В других повествованиях Мананнан назван «всадником вздымающихся волн моря», волны – «его скакунами». И когда море волнуется, «длинные локоны жены Мананнана поднимаются и опускаются». Дом Мананнана, остров Мэн, воспринимается скорее как Другой Мир на земле. В то же время жилищем Мананнана является волшебный остров Эмайн Аблах (Эмайн Яблок). Отзвук этого названия слышится в слове «Аваллон» – так назывался мифический остров, куда был перенесен смертельно раненный король Артур.

В более поздних текстах Мананнан Мак Лир включен в число Туата Де Дананн и связан с функцией королевской власти. В саге «Приключения Кормака в Обетованной Стране» он ведет короля Кормака в Другой Мир, за талисманами королевской власти (точно так же бог Луг некогда водил туда деда Кормака – великого короля Кона Ста Битв). Нам уже известно начало этой саги из раздела второй главы, посвященного магическим свойствам яблок в кельтских мифах. Однажды к Кормаку пришел незнакомый воин и подарил чудесную серебряную ветвь с тремя золотыми яблоками. Взамен он потребовал у Кормака три дара. Через год воин явился вновь и попросил в качестве первого дара дочь Кормака; тот вынужден был подчиниться. Через месяц воин пришел снова и на этот раз увел сына Кормака, а в третий раз он потребовал его жену. Этого Кормак уже не мог вынести. Он пустился в погоню, и все его люди устремились вслед за ним. Тут спустился густой туман, и скоро Кормак оказался один посреди голой равнины. Там он увидел крепость с бронзовой оградой. Посреди крепости стоял серебряный дом, крыша которого была наполовину покрыта перьями белых птиц. Люди с охапками белых перьев пытались закончить кровлю, но ветер постоянно уносил перья прочь.

В доме Кормак увидел человека, поддерживавшего огонь в очаге: вместо дров клал он туда цельный дуб. Когда одно дерево полностью сгорало, человек шел за следующим. Затем увидел он еще одну крепость с четырьмя домами и сверкающий источник, окруженный девятью старыми лещинами. В водах источника плавали пять лососей. Они ели орехи с пурпурных лещин, а скорлупки пускали плыть. Источник струился пятью потоками, журчание которых было слаще любой музыки.

В доме его ждали благородный воин и прекрасная женщина. Кормак вымылся в волшебной бане, где можно было мыться без посторонней помощи.

Затем в дом вошел мужчина с топором в правой руке и поленом в левой, а на спине у него была свинья. Он убил свинью, расколол полено и бросил свинью в котел, но свинья не могла свариться, пока не будет сказана правда на каждую ее четверть. Мужчина с топором, воин и женщина стали рассказывать удивительные, но правдивые истории, и три четверти свиньи были сварены. Тогда сам Кормак рассказал об исчезновении своей жены и детей, и свинья сварилась целиком. Когда Кормаку подали его долю, он сказал, что принимается за еду только в обществе пятидесяти воинов. Услышав это, воин спел ему усыпляющую песню. Когда Кормак пробудился, его жена, сын и дочь и все пятьдесят его воинов были рядом с ним.

Во время пира Кормак поразился красоте золотой чаши, принадлежавшей хозяину. Воин ответил, что это необычная чаша: если над нею скажут три слова лжи, она тотчас же распадется на три части. Если затем сказать над нею три слова правды, части вновь соединятся и чаша вновь станет целой. Воин произнес три слова лжи, и чаша распалась на три части. Но когда он сказал, что до этого дня ни жена, ни дочь Кормака не видели лица мужчины с тех пор, как покинули Тару, а его сын не видел лица женщины, чаша вновь стала целой.

Затем воин сказал, что его зовут Мананнан Мак Лир и что он призвал Кормака к себе, чтобы показать обетованную страну. Он дал Кормаку эту чашу, чтобы тот мог отличить правду от лжи, и оставил ему навеки чудесную ветвь. Он объяснил, что люди, которые напрасно пытаются покрыть крышу белыми перьями, – это искусники Ирландии, собирающие бренное богатство; мужчина, который поддерживает огонь в очаге, – это молодой властитель; источник с пятью потоками – это Источник Мудрости, потоки же – пять чувств, через которые проникает к людям знание. «Никто не может обрести мудрость, если не выпьет хоть глоток воды из этого источника и его потоков. Люди всех искусств и ремесел пьют оттуда». Утром Кормак проснулся и увидел, что он находиться на лугу перед Тарой, а рядом с ним – его семья; ветвь и чаша тоже были при нем.

