Колесникова знала, о чем говорила. Стоило ей появиться в компании, где присутствовал хотя бы один представитель сильного пола, как для остальных соискательниц его сердца праздник заканчивался: мужчина намертво приклеивал к ней взгляд и готов был ходить по пятам. Ни статус замужней дамы, ни сам муж, ни обручальное кольцо, которое, к слову, она никогда не снимала, помехой тому не служили. При этом обвинить Ленку в том, что она специально хотела привлечь внимание, было нельзя: да, хороша, ухоженна, стройна, взгляд с поволокой, елейный голос, с иголочки одета. Но ведь сколько таких вокруг! Однако именно у ее ног к концу вечера мужчины готовы были добровольно укладываться в штабеля, отчего другие дамы просто задыхались от зависти.

Но ни те, ни другие Ленку особо не волновали. Ей ни к чему были ни эти штабеля восхищенных «дров», ни новые завистницы, ни сплетни, ни проблемы. Их и без того — воз и маленькая тележка: одна разница в возрасте с супругом чего стоила. Шестнадцать лет — это вам не хихоньки да хаханьки! Да и характер мужа суров. А потому всегда и вез-де она демонстрировала свою любовь и верность и не от-ходила от мужа дальше, чем на пару метров.

— От стола, опять же, не мешает оторваться, о фигуре позаботиться, — Лена первой покинула уютный угловой диванчик. — Чем не информационный повод, а, Катя? Мужчины в первозданной дикой красоте!

— Тоже мне повод! — хмыкнула Проскурина. — И вообще я — Greenpeace. Мне после их охотничьих баек и без того всю ночь кошмары снились. Не поверите, но во сне в меня, как в дичь, реально стреляли!

— Попали? — игриво стрельнула глазами Колесникова.

— Не знаю. На мое счастье, успела проснуться… Ладно, уговорили, еду. Прогуляться и вправду не мешает. А ты, Яна?

— Не, дзеўкі, у мяне і тут работы па горла: баньку пратапіць, дзяцей памыць. Ды і не звалі мяне… А вы едзьце! Вам можна!

…Склонившееся к горизонту солнце продолжало ослепительно бить в глаза, подчеркивая яркие цветовые контрасты пожелтевшей листвы на деревьях, зеленых еще лужаек, темных свежевспаханных полей, голубых зеркал озер и речушек. За всем этим приятно было наблюдать из окна микроавтобуса. Казалось, что за стеклом сейчас по-летнему тепло. Однако, перебегая от дома к машине, женщины успели прочувствовать обманчивость октябрьского светила: прозрачный, почти хрустальный, воздух обдал ледяным холодом. Голос из радиоприемника также не оставил надежды на тепло и предупредил о ночных заморозках.

«Красивая природа под Островцом… И кому пришло в голову строить атомную электростанцию в таком заповедном месте? — вздохнула Катя. — Конец октября… Совсем недавно днем было плюс двадцать, а сегодня уже зима стучится… Зря не прихватила горнолыжный костюм, — перевела она взгляд на свои потрепанные любимые джинсы. — Хорошо хоть пуховик догадалась надеть. И зачем согласилась ехать неизвестно куда? Снова придется выползать на холод. Лучше бы осталась в тепле, поспала или полистала газеты. В понедельник я — выпускающий редактор номера. Надо еще посмотреть новости по ТВ, в Интернете. Мало мне собственных рубрик, так еще и светскую хронику повесили. Плюс ко всему стажерка Стрельникова. Да уж, в ближайшие дни о сне придется забыть», — тяжело вздохнула она.

Полевая с Колесниковой, прижавшись друг к дружке, клевали носами и синхронно покачивались на мелких ухабах дороги. Похоже, после выпитого вина и долгих разговоров мысли о сне посетили не только Проскурину.

