От злости и досады Тучная Королева разразилась молниями, но, будучи перевернутой, выпустила все заряды в небо и добилась только того, что сбила с пути несколько спешивших к земле солнечных лучиков. Не давая Королеве опомниться и вернуться в нормальное положение, Жирар дунул снова, отгоняя тучу прочь. В ответ доносились злобные раскаты грома, но он дул и дул до тех пор, пока расплывчатая физиономия не пропала из виду.

В других обстоятельствах великан тут же выбросил бы зловредное пыхало из головы, но сейчас невольно подумал о том, не столкнулась ли с этой неприятностью его Джина. Ветер, особенно холодный, действует на женщин хуже, чем на мужчин, да и по части настоящего пшика они слабее. Вдруг ей не удалось отогнать облако дуновением и бедняжка простудилась?

От размышлений на ходу великана оторвало появление далеко впереди новой фигуры. Быстро вырастая, она принимала угрожающие размеры. Это оказался сфинкс, одно из немногих живых существ, сопоставимых по величине с великанами. Обычно сфинксы лежат себе в теплом песочке и дремлют, но будучи разбуженными, выказывают весьма скверный характер. Этот явно не спал, и от встречи с ним было желательно уклониться.

Жирар и уклонился, но в результате едва не столкнулся с птицей Рок (иногда ее еще называют птицей Pyx) — еще одним существом, размерами под стать великану. Хуже того, сфинксы и рухи лезли из-за горизонта как тараканы. Великан двинулся таким размашистым шагом, что чудовища поотстали, но преследования не прекратили. А поскольку со всей оравой ему явно было не сладить, пришлось припустить бегом.

Но тут оказалось, что равнину перегораживает стена.

Понимая, что стоит ему остановится, на него тут же навалится вся свора преследователей, Жирар, опять же по-великански, побежал прямо на стену, даже не сбавив ходу.

Степа, понятное дело, разлетелась по камешкам, и великан, сделав по инерции лишний шаг, угодил ногой в очаровательный пруд, где нежились два десятка страстных, любвеобильных русалок. Пруд расплескался. Русалки отчаянно завизжали.

— Вы чего верещите? — растерялся великан.

— Ах ты, дубина неотесанная! Орясина бестолковая! — кричали водяные девы. — Вломился, как сумасшедший, студийные перегородки порушил, декорации испортил. Из-за тебя вся репетиция насмарку!

— Декорации? Репетиция? — не понял Жирар.

— Ну да. Мы репетировали страшный сон, предназначавшийся для одного женоненавистника, — пояснила одна из них. — По сценарию он должен был свалиться в воду, а мы.., хи-хи.., залюбить его до смерти. А ты, тупица, весь пруд расплескал, где нам теперь его.., хм… — Она сердито выгнула хвост.

— Студийные перегородки? — так же тупо выговорил великан.

— А как, по-твоему? Каждая сцена отрабатывается в своей студии, своей труппой, па своих декорациях. Только не знающий своей роли невежда вроде тебя может вот так взять да и вломиться. Ты мне всю сцену испортил, и по содержанию, и по форме.

Великан посмотрел на нее с недоверием. Русалка раскраснелась от гнева, мокрые волосы разметались по плечам, но с формами у нее все было в полном порядке. По этой части он явно ничего не испортил.

И тут рядом с обмелевшим прудом невесть откуда появился могучий черный жеребец, и все присутствуюшие восприняли его беззвучный, но суровый вопрос:

— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

— Не виноватая я! — заголосила русалка. — Этот дуболом вломился сюда невесть откуда, перегородку снес, воду выплеснул. Декорации всмятку, ты только глянь, а у нас сроки, и…

Глаза вороного коня замерцали, словно подсвеченные изнутри: стена мгновенно восстановилась… И оказалось, что с этой стороны ее не было. Никакой стены: пруд, на берегу сад и ничего больше. Кстати, и пруд был полон до краев.

— Ой! — взвизгнула русалка. — Женоненавистник-то наш уже идет. Девочки, полная готовность. Сейчас наш выход.

Русалки, торопливо приводя в порядок растрепанные кудри, распределились по местам. Голосистая прима уселась на мокрый валун и приняла позу, делавшую ее формы еще более впечатляющими.

