Обо всем этом комиссар мог лишь строить предположения. Лулу приходит домой, посетив врача, решения не принимает. По словам мадам Гуэн, профессор после обеда спустился к Лулу, но пробыл там лишь несколько минут.

Мегрэ заказал еще стаканчик. Ему хотелось еще посидеть в баре. Он считал, что это самое лучшее место, чтобы посидеть и подумать о Лулу и Пьеро.

— Она ничего не сказала профессору, — сказал он самому себе.

Скорее всего, она сначала призналась Пьеро. Только этим можно объяснить его внезапный приход к ней. В таком случае, он ее и убил?

Но сначала надо бы удостовериться в том, что она знала о своем положении. Если бы Лулу жила в другом квартале, то вполне естественным было бы обратиться к квартальному врачу. Но в квартале Этуаль, где она чувствовала себя чужой, маловероятно, чтобы она обращалась к местному доктору.

Завтра придется опросить почти всех гинекологов и акушерок Парижа. Это необычайно важно. После телефонного разговора с доктором Полем Мегрэ уже не сомневался, что будущее материнство Лулу является ключом ко всей драме. Что сейчас поделывает Гуэн, может быть, спокойно спит? Или, воспользовавшись свободным временем, просматривает какую-нибудь научную работу, посвященную хирургии?

Слишком поздно, чтобы поговорить с мадам Броль, жившей неподалеку отсюда, где-то у площади Клиши. Почему она ничего не сказала о профессоре? Разве проводя все утренние часы в квартире Луизы Филон, она не знала любовника своей хозяйки? Они часто оставались вдвоем и болтали. В этом доме только она могла воспринять признания такой особы, как Луиза Филон.

Консьержка вначале хранила молчание, и это понятно.

Ведь она была признательна профессору и, должно быть, к нему привязана. Можно было бы предполагать, что все лихорадочно стараются его уберечь, и вот это влияние шестидесятилетнего мужчины на окружавших его женщин интриговало Мегрэ.

Гуэн ничего не делал, чтобы обольстить их. Он пользовался ими словно между делом, не делая никаких видимых усилий. И никто не считал это циничным.

Следует допросить и ассистентку Гуэна, Люсиль Деко. Надо поговорить и с сестрой супруги профессора, единственным человеком, на которого Гуэн не произвел никакого впечатления…

— Сколько с меня?

На улице Мегрэ сел в первое попавшееся такси.

— На бульвар Ришар-Ленуар.

— Знаю, господин комиссар, — ответил водитель.

И ему пришла в голову мысль разыскать такси, которое вчера вечером отвезло профессора Гуэна из больницы домой, и допросить водителя.

От выпитого Мегрэ чувствовал себя отупевшим и отяжелевшим. Он закрыл глаза.

Но мысль о Лулу сверлила голову, он вынул из бумажника ее фотографии и стал рассматривать в полумраке такси. На снимках мать Луизы тоже не улыбалась.

На следующее утро на летучку, как обычно, пришли все инспектора, каждый из них прижимал к груди досье разной толщины. Окна кабинета выходили на Сену. На дворе было пасмурно, вода в реке тоже была серого цвета. Люди шли так же быстро, как и вчера утром. Проходя по мосту Сен-Мишель, они ускоряли шаги. На мосту было ветрено, и мужчины, подняв руки, придерживали шляпы, а женщины прижимали подолы юбок.

— Вы можете беседовать без меня, комиссар, — предложил шеф.

— Боюсь, что беседа затянется. Будет лучше, если я пройду в свой кабинет.

— Это вы, патрон? — услышал Мегрэ голос Жанвье и сразу же почувствовал возбуждение инспектора.

— Что случилось?

— Он только что ушел отсюда. Рассказать подробности?

— Слушаю тебя.

— Ну так вот. Это произошло несколько минут назад. Самое большое — десять. Я пил в кухне кофе. Не успел еще надеть ни галстука, ни пиджака. Должен сказать, что я заснул очень поздно.

— А что, что-нибудь происходило?

— Нет, во всяком случае, я ничего не слышал. Просто не мог спать.

— Продолжай.

