— Нам надо идти, фрау, — торопит ее капитан, — солдаты готовы. Нас могут обнаружить. Позвольте, я помогу Вам, — он застегивает китель и протягивает ей руку. Но Маренн не принимает его помощь. Она встает сама, отряхивает песок, поправляет ремни портупеи.

Накануне вечером, на привале, они допоздна болтали за кружкой шнапса о довоенной жизни, вспоминали горнолыжные курорты в Австрии. Диц рассказал ей, как в 1940 году он входил с немецкой армией в Париж. Со смехом поведал о легкомысленной любовной истории на Монмартре. Ах, Париж… Небрежно развалясь на песке у походного костра с сигаретой и кружкой шнапса в руках, капитан развлекал высокопоставленную берлинскую даму веселыми рассказами о жизни во Франции, не замечая, что, отводя взгляд, она улыбалась ему одними губами. Он словно невзначай касался пальцами ее колен. А она как будто не обращала внимания на это, не в силах пошевелиться — свинцовая тяжесть сдавила ей сердце. Несмотря ни на что, немецкие танки на Елиссейских Полях… Ах, Ульрих, если бы Вы знали, кому рассказывали свои забавные истории!

Внезапно воздух разрезал гул авиационных моторов. Черные точки, выскользнувшие из-под солнца, с каждым мгновением увеличивались, приближаясь. «Англичане!» — немецкие солдаты бросаются врассыпную, стараясь укрыться. Но предательский песок осыпается, течет между пальцев, мешаясь со вновь брызнувшей кровью. Серые тени крыльев накрывают пустыню. Со свистом несутся вниз бомбы, гремят разрывы. Уже не слышны команды, растаяли в металлическом гуле крики о помощи.

— Бросьте, бросьте, спасайтесь!

Маренн едва разбирает слова, которые Ульрих кричит ей. Он ранен — его загорелую грудь разорвал осколок бомбы.

— Бросьте меня, Ким!

— Молчите, — она вытирает рукавом лицо и смотрит вверх.

Новый налет. Самолет проходит совсем низко. Пулеметная очередь ударяет в песок. Маренн наклоняется, закрывая собой раненного капитана. Невдалеке разрывается снаряд. Зажмурившись, Маренн прижимается щекой к виску Ульриха. Она чувствует, как стучит кровь в его жилах. Снова скрежещащий гул металла — удар. Стиснув руками ее плечи, капитан прижимает Маренн к себе. Наконец гул самолетов стихает.

— Они улетели, — еще не веря, Маренн поднимает голову. Тишина оглушает ее. Она с удивлением обнаруживает, что хорошо слышит свой голос.

Поднявшись на колени, отряхивает песок с кителя — ее форма испачкана в крови капитана. Она осторожно касается рукой Ульриха — его глаза закрыты.

— Как Вы, капитан? — спрашивает она и осмотрев, успокаивается. — Жив…

Открыв глаза, Диц пытается приподняться.

— Нет, нет — поспешно останавливает его Маренн, — лежите. Сейчас, — отыскав засыпанную песком санитарную сумку, она достает лекарства и бинты. Освобождает рану от клочьев обмундирования и начинает накладывать повязку. Подбежавший лейтенант спрашивает, запыхавшись:

— Что с капитаном, фрау?

— Капитан ранен, — отвечает, не отрываясь от работы, Маренн, — принимайте командование на себя. Сколько еще раненых?

— Пять человек, — сообщает тот.

— Надо немедленно оказать помощь и двигаться к своим… — решительно говорит она лейтенанту.

— Ким, бросьте, — взяв руку Маренн, капитан Диц сжимает ее в своей, — бросьте меня. Бросьте всех. Спасайте живых. Они сейчас вернутся.

— Мы уйдем только вместе, капитан, — отвечает ему Маренн спокойно. — Бросать раненых — не в моих правилах. Боюсь, генерал-фельдмаршал Роммель может неправильно меня понять.

— Генерал-фельдмаршал Роммель не торчит в пустыне под бомбежкой! — голос капитана хрипит, он захлебывается кровью.

— Ульрих, каждый выполняет свой долг, — Маренн поддерживает его голову, помогая снова лечь, — сегодня вечером Вы будете в госпитале. Потом Вам дадут отпуск — я поговорю с генерал-фельдмаршалом. Вы слышите, Ульрих? Все будет хорошо, — она заканчивает перевязку и ласково смотрит ему в лицо. С благодарностью он обнимает ее за шею. Маренн наклоняется к его плечу, закрывая длинными, спутанными волосами его перебинтованную грудь.

