Энн погладила полированное дерево, отодвинула крышку и благоговейно провела пальцами по чистейшим клавишам из слоновой кости.
— Она тебе нравится? — спросил Эр Том у ее плеча.
— Нравится? Она поражает! Такой инструмент…
— Попробуй ее, — тихо предложил он.
Она бросила на него быстрый взгляд и, покачав головой, сняла пальцы с молчащих клавиш.
— Не соблазняй меня, — попросила она, и он услышал в ее голосе желание, — иначе мы весь день отсюда не уйдем.
Он поймал ее руку, вернул на клавиатуру и провел пальцами по тыльной стороне ее кисти.
— Включи ее, — прошептал он. — Сыграй для меня, Энн. Пожалуйста.
Большего поощрения ей не нужно было: она и так жаждала услышать голос омнихоры, испытать ее дух — и свой собственный. Она заиграла ему свою любимую вещь, «Токкату и фугу ре-минор», древнее произведение, предназначавшееся для предшественника омнихоры, органа. Это был смелый выбор, потому что перед ней не было нот, но оказалось, что ее пальцы ничего не забыли, бросая музыку на безупречную клавиатуру.
Музыка наполнила комнату, словно океан, захлестывая исполнительницу, поднимая вверх на волне звука и чувства, пока ей не показалось, что она вот-вот умрет здесь. Музыка была так близко, что невозможно было бы сказать, где кончается мелодия и начинается Энн Дэвис.
В конце концов она нашла конец и разрешила нотам стихнуть, позволила себе выйти из великолепия и посмотрела на Эр Тома сквозь пелену слез. Откинув намокшие от пота волосы со лба, она улыбнулась ему.
— Какой прекрасный инструмент!
— Ты хорошо им владеешь, — отозвался он, и его негромкий голос прозвучал хрипловато.
Он сделал шаг и остановился рядом с ней. Только теперь Энн заметила, что его бьет дрожь.
— Эр Том…
Тревога прогнала прочь все другие мысли и чувства. Она развернулась на табурете, протягивая к нему руки.
— Тише. — Он поймал протянутые к нему пальцы, позволил ей притянуть его ближе. — Энн…
Он прижался щекой к ее волосам, мягко высвободил одну руку и погладил ее по плечу.
— Все хорошо, — прошептал он, ощущая, как ее мышцы дрожат от напряжения, передавшегося от него. Он отступил назад, заставил себя улыбнуться ради нее и ласково потянул за руку. — Давай пойдем и позавтракаем. Ладно?
— Ладно, — согласилась она после секундной паузы и повернулась, чтобы отключить омнихору и закрыть сверкающие клавиши.
Они сидели в столовой, занятые друг другом. Рядом с ними по столу были расставлены всевозможные блюда. На Эр Томе был домашний халат, на землянке — простая рубаха и брюки.
Петрелла несколько минут прожигала их взглядом, впиваясь пальцами в руку господина пак-Оры. Когда она наконец убедилась в том, что ни ее сын, ни его гостья в ближайшее время не повернут головы и не заметят ее в соответствии с приличиями, она с силой ударила в пол своей палкой.
Тогда к ней повернулись обе головы, но ей был нужен взгляд Эр Тома.
— Вы, сударь! — рявкнула она. — На пару слов, будьте любезны.
И она заковыляла прочь, удостоив гостью одним только приветственным кивком.
Эр Том едва слышно вздохнул и отложил салфетку в сторону.
— Прости меня, друг, — мягко сказал он и ушел следом за матерью.
Глава двадцать четвертая
Дракон во всем следует своей необходимости и либо склоняется перед Обществом, либо нет. И неразумно оспаривать избранный Драконом путь или пытаться заставить его свернуть.
— Ты будешь любезен объяснить, — объявила Петрелла, как только дверь веранды закрылась за дворецким, — почему три послания, отправленные на твой личный экран, остались без ответа с момента их отсылки и по сю пору?
Эр Том поклонился.
— Несомненно, потому, что я не заходил в свои комнаты с момента за час до главной трапезы вчерашнего вечера и не запрашивал послания из домашней базы.
