В последний день марта зима снова заявила о своих правах. Ночью, отметки термометров, опустились до минус пяти, дороги подмерзли, замерзло, так и не просохшее, летное поле их аэродрома. А значит, они, наконец, смогут отсюда улететь. Их разбудили еще в темноте и друзья, уложив в сидоры свои нехитрые пожитки, отправились в столовую, на последний здесь завтрак. Их пятидневное бездействие наконец-то закончилось.

БАО где-то разжился свежими куриными яйцами, и теперь к завтраку каждому летчику выдавали еще по одному вареному яйцу. После частых, опостылевших макарон, такая добавка многим пришлась по вкусу. В столовую они зашли вместе с группой новых летчиков. Одна из официанток, увидев резкий наплыв людей, закричала в недра кухни:

— Манька, летчики пришли. Ты им яйца помыла?

Через секунду помещение утонуло в грохоте громкого мужского хохота. Официантка, покраснев, исчезла на кухне, а летчики все еще смеясь, принялись рассаживаться по местам.

На аэродроме было шумно, ревели прогреваемые моторы, сновали техники. Новый полк готовился к полетам. К Виктору подошли Шаховцев с комиссаром.

— Витя, сможешь облетать свою девятку? — спросил комиссар?

— Мы мотор на земле опробовали, — добавил Шаховцев, — работает как зверь. Пулеметы отстреляли, все нормально, но надо бы ее в воздухе погонять.

— Давайте слетаю, — ответил Виктор, — Только, можно я тогда и пилотаж покручу заодно, если все нормально будет. Кстати, как там с радиосвязью?

— Гольдштейн радио настроил, теперь у нас три машины с передатчиками, можете в воздухе переговариваться, — ответил Шаховцев. — на машину Беридзе поставили передатчик с разбитого Ила. Все работает.

— Ну и отлично, — сказал комиссар. — Нам назначили перелет после обеда. Так что, товарищ Саблин облетайте свой МиГ заранее, чтобы потом чего не случилось.

Солнце уже показалось над степью, когда Виктор, наконец, поднялся в небо. Сперва пришлось долго ждать бензозаправщик, после ремонта его машину никто не заправлял. Потом ждал, пока взлетит пара ишачков. Наконец, увидев со старта зеленую ракету, плавно толкнул сектор газа вперед. Мотор заревел, выплевывая из патрубков длинные языки пламени, самолет завибрировал, начал постепенно разгонятся, запрыгал на неровностях и вскоре взмыл в небо. Виктор был счастлив, за эти дни он соскучился по полетам, по небу и теперь, каждая секунда в вышине доставляла ему буквально физическую радость.

Он сделал два круга над аэродромом, и, видя что все нормально, решил слетать на пилотаж. Пробив тонкую облачность, он оказался в чудесном краю, где ярко голубело небо, а облака покрывали землю ослепительно белым ковром. Разогнавшись, он ушел на петлю, в верхней точке полубочкой переведя ее в горизонт, тут же сорвал машину в штопор. Выведя истребитель над самыми облаками, он закрутил пилотаж, выжимая из машины, все что умел. Мотор ревел на максимальных оборотах, давила перегрузка, а он плясал на своем самолете бешеный танец дикого животного. Это было счастье, это был полет.

Внезапно в наушниках раздался треск и послышался встревоженный голос Вахтанга:

— Витя, Витя, ты живой. Витя… Сзады, сзады, да отвэрни же ты, — внезапно закричал он, — и эфир заполнили непонятные грузинские ругательства.

Виктор машинально дал ногу и резко отработал ручкой, однако сзади никого не оказалось. Он беспокойно озирался в кабине, но небо было чистое, никакие мессера на него не падали. Эфир был забит матюгами Вахтанга и, ответить, что у него все нормально, Виктор не мог.

Он начал снижаться к аэродрому, прикидывая, что же могло случиться. Голос Вахтанга внезапно пропал из эфира и вместо него он услышал запыхавшегося Зайцева:

— Саблин, Саблин, вы меня слышите? Саблин!

— Слышу нормально, у меня все в порядке, — ответил недоумевающий Виктор.

— Над аэродромом мессеры, пара. Немедленно подходите, поможете.

— Принял, где они, высота?

— Черт, — внезапно закричал комиссар, — что же он делает? Черт. Не ходи за ним, не ходи, — кричал он кому-то невидимому, — Черт! Все…. Сбили.

