— Еще один вопрос, и я уйду, мистер Паркер.

— О`кей. Что еще вы хотите знать?

— У вашей жены были долги?

Изумлению Эдгара Паркера, казалось, не было предела.

— Насколько мне известно, не было. Пустяки какие-нибудь, в магазине. Но при чем здесь это?

— Какой-нибудь большой долг, важный.

— Исключено. А что, по-вашему…

Аликино покачал головой.

— Очень серьезный долг.

Глаза человека вспыхнули.

— Я понял. Вы хотите сказать — закладная на недвижимое имущество.

— Я хочу сказать — долг, который можно оплатить только смертью.

— Вы абсолютно на ложном пути, мистер Маскаро. Джейн происходила… происходит из хорошей семьи. Она образованна и воспитанна. Это исключено, она не могла оказаться замешанной в какую-нибудь грязную историю.

— Я не это хотел сказать. — Аликино вздохнул. — Наверное, мне не удается объяснить свою мысль.

— И в самом деле, не понимаю вас.

Аликино пристально посмотрел в маленькие глаза человека:

— Если бы я сказал вам, что имею в виду долг судьбе, року, предначертанию, или как там дьявол называет такие понятия, вам было бы яснее?

Эдгар Паркер отступил на несколько шагов. Он уставился на Аликино, но, казалось, смотрел сквозь него, словно тот вдруг сделался прозрачным.

— Не буду больше беспокоить вас, — сказал Аликино и направился по дорожке, которая вела вдоль дома к выходу на улицу. Прежде чем исчезнуть за углом, он обернулся. — Я все думаю об одном, мистер Паркер. Теперь, когда вашей жены больше нет в живых, вы остались целым человеком, не половиной.

Несколько дней спустя Аликино прочитал в «Нью-Йорк Кроникл» сообщение об аресте федеральной полицией Эдгара Паркера. За его домом в огороде на глубине одного метра нашли труп Джейн Паркер, которая была задушена. Возле тела женщины был найден чудовищно изуродованный ребенок. В земле были закопаны его брюшная полость и нижние конечности. Другая половина тела была обнаружена в морозильнике, в подвале. Таким образом можно было установить, что это было тело единственного ребенка супругов. Эдгар Паркер сознался в двойном убийстве.

Аликино отложил газету, достал из ящика письменного стола страницы, написанные компьютером об ОД Джейн Паркер. Вместе с сообщением газеты складывалось целостное повествование о судьбе Джейн. Аликино вспомнил, какое удивительное чувство восхищения пережил он в тот день, когда Memow оказал ему свою феноменальную услугу.

Однако теперь, когда он вновь изучил эти материалы, ему бросился в глаза один недостаток, один явный пробел — в рассказе компьютера никак не отразилось безумие Эдгара Паркера, более того, создавалось впечатление, будто сумасшедшей была она, только она, Джейн. Очевидно было, что сведений, касающихся мужа, имелось недостаточно, и поэтому реальность, воспроизведенная машиной, оказалась неполной, если не сказать вывернутой наизнанку.

Полученные результаты представлялись несомненно значительными, но до совершенства было еще далеко. Собственный опыт подсказывал Аликино, что любую работу, даже самую заурядную, всегда можно выполнить лучше. Нет такого результата, который невозможно было бы превзойти, и не существует — в абсолюте — некоего предела. «И потом, — сказал себе Аликино, возвращаясь к игре, к спору, возбуждавшему его, — возможно, жизнь слишком сложна для воспроизведения ее перипетий интеллектом машины».

Красным миганием Memow призвал своего оператора к его обязанностям хорошо оплачиваемого — тридцать шесть тысяч долларов в год — служащего гигантской «Ай-Эс-Ти».

— Эй, не стоит, — громко отозвался Аликино, словно обращаясь к человеку. — День окончен, а в моем контракте не предусмотрена сверхурочная работа.

Курсор запрыгал, словно развеселившийся на ветру листок.

Я нашел твоего человека.

Аликино кинулся к клавиатуре.

Ура! Только не говори мне, что он живет в Бразилии.

Это Франц Вейнфельд. Живет в Нью-Йорке на Стейтен-Айланд.

— Дай адрес и телефон. Я позвоню ему сегодня же вечером.

