Дорманож закричал, махнул мечом, указывая направление, послал парда в толпу. И тут кто-то из черноповязочников, а может, и расхрабрившийся горожанин перерезал поджилки Дорманожеву зверю. И пард, вместо того чтобы прыгнуть вперед, взвыв, осел назад и повалился на бок, а его всадник бесславно свалился на чей-то труп и забарахтался, пытаясь избавиться от поясного ремня.

Воины мигом окружили своего командира. Кто-то, наклонясь, с седла, добил покалеченного зверя. Минуты не прошло, как Дорманож снова оказался в седле. Но минуты хватило. Имперец и бандиты со своим грузом исчезли так же бесследно, как чашка воды, вылитая в реку.

– Ты упустил его! – тоном обвинителя заявил маг.– Я дважды отдавал его в твои руки – ты его просрал. Сегодня он сам залез в капкан – и ты опять его просрал, безмозглый хуридит!

– Я самолично пристрелил второго,– буркнул Дорманож, сам удивляясь, почему не разрубит этого сморчка надвое.

– Твои псы умнее тебя! – зашипел маг, подбежав к Дорманожу и задирая голову – риганец был выше него почти на локоть.– Я всегда знал, где имперцы, потому что золотая серьга второго горела, как маяк. Серьга Морской богини! Та самая, что прикарманил твой солдат во время налета!

– Я не знал,– огрызнулся Дорманож.– Ты не предупредил меня.– Он изо всех сил пытался возбудить в себе гнев, но мерзкий колдун словно выпил из него мужество.– Я накажу вора.

– Дурак! Он уже труп. Неужели ты думаешь, что я оставлю магическую серьгу грязной хуридской крысе? Мне не нужен дохлый морячишка! Мне нужен живой Рус!

Маг отскочил и быстро, как паук, забегал по комнате. Дорманож проклинал тот день, когда чародей влез в его жизнь. Прав, прав великий Туск, повелевший вешать всякого, заподозренного в колдовстве. Величайший, почему он не может прикончить это мерзкое отродье?

– Во имя древних сил! – восклицал между тем чародей.– Почему я связался с этой коричневой немочью! Слушай, ты! – Чародей вновь обратил к Дорманожу сморщенное личико.– Ты найдешь мне этого имперца! Если через неделю ты не передашь его мне, ты сдохнешь! И сдохнешь так, что с тобой не поменяется и конгайский стражник, попавший в лапы омбамту.

Чародей взмахнул рукой и исчез с громким хлопком. Запах прогоревшего огненного зелья повис в воздухе.

«Почему я его не убил?» – в третий раз спросил себя Дорманож.

– Они все-таки убили тебя,– проговорил Данил, касаясь холодной щеки.– Все-таки убили. Но я отомщу.

– Не знаю, стоит ли мстить? – осторожно заметил Сожри-Всё. Он был обязан светлорожденному, но идея войны со Святым Братством ему не улыбалась. Укусить и отпрянуть – одно, а затевать большую драку – совсем другое.– Ты не можешь в одиночку перебить всех коричневых. Ну, прикончишь десяток, что толку? Монахи – как крысы. Сколько их не бей – меньше не становится. Скажи лучше, что делать с дочкой Гривуша? Если она и впрямь колдунья – я не могу оставить ее у себя. Рано или поздно ее прикончат мои же люди. Не любят колдунов, дурачье. А жаль! Красивая девка. Я бы с ней повозился!

– Яйца отрежу,– холодно произнес Данил.

– Да я пошутил! – воскликнул однорукий атаман.

От этого имперца всего можно ожидать. Убить его, что ли? Но такого разве убьешь.

– Я возьму ее с собой,– сказал Данил.– Ты дашь мне все, что требуется. И похоронишь Руджа.

– Похороню, как собственного брата! – заверил Сожри-Всё.– И дам тебе трех хороших пардов, припасы и проводника до Мирсора. Но я хотел бы получить перстень Отца-Взымателя, ты дашь мне его?