— Да где они, где? — закричал Виктор, — отвечайте.

— Над северной конечностью аэродрома, — глухим голосом ответил комиссар, — высота метров восемьсот, начинают разворачиваться.

Виктор в разрыве облаков увидел внизу деревню, и, сориентировавшись, бросил истребитель в пике. Он немного ошибся, вынырнув из облаков в стороне от того места куда планировал, но это уже не играло большой роли. Внизу, на фоне черно-белой, с редкими остатками снега, землей, он увидел два знакомых хищных силуэта. Они закончили разворот и теперь начинали разгоняться вниз, видимо собираясь проштурмовать аэродром. Позиция для атаки была почти идеальная, враги были ниже него, и с меньшей скоростью. Он бросился на мессеров, решив атаковать ведомого — это было проще и безопасней, беспокоясь только, чтобы самолет не рассыпался от такой скорости. Дистанция сокращались, враги стремительно увеличивались в прицеле. Виктор уже вот-вот собирался открыть огонь, как атакуемый им самолет внезапно начал делать маневр, переходя на другую сторону от своего ведущего и ломая Виктору всю атаку. Он резко довернул, буквально чувствуя, как стонет от перегрузок его истребитель, загнал открывшийся самолет ведущего немца прицел и зажал гашетки. Трасса уткнулась в фашистский истребитель и он увидел как у того по фюзеляжу пробежали вспышки разрывов крупнокалиберных пуль. Немец резко задрал нос, и Виктор, избегая столкновения, потянул ручку вверх и в сторону. Перегрузка навалилась страшной тяжестью, закрывая глаза, сдавила грудь. Под самыми облаками он резко развернулся, услышав по радио захлебывающийся голос комиссара:

— Молодец Витя, молодец. Дымит, гад.

Ниже его и в стороне свечой, оставляя за собой сильный серый шлейф, в небо поднимался мессер. Он все замедлялся, а потом резко сорвался в штопор и оставляя за собой дымную спираль, закувыркался к земле. Второй мессер был ниже и заходил в атаку на Виктора, атакуя в лоб. Виктор бросил свой МиГ ему на встречу и, видя, что мессер упрямо идет на него, дал своему самолету небольшой крен, отжал ручку от себя, насилуя двигатель, и дал ногу. Ходить с врагом в лобовые атаки он не собирался. Дымные трассы немца замелькали в стороне и выше, а Виктор, боевым разворотом попытался зайти ему в хвост. Мессер подставлять свой хвост не пожелал, и они закрутились в хороводе, стараясь перекрутить противника. Держался враг хорошо, упорно. Виктор весь взмок от напряжения, с оконцовок крыльев срывались белые жгуты воздуха, но вскоре, мало-помалу он стал одолевать. "Еще пару петель, — подумал Виктор, — и я его расстреляю". Но этим мечтания не суждено было сбыться, мессер резко рванул в сторону и на бреющем, словно распластавшись по земле, принялся удирать. Виктор гнал его пару минут, но мессер был немного быстрее, его самолет начал постепенно уменьшаться в размерах.

Виктор отвернул и полетел к аэродрому. Гоняться за мессером, без шансов догнать, не входило в его планы. Немец, видя что его не преследуют, плавно набрал высоту и скрылся в облаках.

Над аэродромом поднимался черный дым от горящего самолета, неподалеку в поле лежал сбитый мессершмитт и севший на брюхо ишак. Туда, от аэродрома, уже бежали люди и Виктор увидел, что пилот ишака жив и ходит вокруг своего самолета, рассматривая повреждения. Надо всем этим безобразием уже набирала высоту тройка ишачков.

Из кабины Виктор вылез мокрый, словно после душа, ноги немного подрагивали, он еще толком не пришел в себя, охваченный азартом и возбуждением боя. Подскочил Шаховцев, хлопнул его по плечу так, что Виктор слегка присел и сграбастал его в объятиях. Подбежали техники и летчики и бросились его качать.

— Да вы что, братцы? — пытался отбиться Виктор, не безуспешно. Десяток сильных рук подбрасывали его вверх снова и снова…

Через два часа им дали команду на перелет. Виктор бросил прощальный взгляд на проплывающие под крылом крыши приютившей их деревеньки и тающий позади аэродром. Было немного грустно, очень много случилось здесь за эти месяцы. Радость первых побед, потери друзей и горечь поражений, все это переплелось и связалось с маленькой, затерянной в степи деревенькой.