— Только сын? Вы сказали — дети.

— Нет, у меня еще и дочь, — добавила она тихо.

— Всего то! Я думал, они все — Ваши, — усмехнулся он жестко. — Хорошо, Вы можете взять своих детей с собой в строй, — разрешил он.

— Спасибо, — женщина бросилась к мальчику и склонилась над ним. Тонкими синюшными руками он обвил шею матери. Она тихо уговаривала его по-английски:

— Ну, ну, все хорошо, попробуй идти. Осторожно наступай на ногу. Вот, вот так. Пойдем.

— Англичанка? — спросил Скорцени у подскочившего коменданта.

— Американка, герр оберштурмбаннфюрер, — отрапортовал тот. — Ну, хватит там, — приказал громко. — Встань в строй. Поставьте ее.

— Не нужно, пусть идет сама. Она же самостоятельная, — Скорцени едва заметно улыбнулся, — она не хуже Вас, гауптштурмфюрер, знает, что ей надо делать. Я посмотрю, у Вас здесь — демократия. Каждый ходит, куда ему хочется.

Комендант покраснел, пристыженный. Женщина медленно прошла обратно, поддерживая сына и ведя за руку темноволосую девочку с белым, почти прозрачным от голода лицом. Они встали в строй.

Оберштурмбаннфюрер Скорцени продолжил обход. На обратном пути он снова остановился перед женщиной. Она стояла, низко опустив голову, прижимая к себе детей. Ее длинные волосы, седые от корня и темные на концах, свисали, закрывая лицо.

— Что Вы там все время рассматриваете под ногами? Там ничего нет. Поднимите голову! — Стеком он отбросил ее волосы назад. — Надеюсь, ко мне не пристанут вши.

Женщина послушно подняла голову, но смотрела в сторону, полуприкрыв глаза длинными темными ресницами. Дождь моросил все сильней и каплями стекал по лицу. Намокшая одежда заключенной прилипла к телу. Она была худа. Но, несмотря на крайнее истощение, ее природная красота была неподвластна страданиям. Рваное серое рубище не могло скрыть прекрасные линии шеи, рук, плеч. Ее осанка напоминала поистине царственную. Вопреки всем унижениям, которые она испытывала, наперекор судьбе ее маленькое, измученное существо излучала спокойное достоинство, исполненное непреклонности и духовной силы.

Некоторое время оберштурмбаннфюрер молча смотрел на нее, высокие скулы на его лице напряглись, губы сомкнулись в ниточку, рука в тонкой черной перчатке еще крепче сжимала стек. Казалось, он сейчас ударит плетью по этому гордому, непокорному лицу. Женщина не шелохнулась. Повернувшись на каблуках, он стукнул стеком по голенищу сапога и в сопровождении овчарки и целой свиты лагерного начальства пошел к зданию комендатуры. На улице стало темнеть. Заключенных развели по баракам.

* * *

Комендант лагеря, пожилой уже гауптштурмфюрер СС, стоял навытяжку в своем собственном кабинете перед своим собственным рабочим столом, за которым, небрежно стряхивая пепел с дорогой американской сигареты, оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени излагал ему основные задачи лагерной администрации в связи с организацией на территории лагеря одной из разведывательных школ СД.

За спинкой кресла, в котором, положив ногу на ногу, сидел оберштурмбаннфюрер, стояли его адъютант Раух и несколько офицеров берлинской охраны. Серо черный красавец Вольф-Айстофель, любимец оберштурмбаннфюрера, лежал у ног хозяина, положив умную морду на носок его блестящего кожаного сапога.

— Таким образом, гауптштурмфюрер, — говорил Скор цени в заключение, — основная подготовительная работа по организации разведшколы ляжет на плечи лагерной администрации. Я безусловно завтра же подробно доложу о состоянии дел бригадефюреру СС Шелленбергу, а он, в свою очередь, донесет эту информацию до обергруппенфюрера СС Гейдриха и через него — до рейхсфюрера. Надо отметить, у Вас есть определенные недостатки: слабая дисциплина, большая смертность среди заключенных. Мы не можем позволять себе такую расточительность. Все должно быть спланировано. Тем более, Вам еще придется поработать с этим материалом. Необходимо будет выявить тех, кто согласится сотрудничать с нами. Они и станут первыми курсантами школы. Я ознакомился с картотекой. Там есть несколько действительно любопытных экземпляров. Так что забот у Вас прибавится, комендант. За созданием и работой школы будет лично следить рейхсфюрер Гиммлер. Для Вас это отличная возможность показать себя. Желаю успеха, — оберштурмбаннфюрер поднялся, скрипнув ремнями, потушил сигарету в пепельнице и поинтересовался:

А как у нас дела с ужином, комендант? Признаться, мы проголодались. Верно, господа? — обратился он к сопровождающим офицерам.