Таким образом, в Другом Мире Кормак прошел обряд королевской инициации. В его случае в качестве бога-царя, который руководит этим обрядом, выступает Мананнан Мак Лир. Он открыл Кормаку все знание и мудрость мира, научил отличать правду от лжи и умеренность от расточительности и подарил чудесную золотую чашу – источник, символ и талисман верховной власти. Здесь Мананнан вторгается в сферу деятельности бога Луга, показывая еще раз, что у кельтских богов не было такой «узкой специализации», как у римских или греческих. Даже черты, свойственные верховному богу, можно найти у самых различных божественных персонажей.

То, что в свидетельстве Цезаря о галльских богах не упомянут бог моря, которого можно было бы назвать Нептуном, вполне объяснимо: с морем скорее была связана жизнь островных кельтов, а не галлов, живших на континенте. Странно то, что среди галльских богов Цезарь не назвал бога кузнечного ремесла Вулкана, ведь кузнечное ремесло в Галлии было развито весьма высоко. В традиционных цивилизациях кузнец считался сакральным персонажем: он работает с металлом и огнем, постоянно путешествует в поисках сырья и заказов. Даже народы с достаточно развитой культурой наделяли железо особыми магическими свойствами. Например, Плиний писал, что железо помогает против «вредных веществ», а также «против ночных страхов». Сакральное могущество и магические свойства приписывались не только металлам, но и магическим инструментам. Искусство изготовления орудий изначально превышает человеческие возможности, оно идет или от бога, или от демона (ведь кузнец выковывает и смертоносное оружие).

Вероятно, представления о сверхъестественных свойствах металлов уходят корнями в каменный век. Каменное орудие было наделено таинственной силой: оно ударяло, ранило, высекало искры, как это делает молния. Двойственная магия каменных орудий, смертоносных и благотворных, была передана новым металлическим орудиям. Молот, наследник каменного топора, становится атрибутом могучих громовержцев, поэтому боги грозы и плодородия изображались как кузнецы. Иногда небесный кузнец играет роль культурного героя[63]: он приносит с неба семена «полезных» растений и обучает людей земледелию. Магическое значение кузнеца увеличивается еще и потому, что он – «хозяин огня». Более того, кузнец изготовляет оружие богов и героев и вкладывает в него магию. Именно таинственное искусство кузнеца превращает оружие в магические предметы. И наконец, ремесло кузнеца связано с космогоническим актом: нанося удары по наковальне, кузнец повторяет соответствующий жест могучего бога-творца.

В свете всего вышесказанного становится ясно, что такой «кузнечный народ», как кельты, должен был почитать бога-кузнеца. Цезарь, который ничего не говорил о галльском Вулкане, утверждал, что Вулкана почитали германцы. Но поскольку, совершая набеги на германцев, Цезарь не слишком отдалялся от Рейна, то, по-видимому, он имел в виду жителей той же долины Рейна, которые почти ничем не отличались от галлов. Другой античный автор оставил свидетельство о галльском племени инсубров, жившем в Цизальпинской Галлии, с давних пор совершавшем жертвоприношения какому-то кельтскому богу, которого этот автор называет Вулканом.

В римское время среди посвящений Вулкану, найденных в западных римских провинциях, наиболее значительную и однородную группу представляют надписи галльского происхождения. Особенно Вулкана почитали на востоке и северо-востоке. Галло-римский Вулкан ничем не напоминает прежнего кельтского бога: он во всем подобен греко-римскому Гефесту-Вулкану. Однако в Галлии римского времени Вулкан, по-видимому, стал великим богом, каковым он не являлся в римской мифологии. На рельефе из Парижа Вулкан изображен рядом со своей супругой Венерой и Марсом. Гомер, как известно, смеется над Гефестом (Вулканом), которому Афродита (Венера) изменила с богом войны Аресом (Марсом). Но парижский рельеф, возможно, наоборот, прославляет победу бога-кузнеца над неверной женой и ее возлюбленным, одержанную с помощью мастерства и хитрости (Гефест поймал Афродиту и Ареса в искусно сплетенную им сеть). Это единственное в своем роде изображение подчеркивает исключительно важную роль Вулкана в кельтских странах римской империи.