Миссия выполнена, поэтому бабушка тут же капитулирует, не желая больше дышать сыростью, к которой я уже так привыкла.

Торопливо развязываю ленточку, стоит двери захлопнуться. Нетерпение смешивается с любопытством, ладошки потеют. Интересно, для Вив мама тоже что-то приготовила? Да и к тому же, как она могла что-то приготовить, если смерть ее была абсолютно неожиданной..? Или… нет. Нет. «Это абсолютно глупая и абсурдная мысль, Эбигейл», – одергиваю себя. Мы же не в детективном и загадочном романе, где куча тайн, и все ведут двойную жизнь, скрывая множество вещей.

Покончив с упаковкой, задерживаю дыхание из-за непонятного страха и медленно снимаю крышку с матовой потрепанной коробочки. Представляю, что мама сама вручает мне подарок. Представляю ее такую добрую нежную улыбку, ее крепкие объятья и тихий мелодичный голос, похожий на звук весенней капели. Блеск камня обрывает красивую картинку иллюзии и старых воспоминаний. Да, на темно-бордовой шелковой подушечке едва заметно светится черный сапфир. Взяв самоцвет в руки, замечаю, что он инкрустирован в кольцо – такое же темное с синими поперечными вставками и изящно изрезанное различными завитками, напоминающими стебли терна. Я прекрасно знаю, что золото подобного цвета – большая редкость, и ювелиры умело хранят рецепт его создания в строжайшем секрете. «Можно выручить огромные деньги за эту красоту, подобные вещи оторвут с руками и ногами… Нам ведь нужны деньги…» Нет. Запрещаю себе даже думать о подобном. Это – крупицы, что хранят воспоминания о давно утерянном. И я не могу расстаться с ними за какие-то ничтожные бумажки, что в сравнении с памятью не стоят и цента. Так смерть мамы просто обесценится, будет напрасной.

Кручу украшение в руках, ощупывая каждый вырезанный листочек, и вдруг замечаю мелкий рисунок с внутренней стороны – едва заметная гравировка. Подношу ближе, да, это была надпись – изящно выведенные чем-то острым буквы, что практически невозможно заметить даже с небольшого расстояния. «Каждая проходящая минута – еще один шанс всё изменить». К чему все это?

Решаю никуда не идти в честь моего маленького праздника. «Может быть, и правда стоит дать себе хотя бы денечек на отдых». Сама эта мысль кажется какой-то безумной. Даже вспомнить не могу, когда последний раз оставалась дома, без нужды куда-либо бежать. Да и погода сегодня «скверне подобна», как любит говорить дядюшка Гия. Никогда не понимала этого старика. Как можно не любить дождь…? Монотонный звук холодных капель, ударяющихся о землю, всегда успокаивал меня. А волшебный аромат сырой почвы, смешанный с пыльцой цветущих растений, что всегда щекотал нос, я считала приятней любых духов. Когда мы с Виви были совсем маленькими, в такую погоду папа брал нас на улицу, и мы прыгали по лужам возле дома под ворчание мамы, что глядела на нас из открытого окна. Я всегда надевала такие маленькие розовые резиновые сапожки, что всегда слетали, потому что были велики на пару размеров, но так мне нравились… поэтому приходилось искать несколько пар носков.

И после каждой нашей «грязной прогулки», как папа всегда шутил, возвращались мы абсолютно и безвозвратно испачканными. Мама всегда тяжело вздыхала, недовольно поглядывая на мужа.

– Ну сколько можно… – произносила она так привычно, застирывая наши с Вив чулочки и курточки.

На это папа лишь улыбался, похлопывая меня ладонью по голове.

Это было так давно…

Складываю кольцо в карман простой белой рубашки и решаю пойти вниз. Не знаю, который час, но надеюсь, что все уже проснулись, потому что смело ступаю по скрипучим доскам пола, создавая неприятный шум.

Спустившись по лестнице, замечаю, что никто и правда не спит – Вив стоит, облокотившись на кухонный стол, попивая что-то из большой кружки, а бабуля вяжет шарф, сидя на диванчике в гостиной и размеренно качая ногой в такт какой-то песне из маленького шипящего от старости телевизора.

– Доброе утро, – обыденно произносит сестра, когда я распахиваю дверки навесного шкафа, пытаясь дотянуться до своей кружки.

Я люблю пить кофе именно из нее, даже не знаю почему. Папа отыскал ее в одной из коробок с вещами, которые наши соседи распродавали по дешевке, потому что торопились с переездом. Пару раз бедную вещицу даже порывались выбросить, ведь «она совсем негодная». Да, пара сколов и маленьких трещинок украшали фарфор, а рисунок поцарапался и почти стерся в некоторых местах, но мне это абсолютно не мешало.