Потом все исчезло, и великан оказался посреди унылой, голой равнины. Он чувствовал некоторую досаду: было бы любопытно посмотреть, как русалки уморят этого женоненавистника своей любовью. Если вдуматься, смерть не самая худшая. Но интересно: что это за зверь «женоненавистник?»

В его родных лесах таких не водилось.

— Это не зверь, а человек, — ответил на его невысказанный вопрос появившийся перед ним жеребец. — Мужчина, который терпеть не может и всячески избегает женщин.

Конечно, настоящего женоненавистника здесь пет, девушки проделают всю сцену с дублером. Но готовый сон получится очень реалистичным, так что когда его доставят по назначению, бедолага натерпится страху.

Это многое объясняло, хотя оставались невыясненными некоторые любопытные подробности. Например, за раз женоненавистника сможет отлюбить только одна… Ну, при известной изобретательности, две русалки. А значит…

— Зачем ты сюда явился? — прервал его размышления жеребец.

Великан выложил все как было: про мальчика, попавший не по адресу сон и свою красавицу.

— Я должен найти ее, — заключил он. — Без нее мне не жить.

Жеребец заржал.

— Ну ты и простофиля. Ее нет. Это просто фикция.

— Что?

— Иллюзия. Причем одноразовая, созданная только для того сна. Что-то вроде движущейся декорации.

— Но я ее видел!

— Конечно, видел. Но ведь видел-то где — во сне! А наяву она существует только в твоей памяти.

— Погоди. Сон — сном, тут вообще сонное царство, но как насчет этих русалок? Ты хочешь сказать, что они тоже…

— Нет, русалки настоящие. Это постоянная труппа, они у нас в штате. На русалок заказов хоть пруд пруди, — недаром их полный пруд — и они заняты во многих снах. А держать настоящую великаншу ради одной-двух сцен слишком накладно. Поэтому, если возникает потребность, мы, как говорится, ad hoc, создаем одноразовую иллюзию. Такую, как твоя красавица. Но это даже не привидение, а так… Пустое место.

— Ничего не пустое, — возразил Жирар. — Как это «пустое», если я ее люблю.

— Пустое! — Стукнул копытом жеребец. — Такое же пустое, как твоя башка, болван! Убирайся, откуда пришел, и не донимай нас своей дурью!

Надо сказать, что великаны, как правило, не отличаются особым умом, но почему-то очень не любят, когда их называют болванами. И Жирар уже начинал сердиться.

— Так ты хочешь сказать, что я не увижу своей Джины?

Жеребец иронически фыркнул.

— Мало того, что втрескался в фикцию, так еще и имечко ей придумал Валяй домой, дубина стоеросовая!

Такого Жирар стерпеть не мог. Он чуть не лопнул от ярости, но жеребец благоразумно исчез, оставив великана посреди голой равнины. Однако тот уже приобрел некоторый опыт и знал, что бескрайний простор не более чем иллюзия, а на самом деле повсюду натыкано перегородок. Они невидимы, потому что их заколдовали или покрасили под цвет воздуха, но если он побежит, то непременно какую-нибудь стопчет. И правильно сделает — этот чванливый коняга ничего лучшего не заслуживает. А ломая стеночку за стеночкой, Жирар, вполне возможно, найдет и Джину. Он ее видел и любит, — значит, она есть!

А все остальное враки, как говорит этот жеребец, одна фикция!

Великан припустил бегом. Равнина задрожала под его ножищами, и, как и следовало ожидать, через несколько шагов он налетел на первый барьер. За рухнувшей стенкой обнаружился, невероятно завлекательный с виду — так и просился в рот — леденцовый дом. Жирар мог бы умять его в один присест, но его предупредили, что ежели в сонном царстве чего отведаешь, так навек там и останешься. У него имелся запас собственной провизии — печенье, сыр и бренди — так что голода до поры бояться не приходилось. Конфетный домик остался позади.

Следующей оказалась перегородка из сахарного тростника. Свалив ее, великан вступил прямо в гнездо извивающихся щупалец, наградил их парой пинков и взбежал на горный склон, кишмя кишевший гоблинами. Те заорали и принялись швыряться в великана всякой дрянью, но он, уделив им не больше внимания, чем назойливым мухам, неудержимо стремился дальше. Плевать ему, что этот гривастый толкует насчет фикций. Джина где-то здесь, и, чтобы найти ее, он, если надо, снесет все перегородки!