Прямым следствием предпринятой властью провокации с пропагандистской кампанией и подготовительными мероприятиями к предстоящей войне было обострение экономического положения в стране. В городе возник ажиотажный спрос на продукты питания и промтовары. Заметно сократилось количество хлеба, поступавшего на рынок. Причиной этого были не только низкие, как и в предыдущие годы, закупочные цены на хлеб, но и резкое сокращение возможности что-либо купить на вырученные деньги. Заведующий Сибкрайторготделом А.Н. Злобин прямо назвал «недостаточное товароснабжение деревни» основной причиной слабого хода хлебозаготовок[695]81. Кроме того, опасаясь будущих потрясений, крестьяне отложили часть хлеба на «черный день». Естественное в таких условиях поведение крестьянства было квалифицировано как «кулацкая хлебная стачка».
В своей манере Сталин обвинил кулаков в том, что они «ждут не просто повышения цен, а требуют повышения цен втрое в сравнении с государственными ценами»[696]82. Действительное положение его не интересовало. Важно было накалить антикулацкие настроения. И власть этого добилась. Вот ряд характерных высказываний со стороны бедноты: «Хотя много есть ненормальностей во власти, но на защиту власти в любой момент пойду, так как она много сделала бедноте... Раньше, чем пойдем на иностранную буржуазию, мы должны уничтожить свою на месте». Из разных районов Сибири сообщалось, что «партизанское население настроено повсеместно воинственно»[697]83. Выступая на пленуме Сибкрайкома ВКП(б) в октябре 1927 г., Л.М. Заковский предупредил, что «бандитизм и всякие другие преступления в нашей сибирской деревне сейчас имеют место больше, чем они имели весной». Спустя несколько месяцев на заседании бюро Сибкрайкома ВКП(б) он прямо говорил о том, что «беднота, строя свои иллюзии насчет будущих перспектив защиты Советской власти..., ставила вопрос о том, чтобы перед тем, как идти защищать Советскую власть, которую они безусловно пойдут защищать, в первую голову расправиться с кулачеством в деревне, чтобы улучшить материальное положение своего хозяйства...»[698]84.
Вполне вероятно, что Сталин имел достаточные представления о положении в сибирской деревне. Ему регулярно докладывалось содержание закрытых писем местных секретарей. В бытность его председателем Оргбюро ЦК РКП(б) на одном из заседаний в июле 1921 г. заслушивался специальный доклад секретаря Сиббюро ЦК В.Н. Яковлевой о красном бандитизме в Сибири[699]85.
Сталин обычно использовал те тенденции, которые были ему выгодны в его политиканских интересах, в борьбе за власть. Не только использовал, но и педалировал именно такие тенденции. Отправляя на места грозные директивы с требованием усилить хлебозаготовки путем насилия и грабежа, он знал, что найдет опору в социальных низах сибирской деревни. Почва для этого была подготовлена всей предшествовавшей политикой заигрывания с беднотой, разжиганием настроений красного бандитизма, разрывом и без того слабых внутриобщинных связей. Легче всего, как ему представлялось, было начать в Сибири. Поэтому он и поехал в Сибирь.
Но одних этих факторов могло быть недостаточно. Были предприняты дополнительные меры, которые удовлетворяли иждивенческие настроения бедноты. Среди них главной, как и в период «военного коммунизма», стала передача ей 25% конфискованного у кулаков хлеба по низким ценам или в порядке долгосрочного кредита. Помимо этого, предусматривалось создание бедняцких семенных фондов, запасов продовольственного зерна для бедноты, дообложение кулачества за счет снижения или полного освобождения от налога маломощных групп[700]86.
