— После восьми?

— Да. Те, кто находился здесь в ночь с понедельника на вторник.

— Все медсестры, работающие сейчас, как и я, составляем дневную смену. Но, может быть, кто-то из практикантов остался. Подождите минуточку.

Она заглянула в несколько кабинетов и вернулась в сопровождении рыжеволосого, высокого и костлявого мужчины. На его носу с трудом держались очки с толстыми стеклами.

— Этот господин из полиции, — представила она комиссара вошедшему мужчине. Затем повернулась и пошла в свой кабинет, оставив их одних.

— Комиссар Мегрэ, — уточнил комиссар.

— Мне сразу так показалось. Вы хотите о чем-то расспросить меня?

— Вы дежурили в ночь с понедельника на вторник?

— Да, большую часть ночи. Профессор оперировал ребенка в понедельник, во второй половине дня. Случай был тяжелый, и он попросил меня подежурить у его постели.

— А его самого разве не было в больнице?

— Он находился в больнице до позднего вечера.

— И все время на том же этаже, что и вы?

— Он приехал с ассистенткой примерно в восемь. Мы вместе пошли в палату больного и довольно долго там пробыли. Боялись, что наступит осложнение, но этого не случилось. Думаю, что чисто профессиональные детали вас не интересуют?

— Я бы и так ничего не понял. Сколько времени вы пробыли у постели больного: час, два?

— Около часа. Мадам Дюко настаивала, чтобы профессор пошел отдохнуть, поскольку прошлой ночью у него тоже была сложная операция. Кончилось тем, что он поднялся наверх, в комнату отдыха.

— Как он был одет?

— Он был в обычном костюме.

— Мадам Дюко осталась с вами?

— Да. Мы немного поболтали. Профессор спустился к нам около одиннадцати. Мы пробыли вместе у постели больного примерно четверть часа, а потом, поскольку профессор решил, что опасность миновала, решили пойти домой.

— Профессор ушел с мадам Дюко?

— Они почти всегда приходят и уходят вместе.

— Выходит, с без четверти девять и до одиннадцати профессор находился в комнате отдыха один?

— Один. Во всяком случае, в комнате. Но почему вы меня об этом спрашиваете?

— Он мог спуститься вниз незамеченным?

— По лестнице, да.

— И также незаметно миновать внизу окошечко регистратуры?

— Вполне возможно. У нас не особенно обращают внимание на входящих и выходящих врачей. Особенно ночью…

— Спасибо. Простите, ваше имя?

— Манси. Рауль Манси.

Так, значит, сестра мадам Гуэн не ошибалась. Профессор мог, никем не замеченный, выскользнуть из больницы, приехать на авеню Карно и вернуться совершенно незаметно.

— Думаю, мне не обязательно знать, чем вызван ваш визит сюда, — начал было молодой человек в тот момент, когда Мегрэ собрался уходить.

Комиссар кивнул и направился к лестнице.

Когда комиссар, прибыв на набережную Орфевр, проходил по коридору к своему кабинету, то, как обычно, он не посмотрел через стеклянную дверь в комнату ожидания для свидетелей, а заглянул в инспекторскую. Люка, поднявшись, сразу же сказал:

— Есть новости из Бизьера.

Комиссар почти забыл про отца Луизы Филон.

— Он умер года три назад от цирроза печени. Перед смертью время от времени работал на городской скотобойне.

— Какой-то Луи уже полчаса ожидает вас.

— Музыкант?

— Похоже на то.

— Пригласи его в мой кабинет.

Мегрэ снял пальто и шляпу, удобно устроился за столом и взял в руки одну из разложенных на нем набитых трубок. Немного спустя в кабинет ввели аккордеониста. Он слегка был взволнован и, прежде чем сесть, затравленно оглянулся, словно опасаясь, что попал в ловушку.

— Оставь нас одних, Люка, — и тут же добавил, обращаясь к Луи: — Если у вас есть время, то можете снять пальто.

— Не стоит. Он мне звонил.

— Когда?

— Сегодня утром. Сразу же после десяти.

Он внимательно посмотрел на комиссара и, видимо, все еще ожидая подвоха, спросил:

— Наша договоренность остается в силе?

— Вы имеете в виду вчерашнюю? Ну, разумеется. К тому же, если Пьеро невиновен, то ему нечего нас бояться.