— Сейчас вы услышите, как все это произошло. Даже странно, что так просто. Сначала я услыхал легкий шум ключа, поворачиваемого в замке. Я притаился, став так, чтобы можно было видеть гостиную. Кто-то вошел в прихожую и открыл вторую дверь. Это был профессор. Он оказался более высоким и худым, чем я его себе представлял. Он был в длинном темном плаще, на шее шарф, на голове шляпа, а в руках перчатки.

— Что он сделал?

— Вот именно это я и хотел вам объяснить. Он ничего не сделал. Просто, как человек, пришедший к себе домой, сделал несколько шагов. Я терялся в догадках, пытаясь угадать, что он так внимательно рассматривает, и лишь потом сообразил, что на ковре стоят мои ботинки. Повернув голову, он заметил меня, и брови его слегка нахмурились. Сам он даже не шелохнулся и уж, конечно, ни капельки не смутился и тем более не испугался.

Он смотрел на меня так, как обычно смотрят занятые своими мыслями люди, и им необходимо время, чтобы вернуться к реальной жизни. В конце концов он совершенно спокойным голосом спросил меня: «Вы из полиции?» Я был так поражен его видом, его манерой говорить, что только молча кивнул головой.

Какое-то время мы оба молчали. Но потому, как он смотрел на меня, стоявшего в одних носках, я понял, что он недоволен моей бесцеремонностью. Может быть, это только показалось, и он вообще не обратил никакого внимания на мои ноги. В конце концов я сказал: «Что вы тут делаете, господин профессор?» — «Значит, вам известно, кто я?» Этот человек вел себя так, словно его собеседник был пустым местом, даже когда он смотрел на него, смотрел так равнодушно, словно разглядывал узор на ковре. «Я пришел сюда без всякой цели. Хочу попросту бросить взгляд».

И, действительно, он внимательно посмотрел на диван, где еще лежало одеяло и подушка, которыми я пользовался, принюхался к запаху свежесваренного кофе и спокойно сказал: «Удивляюсь, что ваш начальник до сих пор не поговорил со мной. Можете сказать ему, молодой человек, что, если его интересует беседа со мной, то я в его распоряжении. Сейчас я еду в больницу Кошен, пробуду там до одиннадцати. Затем ненадолго заеду в клинику Сен-Жозеф, приеду домой на обед, а потом у меня сложная операция в американском госпитале в Нейи». Он еще раз окинул взглядом комнату, повернулся и вышел, закрыв за собой обе двери.

Я открыл окно, чтобы посмотреть на него. Перед домом стояло такси, а на тротуаре его поджидала молодая женщина с портфелем. Она открыла перед ним дверцу и села в машину следом за ним. Думаю, что когда она утром приезжает за ним, то звонит снизу, от консьержки. Это все, патрон.

— Спасибо.

— Думаете, он богат?

— По общему мнению, он зарабатывает много. Бедных оперирует даром, но, когда имеет дело с богачами, заламывает бешеные гонорары. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Я не мог заснуть ночью и занялся составлением списка вещей Луизы Филон. Но того, чего можно было бы там ожидать, я не нашел. У нее было всего два меховых пальто, да и то далеко не лучшего качества, причем одно — из искусственного каракуля. Нет ни одной вещи из дорогих магазинов. Конечно, когда она жила в квартале Барбе, тряпки у нее были еще хуже, но то, что я видел, совсем не похоже на гардероб содержанки богача. Не обнаружил я у нее ни чековой книжки, ни ценных бумаг. В сумочке лежали несколько стофранковых ассигнаций, а в ящичке ночного столика двести франков.

— Думаю, что ты уже можешь возвращаться. Ключ от квартиры у тебя есть?

— В ее сумочке я нашел какой-то ключ.

— Запри дверь и укрепи на ней нитку или что-то в этом роде, чтобы мы знали, если кто-то попытается проникнуть в квартиру. Уборщица не появлялась?

Мегрэ не говорил ей вчера, что она должна прийти и убраться в квартире. Никто также не подумал о том, что ей не заплачено.

Возвращаться в кабинет шефа не стоило, утренняя летучка наверняка уже закончилась. Инспектор Лобер, должно быть, здорово промок и устал. Несомненно, как только открылись бары, он уже и согрелся несколькими стаканчиками рома.

Мегрэ позвонил в комиссариат полиции квартала Гут Д'Ор: