«В самый жестокий момент военного коммунизма назначенство внутри партии не имело на 1/10 того распространения, что ныне, писал Троцкий в своем письме членам ЦК и ЦКК от 8 октября 1923 г. Назначение секретарей губкомов стало теперь правилом. Это создает для секретаря независимое, по существу, положение от местной организации. Тот режим, который в основном сложился уже до XII съезда, а после него получил окончательное закрепление и оформление, гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестоких периодов военного коммунизма»[192]21. Это заявление Троцкого верно отражало сложившуюся практику. Действительно, все политические дела от имени Политбюро, Оргбюро или просто Центрального Комитета Секретариат ЦК вершил, обращаясь к секретарям губкомов, областных комитетов и ЦК компартий национальных республик, и всегда был уверен в том, что партийные комитеты на местах выполнят эти указания, так как они имели строго директивный характер. «Губкомы, - говорил Сталин на XII съезде РКП(б), это основная опора нашей партии, и без них, без губкомов, без их работы ро руководству как советской, так и партийной работой партия осталась бы без ног»[193]22.
Разослав 27 января 1923 г. в губкомы секретное письмо, которое фактически дезавуировало напечатанную 25 января в «Правде» статью Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» как статью больного человека, Сталин был уверен в том, что местные секретари выполнят указание ЦК. «ЦК не сомневается, говорилось в письме, что если бы из статьи т. Ленина на местах сделаны были упомянутые в начале этого письма тревожные выводы, губкомы не замедлят правильно ориентировать партийные организации»[194]23 (выделено мною И. П.). Точно так же, разослав только секретарям губкомов, обкомов и ЦК компартий национальных республик 12 и 13 марта 1923 г. шифрованные телеграммы о болезни Ленина (Сталин действовал «по поручению Политбюро ЦК», как говорилось в документе), он был уверен в том, что местные секретари будут чутко следить за настроением масс, а злостных распространителей слухов о возможном расколе или изменениях в политике партии предавать гласно- и быстродействующему суду[195]24.
Ни о какой самостоятельности местных органов партии в принятии политических решений теперь не могло быть и речи. Она была резко ограничена еще в ноябре 1922 г. циркуляром ЦК за подписью Молотова и Кагановича. Согласно этому циркуляру, областным бюро и ЦК компартий национальных республик в случае необходимости по условиям местной работы предоставлялось право издавать только разъясняющие дополнения к циркулярам ЦК, но при этом не допускалось изменение их по существу. Все дополнения, вносящие принципиальные изменения в данный циркуляр, соответствующие партийные комитеты должны были согласовывать с ЦК. В тех случаях, когда циркуляр ЦК изменял или отменял их циркуляры, исполнению подлежал циркуляр ЦК РКП(б)[196]25.
Правилом стал подбор делегатов на съезды и конференции партии. Этапным в этом случае явился XII съезд РКП(б). «За последние шесть лет, признался Сталин, ЦК ни разу так не подготовлял съезд, как в данный момент. Непосредственно после февральского пленума члены и кандидаты ЦК разъехались по всем уголкам нашей федерации и делали доклады о работе ЦК»[197]26.
Известно, что выборы делегатов на этот съезд, прошедшие до Х Всероссийского съезда Советов, были объявлены недействительными. Новые выборы проводились на партийных конференциях с участием представителей ЦК. В связи с этим и дата съезда перенесена с 30 марта на 17 апреля 1923 г.[198]27 В результате 55 % делегатов съезда оказались работниками партийного аппарата, а если учесть работавших в нем по совместительству, то 84 %[199]28.
О подборе делегатов на XII съезд РКП(б) проговорился Зиновьев в разгар внутрипартийной дискуссии осенью 1923 г.: «Нам могли сказать: ЦК партии перед самым съездом, на котором его будут критиковать, переизбирать, подбирает себе делегатов, урезывает избирательные права членов. С точки зрения отвлеченной рабочей демократии это издевательство над "демократией". Но нам это нужно было с точки зрения коренных интересов революции, с точки зрения пользы революции дать избирать только тем, которые являются настоящей партийной гвардией»[200]29.