— Один момент, герр оберштурмбаннфюрер. Райнер! — комендант выглянул в коридор. И, пошептавшись с кем-то, туг же вернулся обратно:

— Все готово, герр оберштурмбаннфюрер. Ужин накрыт в столовой. Прошу Вас.

— Вы посмотрите, какая предупредительность, Раух. Хорошо быть гостем из Берлина: только скажешь — все уже готово.

Отто Скорцени взял лежащие на столе перчатки и фуражку и, наклонившись, потрепал жесткий загривок Вольфа-Айстофеля, который сидел рядом, тревожно навострив уши и понимающе вертел головой на каждое слово хозяина.

— А девочек Вы тоже подготовили, комендант? Скучно, понимаете ли, ужинать в сугубо мужской компании. Господа офицеры хотят расслабиться, отдохнуть.

— Здесь нет девочек, — комендант растерянно заморгал глазами. — Но мы можем послать в город за ними.

— Ну, пока Вы пошлете, пока их найдут, пока привезут — мы уже уедем, — поморщился оберштурмбаннфюрер. — К тому же мы проезжали этот город. Могу представить, какие там девочки. Одна зараза. Что нам скажут потом наши дамы в Берлине? Да, невеселая жизнь у Вас, комендант, — посочувствовал он насмешливо. — Вам бы куда-нибудь поближе к центру. Вот проявите усердие в организации школы, возможно, рейхсфюрер заметит Вас, появятся перспективы. Ну, что же вы встали? Ведите нас. Я же сказал, мы голодны как звери. Правда, Айстофель?

Что скажет зверь? Идемте, господа, хотя бы поедим. Надеюсь, еда у Вас приличная.

— Все самое лучшее, repp оберштурмбаннфюрер!

— Из города?

— Нет, местное.

— Это лучше, — кивнул Скорцени. — Я думаю, чище.

— Французское вино…

— Французское? Это не патриотично.

— Но…

— Да, ладно, ладно, я шучу. Не расстраивайтесь. А кстати, комендант, — Скорцени вдруг остановился. — А где эта Ваша смелая особа?

— Какая именно? — комендант непонимающе уставился на него.

— Ну, которая у Вас здесь гуляет, куда ей захочется, самостоятельная такая.

— Герр оберштурмбаннфюрер имеет в виду… — произнес комендант с опаской, догадываясь.

— Ту самую американку, — закончил за него Скорцени. — Она у Вас симпатичная. Вы обращали внимание, комендант?

— Признаться, нет, — стушевался тот.

— Напрасно. Вам было бы гораздо веселей вдали от города. Хотя, как я понимаю, она и так не дает Вам скучать. Пригласите ее, — приказал тут же оберштурмбаннфюрер. — Но, естественно, причешите, помойте, оденьте. Нам совершенно не нужно вшей. Если она так смело выходит из строя на плацу, может быть, она так же смело немного развлечет нас, и не надо посылать в город.

— Но она, как Вам сказать, герр оберштурмбаннфюрер, она строгая очень… э-э… — комендант замялся, — строптивая.

Скорцени вскинул удивленно брови и засмеялся:

— Вот так да! Она у Вас еще и строгая. Даже строптивая. Но то, что она смелая и очень вольно себя чувствует, это я заметил. Так еще и строгая… С кем же это она так строга? С Вами? И кто командует лагерем: Вы или она?

Впрочем, строгая — это даже любопытно, — смилостивившись над комендантом, он смягчил тон. — Таких у нас не было в Берлине. Давайте, ведите ее, может быть, она нам споет или сыграет на рояле. У Вас там есть рояль?

— Да, конечно …

— Ну, вот видите. Да нет, куда Вы! Поручите все Вашим подчиненным. А мы с вами наконец-то пройдем в столовую. Сейчас, Раух, нас развлекут, — Скорцени обратился к своему адъютанту. — Надеюсь, потом никто из местной публики не вызовет меня на дуэль, — заметил он вполголоса.

— Да кто посмеет, Отто! Из-за заключенной! — удивился тот.