— Вот! — буквально через десять секунд в мою ладонь опустился красивый медальон размером с крупную брошь. — Это было твое, просто Элеонора попросила пока тебе не показывать… ну… из-за того, что ты плакала…

С каким-то необъяснимым трепетом я нажала на выступающую еле заметную кнопочку, и медальон раскрылся. С обеих его сторон на меня смотрели две миниатюрные фотографии. Поняв, что изображения расплываются из-за наполнивших мои глаза слез, я смахнула их и сфокусировала зрение. Но это… это же они!!!

Не знаю, как я их узнала, потому что представить лицо своих родителей (своих настоящих родителей!) до этого у меня не получалось. Даже когда вчера при рассказе графа соотносила события аварии, у меня просто появлялось знание (или воспоминание?) о том, что в моей реальной жизни тоже была потеря родителей, но их лица были за каким-то густым туманом. А тут я держу в руках медальон, где изображены именно мои родители!

Вчера в памяти всплыло имя погибшей сестренки, а что касается имен родителей — полная тишь. Просто мама и папа. И даже сейчас, любуясь на их портреты, я никак не могла вспомнить их имена!

— Папа Варлин и мама Офелия, — с любовью прошептала тут Софи и нежно прошлась подушечкой пальца по их лицам. — Они тут такие красивые! Как живые!

— Да… — прошептала я, повторив жест сестренки. — Красивые… Ты отдашь мне его?

— Конечно, он же твой! — ответила девочка. — У меня такой же! — и она выдернула из-за кружевного ворота бирюзового платья похожий на мой медальон. — Мама с папой заказали их специально для нас!

— Спасибо! — от чистого сердца сказала я, закинув тоненькую серебряную цепочку на шею и спрятав памятную вещицу на груди.

Мы еще немного поговорили о родителях, а потом пришла Элеонора со служанкой, которая принесла тазик с теплой водичкой для умывания и мягкое пушистое полотенце. Софи убежала к себе.

— Сейчас принесу завтрак, — улыбнулась служанка, приседая передо мной, и унесла тазик.

— Мне бы… — попыталась я намекнуть на физиологические потребности несколько иного плана.

— Ох, дорогая, давно терпишь? — участливо спросила меня Элеонора. — И как я не подумала, что ты могла забыть и об этом!

— О чем же?

— Андреас с графом позаботились, чтобы ты не испытывала неудобства по поводу посещения туалета. Вот здесь, — женщина показала на небольшой рычажок на боку кровати, — есть приспособление, которое приводит твою кровать в положение кресла.

Элеонора поправила под кружевным чепчиком свои вьющиеся рыжие волосы и продемонстрировала этот механизм.

Кровать абсолютно бесшумно начала тихонько складываться пополам, поднимая верхнюю часть моего туловища, отчего я оказалась в сидячем положении. Я с интересом ждала дальнейших действий своей невольной няньки. Сесть-то я села, но что делать теперь?

— Потом нужно аккуратно подвинуться вправо и нажать вот на эту кнопку, — указала она на неприметную кнопочку, похожую на обтянутую тканью пуговичку. — Раскроется небольшое отверстие, куда и сможешь справлять нужду. Потом делаешь все то же самое, только в обратном порядке. С этого же края кровати есть небольшая полочка для туалетной бумаги и для средств личной гигиены.

— А как же… все, что из меня выйдет, куда оно денется? Так и останется тут? — сморщила я носик.

— Нет, конечно, дорогая, здесь великолепная канализационная система, все автоматически смоется, — успокоила меня Элеонора, а я удивилась, что, несмотря на отсутствие автомобилей и другой техники, в некоторых вопросах наука здесь вполне ушла вперед.

Оставив меня справлять нужду, женщина вышла, а я, быстренько справившись со всем, вернула кровать в исходное положение. Тут и завтрак поспел.

Я подумала, что могла бы оставить кровать в форме кресла, но служанка заверила, что мне будет удобнее покушать, прислонившись спиной к взбитым подушкам, и заставила переносной столик пышными горячими блинами и различными джемами, которые я запила душистым травяным чаем.

