Миссис Каткарт была вне себя.

— Мы предпочли, чтобы это дело не получило широкой огласки, — заметила Эдит и со свойственным ей тактом перевела разговор на иные темы. Вскоре общество занялось обсуждением очень актуальной проблемы, всегда вызывающей за столом интерес, то есть церковными делами.

Возник бесплодный спор, и Эдит смогла облегченно вздохнуть и почувствовать себя несколько спокойнее. Несмотря на упорное сопротивление миссис Каткарт, не согласившейся ни на какие компромиссы, несмотря на пылкие речи Лесли и добродушную иронию Уоррела, против которой трудно было подыскать какие-либо доводы, обед вошел в свое русло и без особых шероховатостей подошел к концу. Затем гости перешли в гостиную, помещавшуюся на верхнем этаже.

— Боюсь, что мне придется покинуть вас, — заявил вскоре Гилберт.

Было около десяти часов вечера. Он заблаговременно предупредил Эдит, что ему придется покинуть ее.

— Мне кажется, что Гилберт попал в среду журналистов, — заметил Лесли. — Я видел вас как-то на днях на Флит-стрит.

— Нет, то был не я, — коротко ответил Гилберт.

— В таком случае, то был ваш двойник.

Эдит не последовала за своими гостями наверх. Незадолго до обеда Гилберт обратился к ней с просьбой приготовить ему в дорогу сверточек с бутербродами.

— Возможно, что мне придется провести большую часть ночи вне дома, — сказал он. — Один мой приятель предложил поехать по делу в Брайтон.

— Ты вернешься не ранее утра? — беспокойно осведомилась Эдит.

Он покачал головой.

— Нет, я вернусь около четырех часов.

Ей очень хотелось сказать, что он выбрал не совсем урочный час для встречи со своими деловыми знакомыми, она все же воздержалась от каких-либо замечаний.

После того как гости поднялись наверх, она вспомнила о бутербродах Гилберта и прошла на кухню посмотреть, приготовила ли их кухарка. Она тщательно завернула их и сложила в плоскую жестянку для провизии. Затем прошла со свертком в переднюю. Его пальто все еще висело на вешалке. Она вынула из кармана пальто газету и решила засунуть туда завтрак; при этом рука ее наткнулась на что-то скользкое и холодное.

Она усмехнулась, решив, что он по рассеянности что-нибудь не то засунул в карман и попыталась извлечь посторонний предмет. Внезапно она обмерла…

Что это?

Она не верила своим глазам. В ее руках, озаренное электрическим светом, сверкало бриллиантовое колье.

Ее колье!

На мгновение ей показалось, что все вокруг поплыло; она покачнулась, но затем овладела собой.

Ее колье!..

В этом не было никакого сомнения. Но каким образом оно попало к Гилберту? Каким образом оно очутилось в его кармане?

В мозгу родилась ужасная догадка, но Эдит тут же отбросила ее, не желая поверить…

Гилберт — взломщик! Невероятно! Но нельзя было отрицать и того, что он почти каждый вечер отсутствовал, более того, всю ту неделю, когда произошло ограбление, он вообще не ночевал дома…

Она услышала приближающиеся шаги и поспешила спрятать колье за корсаж.

Это был Гилберт. Он не обратил внимания на ее состояние. Она окликнула его:

— Гилберт! — в голосе ее звенели нотки, заставившие его вздрогнуть.

Он обернулся и посмотрел на нее.

— Что с тобой? — спросил он.

— Не пройдешь ли ты на минутку со мной в столовую? — спросила она. Собственный голос показался ей чужим.

Он прошел в столовую. Эдит последовала за ним. Стол был еще не убран, и розовый свет люстры отражался причудливыми бликами на хрустале, серебре и цветах.

Он закрыл за собой дверь и спросил:

— Что случилось?

— Вот, — ответила она спокойно и протянула ему свое колье. Он взглянул на колье, и на лице его не отразилось ничего…

— Что это? — спросил он.

— Мое колье.

— Твое колье? — переспросил он приглушенным голосом. — Так это и есть колье, которое потеряла твоя мать?

Она не нашла в себе сил, чтобы ответить, лишь молча кивнула.

— Но это замечательно!

Он взял колье в руки и внимательно осмотрел камни.