«И почему чем больше спишь, тем больше хочется? — задалась Катя не новым для себя вопросом и, устроившись на сиденье поудобнее, закрыла глаза. — Нет, все-таки хорошо, что на выходные вырвалась из дома. В городе не расслабишься: сидела бы в Интернете, отвечала бы на письма, в воскресенье проспала бы до обеда — И снова за компьютер. Больная голова к концу выходных обеспечена. И так постоянно. Бег по кругу. А здесь все иначе: не надо никуда спешить, не надо ничего делать… Спи, ешь, созерцай, раздумывай, фантазируй… Полная перезагрузка. Пожалуй, в умеренных дозах такое безделье можно прописывать трудоголикам как лекарство. Интересно, что имела в виду Людмила, делая недвусмысленные намеки насчет Витальки? — вдруг вспомнила она инцидент за столом. — Присмотреться к его окружению… Обычная мужская компания, у всех семьи, дети. Устоявшийся бизнес, который, опять же, не терпит потрясений. Серьезные люди решили отдохнуть, понырять, разрядиться. А что может быть лучше экстремального отдыха?… И чего я себя завожу? — тяжело вздохнула она. — Все в порядке, я доверяю своему мужу, а он мне. Лучше вздремну или помечтаю о приятном».

Однако, как ни старалась Катя переключиться, мысли невольно возвращались к поездке в Египет.

«А ведь идея не встречать его в аэропорту действительно Виталика. И он абсолютно прав. Зачем мне срываться с работы? Рейс чартерный, возможны задержки с вылетом. А по прилету его подвезет водитель Замятина. Высадит шефа в Боровлянах и довезет Виталика до дома. Все равно ему в город возвращаться. „Присмотрись к теплой компании!“ — передразнила она Людмилу. — Да все я знаю! Ну сядут они в самолет, выпьют, пофлиртуют со стюардессами! Чем еще мужикам заняться в эти несколько часов лету? — пыталась она побороть поселившееся в душе беспокойство. — Неужели и я ревную?… Ну да, ревную. Потому что не представляю своей жизни без Виталика… Тьфу! Что за дурацкие мысли в голову лезут? Заразная штука ревность, — скосила она недовольный взгляд на Людмилу. — Надо думать о веселом: Новый год на носу, — воодушевилась Катя, но тут же снова опечалилась: — А мое заветное желание так и не сбылось…»

Сколько уж врачей обошла, сколько сдала анализов и тестов, сколько неприятных и болезненных процедур вытерпела, а забеременеть так и не смогла. Медицинские светила назначали очередной курс лечения и, как правило, уверяли, что вот-вот — И все случится. Однако сколько ждать?

«Как Бог даст», — разводили они руками в ответ на прямой вопрос. Катя уж и в церковь ходила, каялась во всех грехах, которых за собой вроде и не замечала, выучила несколько молитв, старательно читала их на ночь — бесполезно. Гормонотерапия, ЭКО… Ничего не получалось. Слезы, депрессии, в которые она впадала после каждой неудачи… Но проходили недели, месяцы, душевная боль ослабевала, возвращалась вера, что рано или поздно семья Проскуриных обзаведется детьми, а их родители — внуками. Искали новых врачей, шли на новые процедуры…

«А может, действительно у нас несовместимость? — все чаще задумывалась Катя. — Если и у него все нормально, и у меня, то должна же быть какая-то причина?»

Не меньше дочери переживал по этому поводу Катин отец, отставник Александр Ильич Евсеев. Восемь лет назад, после того как в течение года умерли жена и престарелые родители, он продал квартиру, два дома в родном Слуцке и перебрался поближе к дочери. Купил домик с большим участком в Ждановичах (повезло, успел до резкого скачка цен), устроился работать на автомойку, довольно быстро стал ее руководителем, через три года вместе с зятем построил свою и тут же в разгар зимы подхватил воспаление легких.

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: пока лежал в больнице, влюбился в лечащего врача Арину Ивановну Семенову, женщину пятидесяти лет, единственная дочь которой жила в Германии. Через год предложил ей руку и сердце и перевез к себе за город. Так как совместных детей заводить было уже поздно, а внуки Семеновой жили за границей, они все чаще стали намекать Кате с Виталием, что пора бы им и о наследниках подумать. Живут душа в душу, в достатке. Ну сколько можно откладывать?

Александр Ильич даже попросил Арину Ивановну поговорить с дочерью на эту деликатную тему. Вот тут-то все и открылось… Больше подобными беседами отец Кате не докучал, но при встречах заглядывал в глаза с тайной надеждой: а вдруг?

Сложнее в связи с отсутствием детей складывались отношения со свекром и свекровью, которые жили в Смолевичах. Нет-нет, да и ввернут они в разговоре обидное: мол, неспроста все. Свекровь же, особо не миндальничая, однажды пошла еще дальше: наверняка сделала аборт до знакомства с нашим сыном. Да не делала она никаких абортов, и Виталик прекрасно об этом знает, потому что был и остается ее единственным мужчиной!