Все это время рядом со мной вертелась Софи, которая решила составить мне компанию на весь день. Похоже, новый вариант сестры, переставшей истерить и плакать по любому поводу, нравился ей гораздо больше, хоть девочка и огорчалась, в очередной раз услышав на свой вопрос: «А помнишь?..» отрицательный ответ.

Ближе к обеду к нам заглянул Андреас, вернувшийся из города, куда он отправился по своим делам. «Интересно, а с кем он живет? И где?» — подумала я, о чем его и спросила, улучив момент.

— В последнее время я служу в канцелярии у короля Дария, поэтому приходится жить в городе, — пояснил он мне. — Кстати, родители мои, твои дядя и тетя по материнской линии, передают тебе искренние пожелания быстрее поправиться! Я им рассказал, что у тебя временная потеря памяти, и попросил пока не беспокоить своим приездом. Но как только ты поправишься, они будут рады тебя посетить!

— Спасибо! — искренне поблагодарила я. — Передавай им тоже приветы!

— Непременно! — улыбнулся парень. — Как у тебя успехи? Вспомнила кого-нибудь?

— Родителей, кажется, вспомнила, — неуверенно заявила я. — Лица их узнала, но нет никаких воспоминаний, связанных с ними.

— Но ведь это уже продвижение! — обрадовался мой кузен. — Я уверен, постепенно все вернется на круги своя.

— Расскажи мне тоже что-нибудь, — попросила я его, приглашая присесть рядом с собой.

— О чем же? — спросил он.

— О чем хочешь, — пожала я плечами. — В настоящее время моя память — почти как чистый лист, очень мало знаний вообще. Может быть, что-нибудь поможет пробудить мои воспоминания о моем далеком прошлом или хотя бы о настоящем…

— А хочешь, расскажу последние дворцовые сплетни? — лукаво прищурился Андреас.

— Давай, — приготовилась я к увлекательному рассказу.

— В последнее время все активно обсуждают женитьбу молодого герцога Густава Ксорда, — начал кузен, усевшись, закинув одну ногу, на край кровати и сцепив пальцы на колене. — Его Величество Дарий издал указ: всем молодым дворянам старше тридцати лет в обязательном порядке нужно сочетаться браком, чтобы в стране не было старых холостяков, живущих только в свое удовольствие!

— И почему же обсуждают именно герцога, если указ касается всех дворян? — спросила я.

— Потому что он наотрез отказался его выполнять!

— А указ его напрямую касается?

— Естественно, ведь ему уже тридцать пять! — воскликнул Андреас с каким-то азартом.

— И что же теперь будет? — поинтересовалась я. — За это, надеюсь, не казнят?

— Нет, до этого дойти не должно, — усмехнулся парень. — Но общество разделилось напополам и теперь ускоренно делает ставки. Одна часть ставит на то, что герцог не выдержит давления и будет вынужден жениться, а вторая — на то, что милорд скорее откажется от титула, но не приведет домой жену!

— Отчего же он так боится женитьбы? Неужели он женоненавистник в принципе?

— Не думаю, что он действительно мизогинист, кузина, — хитро прищурился Андреас. — Иначе не заводил бы романов на стороне. Скорее, он на самом деле не хочет пока связывать себя ответственностью за другого человека, за семью.

— Не нагулялся, одним словом, — фыркнула я с презрением.

— Возможно, — согласился зеленоглазик. — Остается только радоваться, что у меня пока есть время до моих тридцати!

— А сколько тебе?

— Двадцать четыре!

— Ну, за шесть лет король вполне может отменить этот свой указ, — успокоила я его, а потом в шутку немного постращала. — А может и новый издать, чтоб женились уже в двадцать пять!

— Не дай боги! — устремил взгляд в небо и поднял руки Андреас. — Я так еще молод! Я даже жизни не видел!

Не выдержав, я расхохоталась, ко мне тут же присоединился и кузен.

На наш смех прибежала Софи и заглянула Элеонора, которая, умильно прижав пухлые ручки к груди, воскликнула:

— Как долго эти стены не слышали такого веселого смеха!