — неосознанно для нас самих, а возможно, и для других тоже, — если мы примем этого Христа в свою душу, позволим Ему пребывать в нашей душе.
И опять мы между Востоком и Западом. Восток не желает плыть по морю жизни, ибо оно непокойно. Запад хочет плыть по морю, но не знает, что есть покой. Мы же вышли в море, но обрели покой — не вдали от моря, а над морем, в Том, кто ходит по воде.
Кто постоянно выполняет упражнения для воли, какие мы здесь описываем, тот заметит, что результат их — совершенно неожиданное и дотоле неведомое очищение воли. И тогда, взглянув на волевую жизнь окружающих нас людей, видит, сколь она случайна, нечиста, неосознанно–темна и разъедена эгоизмом. Сколь мелочны такие волевые цели, как деньги, должность, собственный дом с садиком, спокойная старость! Да и эти волевые цели большей частью едва тлеют в жиденькой воле сегодняшних людей. Теперь только мы начинаем угадывать, каков человек. если в нем живет ясная, чистая воля. Благодаря великим целям, которые мы ставим себе в жизни, сама наша воля обретает величие, все мощнее воздействующее на нас, вплоть до повседневных поступков и сиюминутных желаний. В величии целей человек прежде всего и обретает подлинное величие. Благодаря великому образцу, что мы видим перед собой, Христу, наша воля обретает пламенность, в которой нет опасности, — мы можем полностью ей предаться. Нужно только оберегать этот огонь от нечистого жара фанатизма, а он умеет ловко скрываться. Благодаря же великим препятствиям, па которые мы смотрим, наша воля обретает стальную крепость. Вырастает до сверхчеловеческого, ибо связана с неземным.
Мы поймем, что мир полон скорби, если ощутим в отдельной слабости человека всю ничтожность, плачевность, душевный страх, потерянность, изнурительное беспокойство и неудовлетворенность, царящие в человечестве. Не надо обманываться: казалось бы, могущественные люди, дерзкие в словах и поступках, почти всегда внутренне слабы. В один прекрасный день неожиданно становится ясно: да ведь этот человек боится! Если одолеть злость и отступиться от ответного удара, быть может и необходимого, то нас охватывает жалость к этим людям и их слабости, которую они все время тщатся скрыть от других и от самих себя. Зато Христово «Я есмь» способно вырасти в нас — без всякой гордыни и несправедливости — в победную силу, лучи которой сияют нам из иного мира. Именно там, где люди весьма беспокойны, например на массовом митинге, ничто не поможет так, как поддержание внутренней силы этого «Я есмь» и излияние ее в это беспокойство. Это — «пацифизм» в духе Христовом. Ведь слова «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» в оригинале относятся к примирителям. Они «будут наречены сынами Божиими», ибо они таковы суть, ибо именно в волнениях видно, что они рождены свыше.
Если удастся дать людям такие откровения, они узрят иного Христа, не того, которого им обычно проповедовали. Наша медитация приведет нас на эту вершину. Толстой говорил, что у него есть лишь одно желание — исполнить волю Божию и только один страх — пренебречь волей Божией. Когда неземной трепет поглотит все земные страхи — тогда человек станет в ряды истинных воителей вселенской битвы.
Обсуждаемое нами в этих последних письмах — как бы прохождение воли через вереницу посвящений к истинной вселенской борьбе. Теперь перед нашим взором встает мир, чью потребность в спасении видят, пожалуй, менее всего. Это — тьма.
И вновь, прежде чем мы сумеем обрести истинное побуждение к медитации, необходимо бросить взгляд на некоторые окружающие нас факты. Тьма окутывает нынешние воззрения на начало человечества и земли. Тьма окутывает его цель, смысл и исход. Тьма окутывает судьбу индивида после смерти. Тьма окутывает и истинную суть всякого отдельного явления. В философии это нашло отражение в учении о том, что «вещь в себе» всегда скрыта от нас. Никогда еще человечество не имело столь безнадежных и беспросветных помыслов о своем происхождении и предназначении, как сегодня. Не происходит ли отсюда много больше болезней и самоубийств, чем хотелось бы думать?
Прежде всего необходимо научиться видеть вселенскую тьму. Современные люди еще живут в «темную эпоху», во многих отношениях куда более «темную», чем «мрачное средневековье». И то, что они много говорят о просвещении, как раз и доказывает, что таковое отсутствует. Вплоть до богословия, которому, казалось бы, должно говорить о свете, раскинулась ныне эта тьма. Если о чем‑то еще и дерзают говорить, то лишь о «неведомом», «таинственном», «совершенно ином» Боге. Так беду объявляют добродетелью, да вдобавок твердят, будто религия всегда состояла из одной только веры в эту сокрытую силу. Просто оторопь берет, когда проанализируешь, что на самом деле имеет сказать о Боге и горнем мире такой классический сборник, как «Религия в истории и современности». И все это прикрывается множеством ценных исторических подробностей. Но и в ортодоксальном богословии, вроде теологии Барта[13], к которой ныне обращаются многие религиозные люди, являет себя вселенский мрак, тускло освещаемый несколькими светильниками, извлеченными из Библии и именуемыми «откровениями». Сами того не сознавая, люди живут сегодня как бы среди смога большого города. Они не знают, что над ними находится чарующий мир, где обитает свет в многоликой своей красоте. То, что ниже облачной завесы, они видят отчетливо. Но миров, расположенных выше, для них вовсе не существует.
Еще во времена Платона люди воспринимали жизнь так, как он описал это в своей знаменитой притче о пещере. Люди живут, запертые во тьме, изгнанные из подлинного мира. Но на стене своей пещеры им покуда видны тени тех, кто ходит снаружи. Теперь пещера освещена электричеством. Человек ясно видит, что у нее на стенах. Однако теней тех, кто проходит снаружи, он больше не видит. И не подозревает, что может быть другое жилище, кроме хорошо устроенной пещеры.
Конечно, и в пещере есть сокровища. «Пейте, взоры, сладкий жизни сок, всё, что я вобрать душою смог… »[14]. Готфрид Келлер, написавший эти строки, был гласом современного человека. А Фридрих Ницше, любивший эти строки, был душой современного человека. Но что этим напитком, сколь бы ни был он приятен на вкус, люди все же не насыщаются, показывает растущее число самоубийств. Гете в своем «Фаусте» опередил человечество на его пути, когда произнес: «Вокруг меня весь мир покрылся тьмою, но там внутри тем ярче свет горит»[15]. Тот самый Фауст, который хмелел от роскоши чувственного мира, теперь ищет внутреннего света и славит его — хотя внешнее его зрение померкло. Ибо не теперь он слеп, слеп он был раньше. Сияющая сквозь время вселенская мудрость выражает себя в этих словах.
