По-видимому, взломщики забрались в контору накануне, после окончания рабочего дня, и проработали весь вечер, а, может, и до поздней ночи. Они успешно потрудились над удалением замка несгораемого шкафа, но что-то помешало им закончить работу, потому что они исчезли, даже не захватив с собой инструменты. То был не первый их взлом в Сити. В течение последних шести месяцев Сити так и лихорадило от дерзких ограблений, из которых большинство были удачными.

Так как взломщики были хорошо осведомлены о том, что хранилось в этом несгораемом шкафу, то полиция сконцентрировала свое внимание на трех совершенно безобидных совладельцах небольшой маклерской конторы. Но, несмотря на все усилия, попытки установить связь между этими людьми и теми, кто взломал несгораемый шкаф, оказались безрезультатными.

Лесли вспомнил, как он шутя предложил Гилберту Стендертону попытаться заработать вознаграждение, объявленное двумя фирмами на случай обнаружения преступников и возвращения похищенных ценностей.

— В конце концов, — сказал он ему, — вы с вашей проницательностью и фантазией были бы идеальным сыщиком.

— Или вором, — проворчал тогда Гилберт.

Он был в скверном настроении, так как его по-видимому тяготили изменившиеся к худшему материальные обстоятельства.

…Закончив осмотр шкафа и распрощавшись со своим компаньоном и полицейским инспектором, Лесли направился в свой «Просцениум-клуб». Там его ожидала телеграмма. Он распечатал ее и, ознакомившись с содержанием, удивленно поднял брови. Телеграмма гласила:

«Должен сегодня после обеда переговорить с вами. Встретимся в четыре часа — станция Чаринг-Кросс. Гилберт».

Ровно в назначенный час Лесли был на вокзале. Гилберт ожидал его под большими часами.

— Боже мой, что с вами? — спросил Лесли, взглянув на его лицо.

— Что со мной?.. — переспросил резко Гилберт. — Ничего…

— Быть может, с вами случилось что-нибудь неприятное? — озабоченно осведомился Лесли. Он искренне был привязан к своему другу и был полон желания помочь.

— Неприятное? — Гилберт горько усмехнулся. — Дорогой друг, все, что совершается сейчас вокруг меня — неприятно. Я не вылезаю из неприятностей… У меня будет к вам просьба, — быстро продолжал он, — вы как-то говорили со мной о деньгах… Так вот, я уяснил всю тяжесть моего положения, и теперь я должен добыть любым путем денег. Причем, как можно скорее…

Гилберт говорил быстро, деловым тоном, и в его голосе звучала решимость.

— Я хотел бы от вас получить информацию об акциях, облигациях и прочих бумагах, — продолжал Гилберт. — Прошу вас, просветите меня на этот счет, расскажите все, что знаете.

— Мой дорогой! — ответил Лесли. — Черт вас побери, — чего ради ломаете себе голову над всем этим? Сейчас же ваш медовый месяц! Кстати, где ваша супруга?

— Она осталась дома, — быстро ответил Гилберт. Он не испытывал ни малейшего желания говорить о ней, и у Лесли оказалось достаточно такта для того, чтобы не задавать ему больше никаких вопросов.

— Я могу вам сообщить все, что мне известно, но мне не ясно, что же именно интересует вас.

— Меня интересует вопрос о помещении капитала. Я хотел бы получить сведения, на основании которых мог бы иметь двадцать тысяч годового дохода.

Лесли застыл на месте и изумленно посмотрел на своего друга.

— Вы в своем… — начал он.

Гилберт несколько принужденно улыбнулся.

— В своем ли я уме, хотели вы спросить? — закончил он вопрос за своего друга. — О да!

— Но разве вам неизвестно, что для того, чтобы получить на такую сумму столько процентов, вам надо располагать капиталом в четверть миллиона фунтов?

Гилберт кивнул.

— Да. Я знаю, что примерно такая сумма понадобится мне для того, чтобы иметь доход в этих размерах. Я бы хотел, чтобы вы в течение сегодняшнего вечера составили для меня список надежных бумаг, которые мне необходимо приобрести, чтобы мои наследники имели гарантированный доход в вышеупомянутой сумме.

— Послушайте, Гилберт, неужели действительно было необходимо вызывать меня в жаркий летний день на этот отвратительный вокзал для того, чтобы обсудить фантастический план размещения каких-то вкладов?

Однако что-то неуловимое в облике Гилберта подсказывало ему, что все это отнюдь не шутка.

— Значит, все это серьезно? — переспросил он.

— Разумеется, серьезно.

— В таком случае я составлю для вас полный список. А что, собственно говоря, произошло? Дядюшка изменил свое решение?

Гилберт покачал головой.

— Не думаю, чтобы он уже когда-либо изменит свое решение, — сказал он. — Сегодня я получил извещение от его секретаря, в котором до моего сведения доводится, что здоровье дяди сильно пошатнулось. Право, мне его очень жаль…

И в его голосе прозвучало искреннее сожаление.

— Он очень порядочный человек, — добавил Гилберт.

— Но это еще не основание для того, чтобы завещать все свое состояние какому-то заведению для собак, — заметил Лесли. — Однако, чего ради заставили вы меня явиться на этот вокзал, когда ваш клуб находится здесь же, за углом?

— Да, это так, — ответил Гилберт, — но… Я скажу вам всю правду, я… собираюсь выйти из клуба.

— Что такое? Выйти из клуба? Теперь-то, надеюсь, вы мне скажете, что все это означает? Быть может, вы собираетесь также отказаться от вашей должности в министерстве иностранных дел, господин Крез?

Гилберт улыбнулся.

— Я уже отказался от своей должности, — спокойно заметил он. — Я должен располагать временем для своих личных дел, — продолжал он. Вам трудно свыкнуться с мыслью, что у меня завелись дела, мой дорогой, — он мягко положил свою руку на плечо Лесли, — но это так. И поэтому я действительно нуждаюсь в вашем совете. Но только в совете…

— Это, видимо, означает, что мне не следует совать свой нос в ваши дела, пока меня специально не попросят об этом… Прекрасно, — сказал Лесли. — А теперь идемте-ка в мой клуб. Надеюсь вы не все клубы возненавидели?

Гилберт уклонился от ответа, и возобновили свою беседу они лишь тогда, когда очутились в просторной курительной клуба Лесли.

Два часа подряд Гилберт дотошно расспрашивал Лесли и тщательно заносил на бумагу полученные от него ответы. Лесли добросовестно пытался удовлетворить жажду, внезапно обуявшую его друга, никогда не проявлявшего интереса к биржевым делам.

— Я и не предполагал, что так мало знаю, — сказал молодой человек после того, как Гилберт занес на бумагу последний его ответ. — Сколько вопросов вы мне задали! Вы врожденный экзаменатор, Гилберт!

Тот слабо улыбнулся и спрятал листок с записями в карман.

— Надо вам сказать, — произнес он, — что я сегодня утром составил свое завещание, и буду просить вас быть моим душеприказчиком.

Лесли изумленно воззрился на него.

— Вы самый большой чудак из всех, которых мне приходилось встречать в своей жизни, — сказал он смущенно. — Вы лишь вчера женились, а сегодня уже бродите с печальным лицом, словно факельщик из похоронного бюро… Поспешили зачем-то составить завещание… Теперь целых два часа вы расспрашивали меня о ценных бумагах, толковали о биржевых тонкостях… Очень оригинально!

Гилберт снова улыбнулся, затем пожал Лесли руку и направился к выходу.

— Я еду в Сент-Джонс-Вуд, — сказал он на прощанье приятелю. — Полагаю, что вам со мной не по пути…

— Мне очень приятно слышать, что вы едете именно в Сент-Джонс-Вуд, — заметил Лесли, насмешливо улыбаясь. — А я было опасался, что вы поедете в какой-нибудь крематорий или похоронное бюро!

Вернувшись домой, Гилберт застал свою жену в кабинете. Эдит сидела в глубоком кресле. От волнений вчерашнего вечера не осталось и следа. Она приветливо улыбнулась ему. Эдит почувствовала, что начинает уважать его, оценив самообладание, не покинувшее его даже в ту ужасную минуту объяснения…

…За завтраком он приветливо поздоровался с ней, но она не сомневалась в том, что ему пришлось пережить тяжелую, бессонную ночь — это было видно по его усталым глазам и напряженному голосу…