— Все будет хорошо, — шепчет она, успокаивая его. — Все будет хорошо, — и убеждает себя, что верит в это.

Снова слышится зловещий ноющий гул моторов. Черный мундир Маренн резко выделяется на песке. Заметив его, английский летчик разворачивает самолет и на бреющем полете начинает охоту. Длинная тень самолета, быстро увеличиваясь, надвигается на вжавшиеся в песок фигурки людей. Кажется, что пятнистое брюхо машины вот-вот сравняет с песчаной пылью человеческие тела.

Уткнувшись лицом в песок, Маренн слышит, как пулеметные очереди чиркают рядом с ее виском. Самолет., проходит над ними и взмывает ввысь. Маренн подхватывает Ульриха: «Давай, давай…» — она тянет его. Но укрыться негде. Юный солдат, почти совсем мальчишка, подбегает к ним, придерживая рукой каску.

— Госпожа оберштурмбаннфюрер, — кричит он, — снимите китель!

— Ложись! — она бросается ему навстречу и, сильно толкнув, заставляет снова зарыться в песок. Потом ползет обратно к Ульриху. Проклятая пустыня! Песок скрипит у нее на зубах, набивается в глаза, в уши, в волосы.

Описав круг, самолеты снова идут в атаку. Обернувшись, Маренн видит улыбающееся лицо своего преследователя в кабине. Молодое лицо, веселая улыбка. Должно быть, ему забавно. Он чувствует себя в безопасности. Она поднимается на колени. Самолет мчится прямо на нее. От напряжения каждый нерв у нее дрожит, перед глазами с бешеной скоростью вращаются пропеллеры самолета.

Вот он совсем рядом. Английский летчик, возможно, похожий на Генри, ожесточенно жмет на гашетку. Он уже не смеется. Он вскидывает руку в проклятии: кончились боеприпасы! Пикирующий самолет проносится над их головами. Маренн обессиленно падает на песок.

Слышен стрекот автоматов с земли и отчаянный рев машины. Что это? Маренн поднимает голову: черная полоса дыма тянется за самолетом, который на полном ходу врезается в землю. Раздается оглушительный взрыв. Он сбит?

«Он сбит! Он сбит! Я попал в него!» — мальчишка-солдат вскакивает и от радости подбрасывает вверх каску и автомат. «Госпожа оберштурмбаннфюрер! Я сбил его!» — его измученное жаждой, иссохшее лицо сияет, как на именинах. Его поздравляют немногие оставшиеся в живых товарищи. Маренн, вскочив на ноги, подбегает и обнимает юнца. На месте взрыва самолета полыхает пожар.

Конечно, летчик погиб. Английский летчик, похожий на Генри, быть может, тоже художник до войны… Маренн почувствовала, как невольно горько кольнуло сердце. В этом взрыве ей почудились отголоски артиллерийских залпов восемнадцатого.

Но протяжный стон, раздавшийся позади, прерывает ее размышления. Она оборачивается. Мальчишка-снайпер, крепко сжав руками автомат, медленно оседает на песок. Его лицо и грудь залиты кровью. Его расстреливают в упор с проносящегося самолета. «Нет!» — инстинктивно Маренн бежит, чтобы защитить его. Она еще не осознает, что уже поздно.

Английский ястреб, победно покачав крыльями, улетел догонять своих. Маренн склонилась над юношей. Его большие голубые глаза удивленно смотрят в небо. В них уже нет жизни. На губах навечно застыла торжествующая улыбка. Маренн сняла с его шеи медальон. Глаза кололо, то ли от попавшего песка, то ли от подступивших слез.

— Вы живы? Я так испугался за Вас! — невидящим взглядом она смотрит на подоспевшего лейтенанта, затем, прикрыв ладонью глаза, — на удаляющиеся самолеты.

— Ничего, — произносит она изменившимся голосом. — все в порядке, лейтенант. Они полетели подкрепиться, не ожидали потерь. Но их потери несравнимы с нашими, — она с грустью смотрит на мальчика и закрывает ему глаза.

— Как жаль, нам даже негде тебя похоронить, — говорит она, обращаясь к мертвому юноше, а в ушах звенит его голос: «Госпожа оберштурмбаннфюрер, госпожа…» Потом снова она обращается к лейтенанту:

— Много убитых?

— Много, — признает тот, опустив голову.

— А раненые?

— Почти нет.

— Тогда поторопитесь, — Маренн решительно поднимается с песка. — Пока они дали нам передышку, надо идти вперед.