Он опять обратился к компьютеру как к человеку. Эта рассеянность заставила его улыбнуться. Он повторил свой вопрос письменно и ласково похлопал Memow по холодной спине.

Машина произвела безупречный поиск: из нескольких сотен имен, отыскивая их на разных континентах, она вычислила имя именно этого нужного человека.

В тот день, когда Аликино договорился встретиться с мистером Вейнфельдом — в последнее воскресенье сентября, — на город обрушился самый настоящий потоп.

Привычка к сидячему образу жизни побуждала Аликино отложить встречу, но он так давно искал ее, готовил, планировал, что теперь уже не мог обуздать нетерпение. Поэтому он набрался мужества и вышел из квартиры.

Миссис Молли, которую он встретил в вестибюле, с изумлением посмотрела на него:

— В такую погоду, мистер Маскаро?

— Насколько я понимаю, вас она тоже не испугала?

— Я, разумеется, и не подумала бы никуда выходить, если б не обнаружила, что у меня нет сахара. Ну да, сахара. Разве не знаете, что он необходим для яблочного пирога? А это значит, что я отложу вам хороший кусок.

— Благодарю, миссис Молли. Не представляю, что бы я делал без ваших чудесных пирогов.

— Когда вернетесь, он окажется вам весьма кстати. Если вернетесь.

Аликино посмеялся, довольный, что и сейчас не попался в ловушку, какую эта женщина всегда расставляла, чтобы узнать, куда же он отправляется. Тем временем по лестнице спустился мистер Холл, банковский служащий, что жил на втором этаже. Он был в высоких резиновых сапогах, в плаще и широкополой клеенчатой шляпе вроде тех, какие надевают моряки во время шторма.

— Вот как надо одеваться, чтобы выйти на улицу в такую погоду, — заметила миссис Молли, указывая на мистера Холла.

Тот с гримасой посмотрел на ботинки Аликино:

— Итальянские мокасины, надо полагать.

— Да.

— Как бумажные кораблики. Это уж точно.

Миссис Молли потянула Холла за рукав:

— Скажите и вы мистеру Маскаро, что нельзя так выходить на улицу.

— У меня же шляпа, плащ и зонт, — попытался оправдаться Аликино. — Думаю, этого достаточно.

— Не всегда, — продолжала женщина. — Это зависит от того, какой путь вам предстоит.

Аликино оставил без внимания столь прямо поставленный вопрос, хотя ему и нечего было скрывать. Просто досаждал покровительственный тон, с каким жильцы дома считали вправе обращаться к нему.

Но тут и мистер Холл отнесся к проблеме вполне серьезно:

— Не собираетесь же вы садиться за руль?

— Да, я как раз подумал, что в такую погоду без машины…

— Извините, но вы просто безумец. Допустим даже, что у вас не зальет карбюратор. Но разве вы не знаете, что «дворники» в такой ливень бесполезны. К тому же ничего не видно, так как потеют стекла.

Лишь бы только удовлетворить свое любопытство, миссис Молли выдвинула альтернативу. Обращаясь к мистеру Холлу, она посоветовала:

— Если направляетесь не за город, то стоит воспользоваться метро.

— Что? — вздрогнул тот. — Извините, теперь, по-моему, вы сошли с ума, миссис. Ни один нормальный человек не станет спускаться в это мерзкое чрево, которое буквально разлагает Нью-Йорк, наводняя город неграми и пуэрториканцами. Лезут отовсюду, словно ядовитые грибы. И кто виноват в этом, если не метро? Следовало бы окружить их кварталы колючей проволокой.

— Какая же я глупая, совсем не подумала, что предлагаю. Хорошо, что никогда не пользуюсь метро. И правильно делаю. Не хожу дальше трех кварталов направо и трех налево.

Мистер Холл погрузился в размышления, качая головой.

— Я хорошо знаю, что нужно делать. Идти пешком.

Миссис Молли бросила озабоченный взгляд на черные мокасины Аликино, у которых все же была толстая резиновая подошва.

— Будь у вас хотя бы сабо?

«Наверное, она хотела сказать „галоши“», — подумал Аликино.

Мистер Холл пожал плечами и, смирившись, развел руками.

— Остается только автобус.