– Опасаюсь, что и у вас скоро будет не лучше, – пообещал Полковник.
– Ну, хоть намекните, куда мы едем? – спросил Владимир Родионыч.
… – Так куда ехать? – спросил Егоров.
– Тут недалеко, – сказал Гринчук. – Только притормози вот здесь, возле киоска, купить кое-что нужно.
Капитан вышел из машины, подошел к киоску, сунул в окошко деньги и, чуть подождав, получил полиэтиленовый пакет. Когда садился в «жигули» Егорова, зацепил сумкой за дверцу. Раздался мелодичный перезвон бутылок.
– По какому поводу? – поинтересовался Егоров, трогая машину с места.
– Ехай, касатик, ехай, – махнул рукой Гринчук. – Знаешь лесопосадку сразу за трассой?
– У пруда, что ли?
– У него.
– На лоно природы потянуло?
– Дело у нас с тобой тама, милый, дело, – задумчиво сказал Гринчук.
И Егоров замолчал, поняв, что к разговорам его коллега сегодня не расположен. Гринчук слыл человеком надежным, но странным. Мог совершить самый неординарный поступок, на который ни один нормальный человек никогда не решился бы. Совершал глупость, но потом оказывалось, что глупость эта приводила к самым неожиданным, но очень эффектным результатам. Чаще всего, выходило все так, как и планировал Гринчук.
И спорить, кстати, в райотделе с Гринчуком уже давно перестали. Точно также как перестали играть с ним в карты и домино. В шахматы Гринчук играть отказывался напрочь, аргументируя тем, что фигуры неудобно прятать в рукав. И подтасовывать тоже неудобно.
«Жигули» проехали мимо блок-поста не останавливаясь, и Егоров счел это хорошей приметой. За последние два дня он вообще поверил в свою удачу и грядущее счастье. Приезд Гринчука был неожиданностью, но к неожиданностям на своей работе Егоров уже привык.
– Тут машину ставить, или дальше ехать? – спросил Егоров.
– Можно и тут, – разрешил Гринчук. – Тормози.
Егоров заглушил мотор.
Гринчук молча массировал шею, закрыв глаза.
– Жарко, – сказал Егоров, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Ага, – кивнул Гринчук.
– Так чего мы сюда прикатили?
– Встреча у меня здесь с осведомителем. Появился стукачок у меня возле Бороды, – пояснил Гринчук.
– А я тебе зачем? – спросил Егоров.
Встреча с осведомителем всегда была актом, можно сказать, интимным, присутствовать на ней постороннему всегда считалось неприличным. Опера своих стукачей не светили, а уж Гринчук особо славился своей скрытностью. Ходили слухи, что у него осведомителей чуть ли не полторы сотни, но это были только слухи. И еще свежи было воспоминания о том, как Гринчук пинками гнал молодого опера, который попытался шутки ради проследить за ним во время такой вот встречи.
Сейчас же Гринчук привез постороннего сам.
Егоров оглянулся. Никого. Место было пустынным и до этого лета, но после того, как в пруду нашли несколько трупов, люди сюда приезжать перестали. И трупы, кстати, эти попытались навесить именно на Бороду.
Кто-то умудрился заснять на видеопленку, как Борода душил очередную свою жертву. Была у него привычка собственноручно затягивать удавку на шее провинившегося подчиненного или попавшегося врага. Пленка попала в милицию, милиция пришла к Бороде…
– Ты слышал, как залетел Дятлов? – неожиданно спросил Гринчук.
– Жека?
– Жека.
– А что у него?
– В зоопарке муфлон пропал… – лениво протянул Гринчук, – ну и Жеку отправили посмотреть на предмет отказа в возбуждении. На хрена нам еще муфлона искать. Съели его уже, понятно даже и ежу.
– Однозначно, – кивнул Егоров.
– Походил Дятлов с сопровождающим по зоопарку и усмотрел, что пеликаны сидят в открытом вольере. И, что Жеку поразило, не улетают. «А чего это, – говорит Жека, – пеликаны у вас не улетают?» А потому, объясняют ему, что пеликанам крылья подрезаны. Не могут они.
– А он что, не знал? – засмеялся Егоров.
– Обычным умом, – глубокомысленно произнес Гринчук, – осознать все, чего Дятлов не знает – невозможно. Так вот, почесал Жека в репе своей и спрашивает, а у муфлона, мол, крылья были подрезаны?
Егоров от неожиданности прыснул. Гринчук кивнул.