Петрелла глубоко вздохнула, и ее пальцы угрожающе стиснули ручку палки. Ветерок секунду поиграл с цветами на краю веранды, бросил их, чтобы подергать рукава халата Эр Тома, потом снова свернул, осыпав Петреллу ароматами лепестков, и, наконец, умчался прочь.
— Матушка, позвольте я вас усажу, — пробормотал он, заботливо подхватывая ее под руку. — Вы переутомитесь.
Именно такое нежное внимание она привыкла видеть с его стороны. Петрелла приняла его услугу, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами, хотя она не смогла бы сказать, были ли то слезы ярости или любви.
Была ли то любовь или ярость, но когда она снова заговорила, голос у нее дрожал.
— Если ты думаешь, что я закрою глаза на любую непристойность, которую ты и эта… личность пожелаете себе позволить в этом доме…
— Простите меня.
Он не повысил голоса, но едва заметная резкость, немедленно узнаваемая всеми, кто принадлежал к Клану Корвал — и теми, кто имел с ними дела, — заставила ее замолчать.
— Филолог Дэвис — гость этого Дома, — продолжил он спустя пару мгновений, все так же мягко. — Кодекс учит нас, что благополучие гостя свято. В некотором отношении профессор Дэвис привыкла… полагаться на меня как на опору. Она чувствовала себя растерянной, оказавшись среди незнакомых людей, в мире, который совершенно не похож на ее собственный. Мне следовало обречь ее на бессонницу и тревогу из-за соображений благопристойности? Или все же мне следовало предложить привычное и очень необходимое утешение, чтобы ей было спокойно в нашем Доме?
— И все это — из-за заботы о госте! — саркастически откликнулась Петрелла. — Ты меня просветил! Кто бы мог ожидать, что у тебя хватит гениальности извратить Кодекс подобным образом, и все ради того, чтобы достичь своих целей! Я считала тебя человеком меланти, но теперь я вижу, что это мнение — как и мнение твоей приемной матери — было ошибочным. Я вижу, что имею дело с хитрым недоростком, который кичится своим положением и выставляет свои убогие мыслишки на потеху всему свету! Не беспокойся, мне хватит здоровья на то, чтобы дать урок непослушному мальчишке. Дай мне кольцо!
Эр Том застыл. На побледневшем лице широко открытые глаза казались еще больше.
— Ну, сударь? Заставишь меня просить во второй раз? Тогда он медленно поднял руки и так же медленно снял с пальца аметистовое кольцо мастер-купца. Шагнув вперед, он поклонился и бережно положил кольцо ей на ладонь.
— Так. По крайней мере у нас есть основа повиновения, на которой можно строить дальнейшее. Ты меня успокоил. — Она сжала пальцы, чувствуя, как грани камня впиваются ей в ладонь. — С этим кольцом ты даешь мне обещание, Эр Том йос-Галан. Ты дашь обещание, что воздержишься от предоставления той… поддержки, которую привык давать ученой-землянке, начиная с этой минуты. Если ты выполнишь это обещание, то по прошествии одиннадцати дней, когда ее визит закончится, ты сможешь попросить свое кольцо обратно. — С этими словами она крепче сжала кольцо, благодарно ощущая слабую и такую простую боль в ладони. — Нарушишь обещание, и я верну это кольцо в Торговую Комиссию и попрошу, чтобы твою лицензию аннулировали.
Не приходилось особо надеяться на то, что Торговая Комиссия согласится аннулировать лицензию мастер-купца Эр Тома йос-Галана. Однако прошение об аннулировании будет означать разбирательство. А разбирательство прервет право Эр Тома торговать как минимум на два стандартных года.
Эр Том глубоко вздохнул. Возможно, он намеревался что-то сказать. Если это и так, то от подобного неразумия его спас жизнерадостный голос и неожиданное появление его чалекет.
— Всем доброе утро! Какой чудесный день, право же! Даав встал рядом со своим братом и поклонился, воплощая собой грацию и приветливость.
— Тетя Петрелла, как чудесно видеть вас такой отдохнувшей! Я пришел поговорить с гостьей. Она в доме?
— Была в столовой, — ответила ему Петрелла почти невежливо, — когда ее видели в последний раз.