— Благодарю вас, агент Малдер, — быстро сказал прокурор. — У меня больше нет вопросов.

Малдер продолжал смотреть на Барнета.

А тот продолжал улыбаться. Потом взял в руки стакан с водой и сделал неторопливый глоток. Словно сидел за стойкой бара, словно не о нем секунду назад и говорили.

И тут на Малдера нашло.

— Барнет пристрелил Стива Уоленберга запросто и с удовольствием! — сказал он в микрофон, по-прежнему глядя на обвиняемого.

Сразу вскочил адвокат:

— Ваша честь, я возражаю!

— Возражение принимается, — сказала судья. — Свидетель, я лишаю вас слова!

Но Малдер ее не слышал. Он видел презрительную улыбку на лице обвиняемого, и эта улыбка действовала на него, как красная тряпка на быка.

— Стив Уоленберг был человек… У него было жена и двое маленьких детей, а ты…

Судья стукнула молотком:

— Свидетель! Пройдите на свое место! Немедленно!!!

—Ты убил его не колеблясь, как паршивую собаку! — голос Малдера задрожал от ненависти. — И потому сам должен сдохнуть как собака, сукин сын!!!

Адвокат взвился, словно его ужалила в задницу оса:

— Ваша честь, остановите его!

В зале поднялся шум. Кто-то крикнул:

— Правильно! Собаке собачья смерть!

Присяжные переглядывались между собой.

Судья принялась колотить молотком так, будто из стола перед ней вылез трехдюймовый гвоздь, представляющий непосредственную угрозу для ее жизни.

— Свидетель! Если вы не прекратите, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду! — Потом она повернулась к публике: — А если присутствующие не успокоятся, я прикажу очистить зал!

Стук молотка и крики привели Малдера в чувство. Он тряхнул головой, отодвинул микрофон и спустился со свидетельского места.

Барнет смотрел на него все с той же презрительной улыбкой.

Малдер прошел мимо, сел радом с Реджи.

— Ты что, с ума сошел? — сказал Реджи. — Что ты себе позволяешь?

Малдер не ответил — он смотрел на Барнета.

А тот, обернувшись, по-прежнему не сводил с него глаз. Потом негромко — между ними было не более шести футов — сказал:

— Я пришью тебя, малыш!

Барнет произнес эти слова спокойно, даже доброжелательно — словно поблагодарил друга за неоценимую помощь. Или пригласил его на ленч…

Но в сердце Малдера хлынула морозная волна страха. Потому что за спокойствием и доброжелательностью (как за единственной аляповатой декорацией — нищета захудалого провинциального театрика) пряталась самая настоящая, бесконечная и откровенная ненависть …

Деликатное покашливание оператора прервало воспоминания Малдер. Девушка вновь смотрела на него вопросительно. А с дисплея пялился очередной вариант Барнетовой физиономии.

— Мне нужны распечатки всех возможных трансформаций.

Малдер встал.

— Хорошо, — сказала оператор.

Открылась дверь, в лабораторию вошла Скалли. Она была заметно взволнована.

— Я тут факс получила. Из федеральной тюрьмы «Ташму»…

— Ну и?.. — вскрикнул Малдер. — Они что-нибудь обнаружили?

— Нет, просто мне вдруг пришло в голову… Ведь Джон Барнет умер от сердечного приступа, верно? Во всяком случае, так утверждает свидетельство о смерти. Я попросила ох переслать факсом его медицинскую карту. — Скалли заглянула в бумагу. — Оказывается, Барнета поместили в тюремный госпиталь с диагнозом «Инфекция правой кисти»! Никаких упоминаний об осложнениях с сердцем. — Она протянула бумагу Малдеру. — Более того, шестью месяцами ранее, после очередного планового медобследования, ему поставили печать «Абсолютно здоров»!

У Малдера от предчувствия успеха заколотилось сердце. А Скалли смотрела на него. Нет, это еще не был взгляд типа «ты был прав, а я не верила!» Но Малдер понял, что хотя бы один кирпич в возводимой вокруг стене ему расшатать удалось.

Федеральная тюрьма «Ташму»,

штат Пенсильвания

День второй

На следующее утро они отправились в федеральную тюрьму «Ташму».