Вместо ответа Данил стянул перстень с пальца и протянул хуридиту. Тот, обрадованный, тут же спрятал его в пояс.

– Я научу тебя тайным знакам «черных повязок»,– пообещал атаман.– От лесных ребят тебя это не спасет, но в городах можешь рассчитывать на помощь. Не бесплатно, зато без обмана. И вот что – уезжай прямо сегодня!

– Спроваживаешь? – недобро усмехнулся светлорожденный.

– Да! – честно признал атаман.– Тебя начнут искать. Худо будет, если узнают, что я тебя спрятал. Кто-нибудь из моих может проболтаться.

Тут он приврал. Ни один из черноповязочников не рискнул бы донести. Предателя всегда находили, и путь его к смерти начинался с того, что предателя заставляли съесть собственный, вырванный раскаленными клещами язык. Но искать Данила будут. Весь Кариомер перероют – от чердаков до подвалов.

– Я дам тебе денег,– сказал Сожри-Всё.– Только уезжай. Как только девушка проснется, садитесь в седла и отправляйтесь.

– Она сможет усидеть в седле? – усомнился Данил.

– Мой лекарь сказал – сможет. Вечером.

– А стража?

– Мои заботы.

– Смотри,– предупредил Данил.– Выдашь – умрешь.

– Я себе не враг,– ответил Сожри-Всё.

Тот Данил, которого атаман встретил на постоялом дворе, был смертельно опасен. Но воин, стоявший сейчас у мертвого тела Руджа, страшнее стократ. Потому что переступил незримую черту. В глазах светлорожденного жила смерть.

Конец второй части

Проводника звали Спот[12]. Тощий малый с подвижным маленьким личиком. Себе на уме. От Данила и его спутницы старался держаться подальше. История о том, как убили Смерть-Бочку: два вырванных сердца, дюжина бойцов, зарезанных будто мимоходом,– расползлась по Кариомеру, обросла подробностями. Суток не прошло, а слухи уже превзошли правду настолько, насколько дракон превосходит урга-падальщика. Демон и колдунья. Проводника можно понять – компания не из тех, какие выбирают добровольно.

Три всадника ехали по тайной тропе между черными стволами. Пардов не гнали – путь дальний. Данил ехал замыкающим. Правило Проклятых земель: магхар хватает последнего. Светлорожденный смотрел, как покачивается в седле закутанная в плащ всадница, и думал о Рудже, вот так же ехавшем впереди всего лишь несколько дней назад. Он вызывал из памяти день за днем – с того самого утра, когда впервые вступил на палубу «Баловня ветров». Вспоминал, как Рудж учил его именам парусов, прибавляя к каждому имени забавную историю. Или тому, как по цвету воды определить безопасный фарватер. Рудж был человеком моря. Но Данил выбрал сушу, более привычную для него самого. И жив. А Рудж, который во всем полагался на светлорожденного,– мертв.

Тропа расширилась, и Данил послал парда вперед, поравнявшись с Ниминоа. Девушка ехала, уронив голову на грудь. Плечи опущены, ноги не упираются в стремена, взгляд устремлен в серую холку парда. Данил хотел сказать ей, чтоб села правильно, иначе сотрет кожу, но не сказал. Разве это по-настоящему важно? Широкий коричневый плащ полностью скрывал ее фигуру, а край плаща – большую часть лица. Только маленький верховой сапог, выглядывающий из-под полы плаща, мог выдать, что всадница – женщина. Данил молча ехал рядом. Он знал: Ниминоа – единственный близкий ему человек на тысячу миль вокруг. И она была – как мертвая. Вялые движения, остановившийся взгляд. Казалось, душа покинула ее. Ниминоа делала то, что говорил Данил, отвечала, когда он спрашивал. Но – как морос[13]. От вида ее потухших глаз у Данила сжималось сердце. Лекарь, которого привел Сожри-Всё, осмотрел девушку очень тщательно и не нашел серьезных повреждений. Но он говорил о теле.

Губы Ниминоа шевелились. Данил прислушался. Одна и та же фраза: