На него было жалко смотреть. Именно за такие минуты я люблю свою новую профессию.

– Вы знаете, кто это сделал? – наконец хрипло выдавил человек с усиками. Он, наконец, вспомнил о своих обязанностях.

– Я думаю, что вы тоже знаете.

Наступила высшая минута моего торжества. Простите, Учитель. Если бы я знал тогда о сегодняшнем дне, возможно, наш последний разговор сложился бы иначе. "Не плюй в колодец…"

Человек с усиками молчал, видимо размышляя, стоит ли мне доверять важную государственную тайну. И я поторопил.

– Что он попросил у губернатора на память? Галстук? Рубашку? Или пиджак с барского плеча?

– Авторучку, – проронил он тихо. – Которой губернатор подписал первые государственные документы. Как самый ценный сувенир. ("Барское плечо" он проглотил, не заметив).

Авторучку, ну конечно же! "Самый ценный сувенир…" А у вас от радости в зобу дыханье сперло. Хороший "паркер" с золотым пером стоит недешево, но подарком его может считать только "шестерка" из свиты. Авторучку носят в левом внутреннем кармане пиджака, рядом с сердцем. Век живи… "Колдун может наслать порчу через произнесение особой магической формулы, наговора над предметом, к которому прикасается жертва…" Лучше бы вы дали ему пистолет – из него хоть можно промахнуться.

– Что ж вы так? Не заплатили?

– Вы задаете слишком много вопросов! – взгляд визави опять стал суровым и жестким.

– Простите, – повинился я совершенно искренне. Действительно, зачем мне это было спрашивать? И так ясно.

– Что будет дальше?

– Следующий приступ случится через три месяца. А потом через месяц…

– А после? – он весь напрягся.

– После вам придется искать другую работу. Впрочем, у вас еще есть время попросить, чтобы вас упомянули в завещании…

Мне стоило больших усилий сдержать довольную ухмылку. Но в голосе (я это понял по его лицу) все же что-то прорвалось.

Минуту он сидел, раздумывая.

– Вы можете это остановить?

– Нет, – совершенно искренне признался я. И пояснил, отвечая на недоверчивый взгляд: – Понимаете, есть люди, которые завязывают железный прут узлом. А чтобы этот узел развязать, нужен человек еще более сильный. Я не могу даже завязать…

Я немного кривил душой. "Завязать" мог и я. Другое дело, что никогда и ни за что…

– А вы можете попросить… – он замялся. – Ну, этого…

– Не могу. У меня нет ни адреса его, ни телефона. И отношения у нас неприязненные. Лучше все-таки вам самим, напрямую.

– Мы пробовали… – вздохнул визави. Впервые за время нашего разговора я увидел перед собой живого человека – искренне озабоченного и страдающего. Но я не собирался ему сочувствовать. Это человек с усиками был инициатором уничтожения мелких конкурентов нефтяного бизнеса в крае (крупные уже были в их руках), а под этот каток угодила и моя фирма. С туризма я начинал, он и оставался у нас – но больше для души. После военного училища тыла я стал специалистом по горюче-смазочным материалам, и после того, как снял погоны, понял, что старые связи среди оптовых поставщиков и покупателей горючего могут хорошо кормить. Не только людей в погонах, которым не совсем удобно было открыто пользоваться своими властными полномочиями в корыстных целях, но и маленького человека, помогавшего им этой досадной неприятности избегать.