К счастью, тюрьма располагалась не на Диком Западе, а совсем рядом, в штате Пенсильвания. И потому, добираясь до нее из Вашингтона, можно было вполне обойтись без заказа билетов на самолет.

Тюрьма впечатляла. Отсюда вряд ли можно было удрать без помощи со стороны. Да и в этом случае в качестве помощи пришлось бы использовать полк «зеленых беретов» при поддержке танков и артиллерии.

Охранники, открывая и закрывая замки, передавали столичных гостей по отработанной цепочке, пока последний — медбрат тюремного госпиталя — не привел их в помещение, своей белизной чрезвычайно напоминающее больничную палату. Лишь решетки на окнах говорили о том, что в палате этой лечат заключенных.

— Крэндолл, к тебе пришли! — сказал медбрат человеку, сидевшему в инвалидной коляске спиной к двери.

— Ко мне никто никогда не приходит! — Энергичным движением рук Крэндолл развернул коляску.

Это был средних лет мужчина, обладатель серых глаз, крючковатого носа, небольших усов, короткой бородки и свойственной многим инвалидам глубокой безысходности во взгляде. Впрочем, едва он заметил Скалли, как глубокая безысходность мгновенно сменилась пристальным плотским интересом изголодавшегося самца.

Медбрат вышел, и Малдер тут же вцепился в обитателя палаты мертвой хваткой:

— Вы помните Джона Барнета?

Крэндолл с явным сожалением оторвался от созерцания неожиданной гостьи:

— Еще как помню.

— Вы хорошо его знали?

— На атасе я у него не стоял, — Крэндолл фыркнул. — И штаны перед ним не расстегивал… Так, шапочные знакомые…

— Но в завещании он назвал вас своим единственным наследником, — заметила Скалли. — Вероятно, слова «шапочные знакомые» надо бы заменить словом «друзья»?

Крэндолл вновь вернулся к созерцанию дамских прелестей, шумно сглотнул слюну и лишь через несколько секунд ответил:

— Нет, мэм. Это мы уже тут с ним стямались, на живодерне.

— Вам известно, что Барнет умер от сердечного приступа? — сказал Малдер. — Здесь, в госпитале, в восемьдесят девятом году…

— Как это умер!? — воскликнул он ошалело. — Что ты мне шьешь?

— Так написано в свидетельстве о смерти.

— Он жив. И никакого сердечного приступа не было, болт мне в задницу.

— Почему вы так считаете?

Крэндолл вновь повернулся к Скалли, но на этот раз в его взгляде не было и намека на похоть.

— Когда я видел Джонни в последний раз, он был совсем рядом, — голос Крэндолла дрогнул. — Живодер только что отхряпал ему больную граблю… правую…

— Какой живодер? — быстро спросил Малдер. — Доктор Ригли?

— Да-да, доктор Ригли. Он сказал, будто Джонни копыта откинул. — Крэндолл заволновался еще больше, у него даже руки затряслись, будто в отходняке. — Но я знал, что он баки забивает! Он на меня крысой посмотрел, когда я спросил!

— Но почему вы решили, что Барнет не умер?

Федеральная тюрьма «Ташму»,

штат Пенсильвания

Четыре года назад

Крендолла разбудили среди ночи дикие вопли. Он тяжело перевернулся на другой бок — мясники ничего не могли сделать с его больными ногами — и попытался заснуть. Однако вопли продолжались, и Крэндолл понял, что под такую музыку компанию подушке не составишь.

Пришлось перебраться в стоящую возле койки коляску и отправиться на поиски музыканта. Хорошо еще, его, Крэндолла, палату давно уже на ночь не запирали — что от безногого ждать!..

Крэндолл выкатился в коридор и тут же наткнулся на открытую дверь в палате Джонни Барнета.

Палата была пуста.

Джонни попал на живодерню пару дней назад, и Крэндолл сразу проникся к нему симпатией. В конце концов, разве важно, что новый знакомый по масти явно мокрушник? Хвороба всех уравнивает, а Джонни, по всему видно, не косил — у него и в самом деле разболелась правая грабля. К тому же он не кроил из себя неприступного. А скольких он там пришил, это были его личные с дядей Сэмом дела и ничьи больше. Да и к Крэндоллу он относился неплохо…