— Он ее не убивал. Мне бы он наверняка признался. Я ему передал ваше предложение, объяснив при этом, что вы готовы встретиться с ним в любом месте и в любое время. И добавил, чтобы он не опасался ареста.

— Давайте поставим все на свое место. Я хочу, чтобы вы меня поняли. Еще раз повторяю: если я сочту его невиновным, то с него полностью будет снято всякое подозрение. Если же я пойму, что он совершил это преступление, либо у меня появятся какие-то сомнения, то я не воспользуюсь нашей встречей, чтобы арестовать его. Короче говоря, я дам ему уйти и лишь после этого снова займусь его поисками.

— Именно так я ему и сказал.

— И как он к этому отнесся?

— Сказал, что ему нечего скрывать и он готов встретиться с вами.

— Он придет сюда?

— Лишь при условии, что на него не набросятся газетчики и фоторепортеры. К тому же он опасается, что на первом же углу его схватят полицейские.

Луи говорил медленно, взвешивая каждое слово, и не спускал глаз с лица Мегрэ.

— Можно устроить эту встречу сейчас? — спросил комиссар.

Он посмотрел на часы. Было около полудня, а это самое спокойное время на набережной Орфевр — с двенадцати до двух часов дня. Коридоры и кабинеты пустовали. Именно такое время Мегрэ выбирал, приступая к наиболее важным и щекотливым допросам.

— Тогда слушайте меня внимательно. Думаю, что немного денег у него есть. Пусть возьмет такси и приедет на набережную Орлож. Там его будет ждать один из моих инспекторов, который и проводит его ко мне через Дворец правосудия.

Луи встал, еще раз внимательно посмотрел на комиссара Мегрэ:

— Я верю вам, — сказал он, словно выдохнув. — Самое большее через полчаса он будет здесь.

Когда Луи вышел, комиссар позвонил в пивную «Дофин» и попросил, чтобы ему принесли наверх чего-нибудь поесть.

— На двоих. И четыре пива.

Потом он позвонил жене, чтобы она не ждала его к обеду.

Затем, движимый профессиональной совестью, прошел в кабинет шефа и поставил его в известность об эксперименте, который собирался провести.

— Вы считаете, что он невиновен?

— Против него нет никаких доказательств. Если бы он был виновен, ему вовсе не надо было видеться со мной. Или же у него необычайно сильный характер.

— Значит, профессор?

— Не знаю. Ничего пока не знаю.

— Вы говорили с ним?

— Нет. Жанвье беседовал с ним несколько минут.

Шеф полиции чувствовал, что сейчас бесполезно задавать комиссару вопросы. Вид у Мегрэ был мрачный, и на набережной все хорошо знали, что в такое время он становится еще более немногословным.

— Девочка была беременна, — сказал комиссар, словно это что-то объясняло.

Мегрэ вернулся в комнату инспекторов. Люка еще не ушел обедать.

— Ты не нашел еще шофера, который отвозил профессора домой?

— Вечером не повезло, патрон. А сейчас ночные таксисты отсыпаются.

— Хорошо бы поискать водителей обоих такси.

— Не понял, патрон.

— Вполне возможно, что профессор не одном приехал около десяти вечера на авеню Карно, а потом вернулся в больницу уже на другом такси.

— Я велю проверить.

Мегрэ окинул взглядом инспекторов, прикидывая, кому поручить встречу Пьеро, и выбрал молодого Лапуэнта.

— Пойди на улицу и постой перед Дворцом правосудия. Подъедет такси, и из машины выйдет человек. Это Пьеро-саксофонист.

— Приход с повинной?

— Нет. Он приедет побеседовать со мной. Обходись с ним вежливо и не старайся запугать. Проведешь его в мой кабинет через Дворец правосудия. Я обещал оградить его от встреч с журналистами.

Когда Мегрэ вернулся в кабинет, пиво и бутерброды уже стояли на столе. Комиссар выпил пиво, но бутербродов не тронул, а с четверть часа стоял у окна, вглядываясь в плывшие по серой воде кораблики.

Наконец послышались шаги, комиссар открыл дверь и дал Лапуэнту знак удалиться.

— Пожалуйста, входите, Пьеро.