Нас уничтожали решительно и жестоко: за инициатором этой кампании стояла власть. Сначала от меня ушли все мои партнеры в погонах; но я уже успел обзавестись собственными связями, и дело, хоть и с натугой, продолжил. Тогда только за одну неделю ко мне в офис пришли озлобленные инспектора всех контрольных служб, что есть в государстве, и контролеры эти были неумолимы. Даже те их них, что регулярно забегали перед этим за ежемесячной данью, виновато разводили руками и опускали глаза. Если бы мне в тот момент предложили отказаться от дел с нефтью, а оставить себе только туризм (здесь я никому не мешал), я согласился. Но договариваться с такой мелюзгой они не посчитали нужным. В государстве с переходной экономикой один закон часто противоречит другому, поэтому у контролеров есть возможность выбирать подходящий. Налоговая инспекция арестовала мой счет в банке и описала мебель в офисе – это был приговор. Они даже не пытались как следует сформулировать свои претензии – в прежние годы через суд я повалил бы их раз и навсегда. Но в новые времена суды не хотели рассматривать иски от "жуликов". Я пытался бороться: закрыл фирму и открыл новую, но они тут же прикрыли и эту – я уже попал в их поле зрения, а свои жертвы они не привыкли отпускать легко. Мне пришлось проститься со своими сотрудниками (я потратил два месяца, но пристроил каждого на новую работу), и вспомнить бабушкину науку, а также то, чему учил меня на острове Крит воспылавший ко мне интересом таинственный человек без имени – для меня он так и остался Учителем. Мы отдыхали в Элунде всей семьей, я познакомился с ним вечером на пляже, и затем оставшиеся десять дней просидел у него в номере, не в силах оторваться от нового знания. В первый день мы заключили с Учителем договор о совместной деятельности, но, когда я узнал по окончанию учебы, чем мне предстоит заниматься, то отказался наотрез. У меня были непростые отношения с церковью, но не с Богом. Пойти против того, чему с детских лет учила бабушка, я нравственно не мог. Очень приятно знать, что можешь управлять людьми словом. Но убивать словом…

Я предложил Учителю в качестве компенсации деньги – за науку, но он отказался. Расстались мы холодно, но не врагами – на тот момент это для меня было главным. Я уже знал, что бывает с врагами этого человека…

– Попробуйте позвонить еще.

– Да пробовали! – обиделся человек с усиками. – Телефон не отвечает, в особняке его вроде как никто не живет. Прячется, что ли?..

Не прячется, конечно. Избегает. Сейчас вы готовы заплатить – возможно, даже вдвое. Но через три месяца согласитесь заплатить впятеро. А еще через месяц – вдесятеро против первоначальной цены. У Учителя скупой платит не вдвое, а всегда вдесятеро – тут он не отступит. Четыре года назад он сделал вам чудо, что ж вы, жабы…

В наступившей тишине неожиданно требовательно и резко зазвонил телефон. Человек с усиками торопливо схватил трубку, и почти тут же я уловил его удивленный взгляд.

– Вы были правы – приходит в себя. Извините, мне надо идти, – он встал и торопливо извлек из кармана белый конверт. – Вот. Здесь вдвое больше вашего обычного гонорара.

Я мысленно усмехнулся – даже беда не могла их изменить. "Вдвое…" Самые скупые – это богатые, люди в тысячу раз беднее в таких ситуациях предлагали мне все. В обмен на жизнь…

– Я не возьму.

Взгляд его стал неприятно колючим.

– Я не принимаю пожертвований за консультации. Только за помощь. А ее не было.

– Как хотите, – он сунул конверт обратно в карман. И мне показалось, что сделал он это с большим удовольствием, чем его доставал.

– Спасибо. Вас отвезут домой…

Я взглянул на часы – с той минуты, как ко мне подошли в туалете, прошло менее полутора часов. Оксана еще может быть в ресторане…

– Нет.

Остановившись на бегу, он удивленно смотрел на меня.

– Верните меня туда, где взяли.

– Куда хотите, – равнодушно пожал он плечами…

– Я думала, что ты уже не вернешься.

– Я же обещал.

– А я подумала… Забрала бутылку в номер и решила: раз уж ничего не получилось, то хоть напьюсь…

– Это у тебя получилось.

– Самец!..

– Пьяная ты гораздо интереснее.

– Чем?

– Целуешь крепче.

– Скотина… – она захихикала. – Приходишь среди ночи, когда тебя уже не ждут, – я могла дверь и не открыть, мало кто там царапается! – да еще и издеваешься? Счас выгоню!

– И куда же я пойду, сиротинушка? На мороз? Голый и босой?

– Какой мороз – весна на дворе! Босой… Самец… – она захлебнулась в нахлынувших чувствах и, всхлипнув, уткнулась лицом мне в плечо. – Да я весь этот год… Не знала, что и думать. Прилетела, а он здоровый, сытый, да еще куда-то ездит среди ночи…