Все это обеспечило поддержку крестьянской бедноты в проведении политики чрезвычайных мер по отношению к кулаку. В Сибири не только не разразилось всеобщего крестьянского восстания, а наоборот, деревня еще более поляризовалась. Сводки ГПУ о ходе хлебозаготовительной кампании в январе–феврале 1928 г. регулярно фиксировали настроения в деревне. Вот некоторые из них: «В основном бедняцко-середняцкая масса одобряет репрессии, применяемые к кулакам и сама помогает выявлению злостных держателей хлеба кулаков. Имеются факты вынесения одобрительных постановлений общими собраниями деревень по поводу проводимых процессов над кулаками. ...Особенно бедняки и часть середняков одобрили отчисления кресткомам 25% конфискованного хлеба кулаков: "Хотя и рады были аресту кулаков и изъятию хлеба, но боялись все же остаться совсем без хлеба, а теперь, имея 25%, мы к кулакам кланяться не пойдем... Бедняки – эти везде после проводимых операций торжествуют... Давно бы Советской власти надо взять это кулачье..."»[701]87.
Не стоит полагать, что буквально в каждой сибирской деревне положение было таким, каким его зафиксировали вышеприведенные сводки ГПУ. Жизнь гораздо богаче и разнообразнее любых схем. Имелись деревни, в которых разные социальные группы жили относительно спокойно и не были настроены друг против друга. Так, бедняк деревни Кривой Минусинского уезда Енисейской губернии говорил 22 мая 1928 г. на собрании бедноты: «Зачем нас, крестьян, разделяют на бедноту, середняков и кулаков? У нас нет бедняков, нет и кулаков. Ссориться мы с крестьянами не хотим. Не надо никаких бедняцких собраний»[702]88. Но общая тенденция была именно такой, как она представлена в сводках ГПУ и как ее характеризовал Л.М. Заковский на заседании бюро Сибкрайкома 26 июня 1928 г.: «Беднота принималась за это (конфискацию 25 % кулацкого хлеба в пользу деревенской бедноты) с большим рвением и особо с кулачеством не стеснялась... Тут мы видели экономический стимул конфискации хлеба, беднота стремилась главным образом увеличить свои доходы, увеличить благополучие своего хозяйства»[703]89. При этом действовала она добровольно. «Деревня буквально перевернута, – сообщал председатель Сибирского краевого отделения Госбанка СССР А.М. Певзнер в письме Р.И. Эйхе в марте 1928 г. – Заседают по десятидворкам, семейные собрания, сходы, сельсовет с активом, кооператоры, группы бедноты и т.д. Но что удивительнее всего, что посещаемость исключительная... Таким образом, активность населения, заставляющая работать крестьянскую мысль, чрезвычайно высока...»[704]90.
Механизм будущей ликвидации кулачества как класса был запущен. Решающим фактором явилось соучастие крестьянской бедноты в политике грабежа деревни. Власть накрепко «повязала» бедноту 25 % конфискованного у кулаков хлеба, сделала ее не только соучастником, но и проводником своей политики. Выступая с докладом об итогах апрельского 1928 г. пленума ЦК, Сталин с удовлетворением подвел первые итоги, полученные в результате проведения кампании чрезвычайных мер: «Особенность предпринятого партией маневра в начале этого года состоит в том, что она получила в этом году возможность связать решительную борьбу против кулацко-спекулянтских элементов деревни с борьбой за кровные интересы широких масс трудящихся и, связав их, сумела повести за собой большинство трудящихся масс деревни, изолировав кулака»[705]91.
Важно подчеркнуть, что поездка Сталина была результативна и с чисто утилитарной точки зрения – с помощью чрезвычайных мер хлебозаготовки удалось значительно увеличить. Несомненно, это делало насилие не только привлекательным, но и единственно возможным для коммунистической власти способом решения экономических проблем. В первом квартале 1928 г. было заготовлено хлеба на 75,6 % больше, чем в предыдущем – в январе хлебозаготовки выросли, по сравнению с декабрем 1927 г. на 84,4 %, а в феврале, по сравнению с январем, на 46,4 %[706]92.