– Да, а вот наивный служитель зоопарка не осознал, с кем имеет дело, посему честно сообщил, что крылья у муфлона подрезаны не были.
– И? – борясь со смехом спросил Егоров.
– Ну, Жека и написал им в отказе, что дело возбуждено не будет, в связи с тем, что у муфлона не были подрезаны крылья. Вчера ребята копию по кабинетам размножили. Тебе не заносили?
– Нет, – помотал головой Егоров. – Ну, Жека…
– Да, он у нас такой, лейтенант Дятлов. Он у нас еще и не такое может. Помнишь, как он протокол составлял о мужике, который на своей жене умер?
Егоров снова захохотал.
– И где твой стукач? – отсмеявшись, спросил он.
– Скоро подойдет, – пообещал Гринчук.
Машина нагрелась под солнечными лучами, Егоров открыл дверцу. Близость пруда не ощущалась совершенно.
– У тебя ствол на постоянном ношении? – спросил Гринчук, лениво прикрыв глаза.
– Да.
– А ну, дай гляну.
– Чего там смотреть…
– Ну не жмись, дай посмотрю, – Гринчук протянул руку.
Егоров достал свой пистолет и положил его на руку капитану.
Гринчук покачал оружие на ладони, словно прикидывая его вес, потом взял пистолет в руку, большим пальцем сдвинул предохранитель:
– Без патрона в стволе?
– А где ты видел идиота, который таскает на себе пистолет с патроном в стволе? – вопросом на вопрос ответил Егоров.
– Я вот, например, – сообщил Гринчук и передернул затвор. – Выходи из машины.
– Шутишь?
Пистолет грохнул над самым ухом Егорова, пуля ударилась в ствол дерева слева от машины. Егоров взвыл от неожиданности.
– Я говорю – из машины, – сказал Гринчук, и Егоров понял – капитан не шутит. – Выходи строиться. И не вздумай бежать.
Егоров облизал разом пересохшие губы. Он помнил, как Гринчук в тире демонстрировал стрельбу в движении. В опера Гринчук пришел из спецназа и навыки свои поддерживал постоянно.
– Аккуратно вылезаем из машины, – сказал Гринчук, сопровождая каждое движение Егорова стволом пистолета, – и садимся на травку спиной к дереву. А мы тем временем…
Капитан извлек из кармана наручники и приказал Егорову защелкнуть их на щиколотке правой ноги.
– Смотрел французский фильм «Продажные»? – спросил Гринчук присаживаясь на водительское сидение «жигулей» напротив Егорова.
Локоть правой руки с пистолетом он положил на руль. Дуло уставилось между глаз Егорова.
– Так смотрел? – переспросил Гринчук.
– Нет, – прошептал Егоров. – Ты с ума сошел?
– Так вот в этом фильме полицейский показал своему молодому напарнику, что с браслетом на ноге далеко не убежишь. Это я так, на всякий случай.
Рядом с ними, возле самых ног Егорова, пробежала серая по причине летнего времени белка.
– Так о чем это я? – Гринчук проводил зверька взглядом и почесал левой рукой кончик носа. – Ах, да, о стукачах. Ты в курсе, что Бороду сегодня утром отпустили?
– Отпустили? – попытался удивиться Егоров.
– На все четыре стороны. Кассетка накрылась. Единственное доказательство его вины пропало из кабинета в райотделе милиции. И у Гены Загоруйко будут очень большие проблемы. Не уберег и так далее. Правда, грустно?
Егоров напрягся.
– Да ты не принимай все это слишком близко к сердцу, Валечка, – улыбнулся одними губами Гринчук. – Тебя это не коснется никак. На тебя никто и не подумает даже.
– А что на меня думать? – выдавил Егоров, лихорадочно пытаясь понять, что именно задумал ненормальный капитан.
– Дай-ка мне свое удостоверение, – попросил Гринчук.
– Зачем?
– Я могу его и сам забрать, потом, но не люблю в карманах покойников копаться. Брезгую, – спокойно пояснил Гринчук.
Очень спокойно. Настолько спокойно, что Егоров сразу поверил ему и торопливо достал из кармана удостоверение и бросил капитану.
– Дурацкая жизнь, – покачал головой Гринчук. – Один капитан милиции целится в голову другому капитану милиции. Как в плохом иностранческом кино. А ведь мы с тобой, Валя, очень похожи. Местами. Я бы сказал, диалектически похожи. Я старше тебя почти на десять лет, но оба мы капитаны. У меня карьера не клеится, у тебя идет успешно, но обоим нам майорами не быть. Обидно?