– Да, да. И тебе, – отвечаю, отвлеченная процессом. И наконец пальцы цепляют серебристую тонкую ручку. «Ура».

Вздыхаю, с облегчением покручивая проверенную временем емкость. Вив оставила графин с ароматным напитком на столе. Думаю, он, может быть, даже не успел остыть. «Да мне сегодня везет», – решаю, отодвигая тяжелый стул и удобно приземляясь на него. Руки тянутся к живительной жидкости, что так необходима сейчас. Иначе боюсь, что усну прямо здесь, не дойдя до мягкой постели.

– Помнится, у кого-то сегодня день рождения…

– Не утруждайся, – обрываю наигранную речь сестры. – Сегодня – обычный день. К тому же я прекрасно знаю, что никакого подарка у тебя нет. Может показаться, что я грубая и просто ужасная, но я лишь облегчила страдания и позор Вив. Так происходило каждый год, каждый год я видела пытающуюся неказисто придумать на ходу поздравление сестру. Но «она же старается и хочет сделать приятно…» всегда объясняла бабуля. Да только вот я каждый раз слышала, что именно бабушка напоминала Вив о моем празднике. Разумеется, подготовить презент старшая сестра просто не успевала, да и желанием не горела, похоже.

Зато в преддверие дня рождения Вивьен все буквально голову ломали в поисках всего необходимого для празднества. Завидую ли я? Когда мы были совсем маленькими, лет в 6, конечно. Но сейчас, будучи взрослой, мне абсолютно безразлично. И без того забот хватает.

Какой знакомый, обезоруживающий и столь невинный взгляд голубых глаз-бусинок, так похожих на кукольные. Очередной прием, что сестра начала оттачивать еще в детстве. И он почти всегда срабатывал, честно говоря, но не со мной. Ви пытается вызвать жалость, серьезно? Думает, я злюсь. «Нет же, глупышка, мне все равно».

–Ах, Вивьен, я не злюсь. Все замечательно, спасибо за поздравление, – натянуто улыбаюсь. Все карты раскрывать не собираюсь, пусть лучше думает, что манипуляции с жалобным взором – стопроцентная схема.

Вижу облегчение на лице. Ну и отлично. Я не столь жестока, чтобы заставлять сестру мучиться от угрызений совести, если таковое явление вообще возможно. Думаю, даже если и возможно, то ненадолго – пара дней и отпустит.

Подношу кружку к губам, делая большой глоток. Терпкий вкус горячего напитка обволакивает ротовую полость, обжигая язык. Сахар. Я совсем забыла про сахар. Морщусь от горечи.

Хочу выйти на улицу, как в детстве промокая под слезами неба. Надеюсь, оно плачет от счастья. Набросив на плечи накидку, что осталась от папы, и натянув свои единственные сапоги из потертой кожи, распахиваю входную дверь. Она тоже поскрипывает, как и чердачная. Бабушка бросает мне что-то вслед, но я не успеваю расслышать, ветер уносит ее слова прочь.

Все кругом гремит и сверкает. «Раньше было веселее, пап», – размышляю вслух, небрежно пиная носком сапога первый попавшийся под ноги камень. В последние дни воспоминания давят своим ужасным нескончаемым потоком. Я перестала его контролировать, превратив тонкий ручеек в бурную реку со смертоносным течением, на которую и смотреть будет страшно… а ступить туда – просто самоубийство. Но я стою и стою точно в центре, натянув широкую улыбку. Прошло уже целых десять лет, целых десять лет, как мамы и папы не стало, десять лет, как мы переехали в эту богом забытую деревушку. Вивьен никогда не говорила со мной о прошлом, не вспоминала про родителей, наше детство. Будто этого никогда и не было, будто мне все приснилось.

Бреду по какой-то тропинке. Ни разу не замечала ее раньше, понятия не имею, куда она ведет. Под сапогами громко хлюпает грязь, шелестит высокая трава. Наверное, здесь редко ходят люди – дорожка совсем узкая, заросшая мхом и разной луговой зеленью. Ветки низких кустарников царапают ноги, мешая продолжать путь. Поле, на которое открывается вид из окна моей «комнаты» располагается с другой стороны и сейчас его совсем не видно. Здесь же было что-то похожее на топь, окруженную редким леском. Подергиваю плечами – сыро и прохладно. Одежда промокла, а влажные волосы неприятно липли к лицу и шее. «Ладно, стоит вернуться, Эбигейл», – голос разума? О нет, теперь я хочу знать, что тут, в этой самой стороне.