Шаман рассмеялся, чуть выгибая брови, а потом протяжно выдохнул с широкой улыбкой:

– Узнаю нрав моего друга с большой земли! Входи, дочка! Здесь никто тебя не обидит, мой дом – твой дом!

Инира была в бешенстве от гостеприимства своего добродушного отца, и найти общий язык, чтобы подружиться, мы смогли далеко не сразу.

Но зато сейчас не могли провести друг без друга и одного дня, прикипев друг к другу душой.

Мы были двумя полюсами, совершенно разными и такими непохожими. Но, видимо, именно это сыграло свою роль и свело нас настолько крепко, как плюс и минус.

Инира была обворожительной, общительной и бойкой в отличие от меня, предпочитавшей оставаться в тени любых разговоров.

– Мы всю ночь вымаливали твою сумасшедшую душу у духов всей деревней! А она улыбается! – серьезное и встревоженное лицо Иниры появилось теперь прямо передо мной, когда подруга рассматривала меня быстро и цепко.

И судя по ее взгляду, вид у меня был, прямо скажем, не очень.

– Я сто раз говорила тебе не уходить на ледники большой пустоши! За каким дьяволом тебя снова понесло туда?!

– Я хотела найти его, – прошептала я, чувствуя, как тонкая корочка на пересушенных губах трескается, причиняя боль. – Голубоглазого медведя.

Подруга всплеснула руками, как всегда очень эмоционально и красноречиво, давая понять, что она устала от моих мыслей об этом медведе.

А я никак не могла выбросить его из головы.

Вот уже как два года.

– Клянусь, я отрежу себе язык и вызову демона Туунбака, чтобы он привел тебя в сознание, даже если он заберет мою душу и сожрет мою красивую плоть! – снова принялась возмущаться Инира, но сама не отходила от меня ни на шаг, теперь принявшись укутывать в цветастые лоскутные одеяла, которые были сшиты из кусочков натурального меха.

– Почему ты не слушаешь меня, Алу? Нет медведей с голубыми глазами! Просто НЕТ! Я родилась и прожила в этом ледяном царстве все свои двадцать семь лет и, поверь, знала бы наверняка о таком, если бы он был!

– Но ведь я же видела… – пробормотала я себе под нос, но спорить больше не стала.

Я верила своим глазами и разуму, но никак не могла доказать собственных слов. К сожалению.

Ведь у меня был один из лучших, проверенных временем бинокль, который позволял разглядеть медведей на десятки и сотни метров вдали, при этом не приближаясь к ним.

Но даже если можно было сомневаться в моих глазах, то мои чувства не лгали.

Тот медведь видел меня.

Чувствовал.

Знал, что я смотрю именно на него, и потому обернулся.

А когда наши взгляды встретились через бинокль, клянусь, меня просто прошибло сотней безумных и совершенно неуправляемых мурашек!

Объяснить это я не могла ни тогда, ни сейчас.

Но каждый раз, когда думала о нем, то испытывала то же самое – дрожь по всему телу.

Он появился в один из самых жутких моментов моей жизни, и мне казалось, что он помог, даже если никаких фактов не было.

Все это были лишь мои ощущения.

Безумные. Сумасшедшие. Необъяснимые.

Но я верила им.

Как бы нелепо и странно это ни звучало.

Видимо, все эти мысли были написаны у меня на не очень здоровом лице, потому что Инира тяжело и протяжно выдохнула и присела на кровать рядом, осторожно убрав с моего лица пряди волос.

– Ну хорошо. Давай спросим про твоего голубоглазого медведя у охотников, Алу.

– …я уже спрашивала.

– Не видели?

– Нет.

– Я так и думала. И ты ведь знаешь, что они лгать не будут.

– Знаю… – тяжело выдохнула я.

Даже эскимосы считали меня слегка не в себе, пока я носилась с мыслями об этом странном медведе.

А ведь вероятней всего у него была просто какая-нибудь природная мутация.

Гетерохромия, возможно.

Просто настолько большая, что голубыми казались оба глаза.

Да, у медведей, в частности полярных, такого феномена не встречалось на данный момент.

Но ведь если в теории это было возможно у других животных, то и к белым медведям могло перейти!

Мы обе замолчали, но теперь я чувствовала себя гораздо лучше, потому что сильная, яростная и упрямая Инира была на моей стороне, каким бы бредом ни считала все мои слова.

Доверие и крепкая дружба – вот что отличало этих удивительных людей, запертых среди льдов и вечного холода.

Вот за что их полюбил мой отец, когда приехал сюда один раз и уже не смог уехать.

Инире было достаточно того, что в свои слова верила я сама, а она доверяла мне.

И эту ценность особенных доверительных отношений невозможно было в чем-то измерить.

– Как ты его называла? – подруга нахмурилась, заглядывая в мои глаза и поправляя одеяло, чтобы я была укутана по самый подбородок. – Помимо того, что он голубоглазый? Говорила, что он крупный?

Я только активно закивала головой, чувствуя, что от этого внимания подруги мое сердце заколотилось.

И ведь все это было так нелепо и, наверное, совсем не правильно, но поделать с собой я ничего не могла!

Этот медведь занял все мои мысли с тех пор, как я увидела его.

Я наблюдала за белыми медведями вот уже как шесть лет и некоторых даже знала «в лицо», с удовольствием проживая свою жизнь рядом с ними.

Но такого мощного и крупного медведя я еще не видела никогда.

– Знаешь, когда я была маленькой, мой дед, тоже шаман, рассказывал о том, что есть в Арктике земля больших медведей, к которым нам запрещено ходить. И запрещено на них охотиться. Может, он один из таких медведей?

– Может!

– Я с папой поговорю на этот счет. Попробую поузнавать что-нибудь осторожно, чтобы не вызывать лишних вопросов у него.

Меня накрыло волной такого восторга, что я неловко и скованно дернулась под тяжелым одеялом, стараясь подняться, чтобы порывисто обнять свою несговорчивую, но всегда откровенную и искреннюю подругу.

– Ох уж этот твой медведь, – только выдохнула она, качая головой, но все-таки улыбнулась, и обняла меня в ответ.

– Еще какой ооооооох, – отчего-то смутилась я, хотя речь шла всего лишь о хищнике.

Большом белом хищнике.

С чертовыми голубыми глазами и настолько осмысленным взглядом, что это никак не давало мне покоя.

Когда за порогом послышались скулеж и попытки проломить дверь, я широко улыбнулась, стараясь прикусить нижнюю губу, чтобы не было настолько больно от трещинок, а Инира только хохотнула:

– Уже второй день рвутся к тебе эти разбойники!

– Запускай, – проговорила я с придыханием, и в моем сердце разлились покой, тепло и умиротворение, когда в дом влетели семь псов породы лайка и моя Доча. Белая медведица.

В комнате тут же стало очень тесно, и Инира рассмеялась, когда каждый из псов быстро потыкался мордой в ее ладони, приветствуя, и тут же ринулся ко мне, виляя своим пушистым хвостом и принося с собой всю любовь и преданность этого бренного мира.

Моя мохнатая семья!

Моя поддержка в тяжелые холодные дни.

Мое спасение во время длительных экспедиций в самые отдаленные края Арктики, куда я могла добраться только на собачьей упряжке.

Я смеялась искренне и от души, стараясь обнять каждого из псов, что скулили и улыбались своими мордами, заглядывая в глаза так преданно и любя. А я обожала их в ответ всем сердцем, потому что каждый из них стал для меня отдушиной в одиноком мире.

– Доча! Не раздави! – Инира шлепнула медведицу по пухлому мохнатому заду, когда она почти забралась на меня в стремлении обнять и виляла своим коротким маленьким медвежьим хвостиком, как делали все псы.

Доча выросла с ними, и, наверное, в большей степени считала себя собакой, чем медведем.

Два года назад я нашла ее именно в тот момент, когда столкнулась с тем самым медведем.

Жуткая история, которая перевернула мой мир с ног на голову и заставила увидеть всю жестокость и алчность этого сгнившего мира, от которого я пряталась здесь.

Маму-медведицу люди выкурили из ее берлоги раньше времени.

И убили.

Ради шкуры.

Ради того, чтобы похвастаться дорогим ковром под ногами.