Вот эта «партийная гвардия», или ставленники партийного аппарата, и определяли на всех последующих съездах и конференциях судьбу страны, т. е. фактически поддерживали ту политическую линию и те решения, которые задавались сверху. Сохранились на этот счет любопытные документы. «Сталин нередко писал секретарям губкомов записки примерно такого содержания: "Кабаков, очень прошу, поддержи на съезде. Сталин тебя не забудет". Не забывал – расстреливал»[201]30. Мало того, что делегаты партийных съездов, начиная с 1923 г., являлись ставленниками аппарата. Для них еще и предусматривались подарки во время съезда за «правильное» поведение. В последующие годы такая практика получила широкое распространение. Сохранилось любопытное свидетельство о подарках участникам XVI съезда партии. Это была разовая квитанция, дававшая право в особом отделении магазина ГПУ приобрести по сходным ценам следующие товары: отрез на костюм хороший бостон, 3 м по 18 руб. – 54 руб., 10 м бумажной материи, резиновое пальто, 2 пары нижнего белья, 1 верхняя сорочка, 2 катушки ниток, 2 куска мыла простого, 1 кусок туалетного, 1 жакет шерстяного трикотажа, 1 пара обуви. Кроме того, на съезде выдавалось: 800 г масла, 800 г сыру, 1 кг копченой колбасы, 10 коробок консервов, 80 г сахара, 100 г чаю, 125 папирос. И.И. Шитц, умный, наблюдательный и очень проницательный человек, одновременно с описанием этой квитанции сделал в своем дневнике совершенно правильный вывод, который тоже стоит процитировать: «Это, конечно, явный подкуп. И в то же время, какое убожество! Казалось бы, за свои деньги каждый приезжий, не только депутат, мог бы свободно купить не только вещи, если бы они были в обороте, но в том-то и беда, что мы кричим о "бурном росте производства", а между тем две катушки и кусок мыла это привилегия!!!»[202]31.
Левая оппозиция в партии первой забила тревогу по вопросу о партийном аппарате и «в корне неправильном и нездоровом внутрипартийном режиме». 8 октября 1923 г. с письмом в адрес членов ЦК и ЦКК выступил Троцкий, а 15 октября с «Заявлением 46-и» - группа видных деятелей партии. В ходе внутрипартийной дискуссии осенью 1923 г., санкционированной сверху, много говорилось и писалось об угасании партийной жизни, о том, что все вопросы идут сверху вниз предрешенными, что аппарат подавляет всякую мысль под видом фракционности, о том, что следствием такого курса является, как писал Евг. Преображенский (его подпись первой стоит под «Заявлением 46-и»), «рост карьеризма и прислужничества в партии, казенного отношения к делу, рост безответственности аппаратов по отношению к партийной периферии, рост не оправдываемых делом самоуверенности и самодовольства лиц, назначаемых на партийные должности, которые раньше были выборными и т. д.»[203]32.
Для отвода недовольства партийных масс и во многом в целях посрамления оппозиции Политбюро ЦК и Президиум ЦКК 5 декабря 1923 г. на совместном заседании выработали и единогласно приняли резолюцию о партстроительстве[204]33. Эта резолюция имела чисто декларативный характер, хотя в ней и говорилось о необходимости «серьезного изменения партийного курса в смысле действительного и систематического проведения принципов рабочей демократии». Суть ее заключалась не столько в незначительных уступках, сколько в сохранении основных принципов прежней внутрипартийной политики. Это видно из следующего отрывка: «Партия ни в коем случае не может рассматриваться как учреждение или ведомство, но она также не может быть рассматриваема как дискуссионный клуб для всех и всяческих направлений. Х съезд установил принципы рабочей демократии, но тот же Х съезд, а затем XI и XII съезды утвердили ряд ограничений в деле применения начал рабочей демократии: запрещение фракций (см. резолюцию Х съезда "О единстве партии" и соответствующую резолюцию XI съезда), чистка партии, ограничение приема в члены партии для непролетарских элементов, установление партстажа для известных категорий должностных лиц партии, утверждение секретарей вышестоящей партинстанцией (см. устав партии). Считая неизбежным в условиях НЭПа сохранение и впредь известных ограничений, вместе с тем необходимо на основании уже имеющегося опыта, особенно низовых организаций, проверить целесообразность некоторых из этих ограничений, например, права утверждения секретарей вышестоящими инстанциями. Во всяком случае, нельзя допускать превращения права утверждения секретарей в фактическое их назначение». Но даже эти незначительные уступки сразу же были дезавуированы реальной политикой высшего партийного руководства.