— Так это — твое колье… — повторил он. — Какое совпадение!

— Как оно попало к тебе? — спросила она.

Он окинул ее пристальным взглядом.

— Как оно попало ко мне? — переспросил он. — А кто тебе сказал, что оно вообще попало ко мне?

— Я нашла его в твоем кармане, — ответила взволнованно Эдит. — О, Гилберт, скажи мне всю правду! Как попало оно к тебе?

Помолчав, Гилберт сказал:

— Я нашел его.

Она не удовлетворилась его ответом и повторила свой вопрос.

— Я не могу тебе этого сказать, — произнес Гилберт. — Ты, очевидно, предполагаешь, что я украл его? Ты думаешь, что я взломщик?

Лицо его приняло жесткое выражение.

— Я читаю это в твоих глазах, — продолжал он. — Ты объясняешь себе мои отлучки из дому, мое таинственное поведение тем, что я избрал себе какое-то подозрительное занятие…

И он неожиданно расхохотался.

— Отчасти ты права. Но я не стал взломщиком, — продолжал он. — Я даю тебе слово, что никогда в жизни не взломал ни одного несгораемого шкафа! Честное слово, я никогда не похищал ни единого предмета у… — и он запнулся, словно испугавшись, что может сказать лишнее. Но Эдит стремительно ухватилась за соломинку.

— Это действительно так? — и она положила ему руку на грудь. — Это правда? Знаю, я сошла с ума, это непростительно — выдвигать против тебя подобные обвинения, но… мне могло казаться…

— Да, могло казаться, — подтвердил он серьезно.

— Неужели ты мне не скажешь, как колье попало к тебе в руки? — настаивала Эдит.

— Повторяю, я нашел его. И это правда. Я не собирался… — и он снова замолк. — Я нашел его на дороге…

— И тебя не удивила такая находка, ты не счел нужным сообщить о ней полиции?

Он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я не был удивлен тогда и не счел нужным сообщить о своей находке полиции. Когда же за обедом зашел разговор о колье, утраченном твоей матерью, мне показалось странным, что эта утрата совпала с моей находкой. Поэтому я решил сложить колье в маленькую шкатулку и отослать в полицию…

Они взглянули друг на друга. Он держал колье в руке и машинально поигрывал им.

— Так что же нам теперь делать? — спросила она. — Возможно, теперь ты последуешь своему первоначальному намерению и отошлешь колье в полицию?

Он не отвечал, размышляя.

— О! — воскликнула она, вспомнив о чем-то. — Ведь я получила за него триста фунтов в качестве компенсации!

— Триста фунтов? — и он снова испытующе осмотрел колье. — Но оно стоит гораздо дороже.

В нескольких словах она объяснила ему все, что произошло.

— Я очень рад, что во всем виноватой оказалась твоя мать. Я был бы неприятно поражен, если бы узнал, что ты занялась биржевыми спекуляциями.

— Тебе было бы это неприятно? — быстро спросила Эдит.

— Да, — ответил он. — Вполне достаточно, если спекулирует один человек из членов семьи.

— А ты много спекулируешь, Гилберт? — спросила она.

— Нет, немного, — ответил он серьезно.

— Биржевые дела — всегда спекуляция, — заметила она.

— Я вынужден зарабатывать для тебя деньги, — заметил он довольно резко.

Никогда она не слышала от него столь резких слов, и слова эти задели ее.

— Прости меня, — сказал он мягко, заметив, какое впечатление произвели на нее его слова, — Я знаю, что был слишком резок, но я не хотел тебя обидеть. Я ощутил в себе некоторое озлобление против несправедливости судьбы… Ты возьмешь колье себе или хочешь, чтобы я хранил его?

— Я возьму его себе, — сказала Эдит. — А ты разве не хочешь сообщить полиции о том, где ты нашел его? Быть может, это помогло бы ей напасть на след грабителей.

— Нет, — ответил Гилберт. — Я не хочу навлекать на себя гнев этой ужасной шайки. Я знаю, что она опаснее и сильнее всякой другой. Но сейчас около половины одиннадцатого, — сказал он, взглянув на часы, — и я должен тебя покинуть…

Он протянул ей руку, и она удержала ее в своей руке несколько дольше, чем обычно.