— Да, согласен!

— Почему?

— Все будет зависеть от американцев, — быстро проговорил Нанги. — Если у них возникла настоятельная потребность в том, чтобы мы снова превратились в жизнеспособную страну и защитили их фланг на Дальнем Востоке, нас должна будет вытянуть наверх их внешняя торговля. Ничто иное не сработает так быстро и так полно.

— Да, Нанги-сан. Именно американцев мы и должны сделать своими ближайшими, хотя и не подозревающими этого союзниками в этом рискованном начинании. Главное командование оккупационных сил поможет нам создать министерство, способное держать в руках меч самурая. С предоставлением нам подобного статуса мы сможем подчинить своей воле и правительство, и промышленность.

И тут хлынул проливной дождь, причем почти без ветра — из-за узости пространства. В считанные мгновения оба промокли насквозь, но никого из них, казалось, это не волновало. Макита придвинулся поближе к Нанги и сказал:

— Мы с вами из одной префектуры, Нанги-сан. Это все равно что кровные узы. И даже больше. Если уж я не смогу доверять вам, тогда я не смогу доверять никому, даже собственной жене. Вообразите, ее троюродная сестра вышла замуж за одного из моих главных противников не более чем пару недель назад! — Он был вне себя от злости. — Впрочем, довольно разговоров о семейной лояльности.

Дождь барабанил по гудрону, смачивая их носки, заливаясь в ботинки, хлюпающие при ходьбе.

— Итак, есть две неотложные проблемы. Одна состоит в том, что, находясь здесь, я недостаточно хорошо информирован. Возвращайтесь на свою службу в Министерство торговли и промышленности, Нанги-сан, и в свободное время собирайте досье на всех министров и их заместителей — сколько сможете охватить. Я знаю, где вы сидите — чуть дальше по коридору от главной картотеки.

Вторая проблема также заключается во мне. Мое дело “очищает” самый что ни на есть сложный человек, большая шишка в оккупационном командовании, английский полковник по фамилии Линнер. Это очень дотошный парень, и его занудное внимание к деталям задерживает мое освобождение. — Макита улыбнулся. — Но я заставлю его расплатиться за продление моего тюремного заточения! — Он доверительно коснулся руки Нанги. — Когда в конце концов я выйду на свободу, будьте уверены, что этот “итеки” передаст мне ту информацию, которая нам понадобится, чтобы пополнить наши картотеки и начать наш собственный мабики — процесс “пропалывания сорняков”.

Торговая палата, о которой упомянул Макита, была замечательным учреждением. По условиям Потсдамской декларации, которую Япония приняла в качестве части своей капитуляции, ни один японец не мог заниматься внешней торговлей как частное лицо. Все должно было проходить через оккупационное командование. Поэтому оккупационные силы создали японскую организацию, занимающуюся учетом и распределением импортных товаров, ввозимых союзным командованием. Эта организация должна была также передавать союзному командованию товары, произведенные местными промышленниками и предназначенные для экспорта.

Нанги никогда не имел прямого отношения к торговой палате. До того как Макита упомянул о ней, он по сути дела почти не знал о ее существовании. Он вернулся на службу в Министерство торговли и промышленности, еще не зная, что торговой палате суждено сыграть важную роль в его жизни.

А дело было так. Три месяца назад, в декабре 1948 года премьер-министр Тосида, давний враг Министерства торговли и промышленности, поскольку он испытывал отчетливо выраженное отвращение к их связям со старыми министерствами военного времени, назначил своего административного советника Торадзо Оду главой торговой палаты. Когда Ода начал, так сказать, уборку помещения в торговой палате под предлогом исправления некоторых недостатков, которые ему якобы довелось там обнаружить, начали циркулировать слухи, что Ёсида планирует поднять статус некоторых министерств, взяв их под свой непосредственный контроль, с целью ослабить Министерство торговли и промышленности.

Могущественные министры в Министерстве торговли и промышленности это терпеть не собирались, и в тот самый день, когда Нанги не был на службе, а беседовал с Макитой в тюрьме Сугамо, в его министерстве состоялась экстренная встреча руководства. Министры решили опередить Оду и Ёсиду, которые, как они знали, действовали против них сообща. Они пришли к заключению, что им необходимо внедрить в торговую палату своих людей, чтобы следить за Одой и доносить о каждом его шаге. Им казалось, что подобным способом они всегда будут на один шаг впереди него и, следовательно, смогут ему помешать.

Выбирать пришлось из немногих кандидатов, и главным образом потому, что набор качеств, которыми должен обладать такой человек, был очень уж необычен. Это должен быть в высшей степени интеллигентный и быстро соображающий человек. К тому же он должен быть относительно молодым и не иметь обычных связей по линии “гакубацу”, что неминуемо поставило бы его под испытующий взор Оды в качестве возможного противника. Короче говоря, этот кандидат должен был проникнуть в торговую палату фактически незамеченным.

Все сошлись на одном имени — Тандзан Нанги.

Когда его пригласили в кабинет заместителя министра Хироси Симады, накопление им картотеки мабики было в самом разгаре. Как раз перед тем, как его вызвали к Симаде, он только что раскопал несколько довольно пикантных фактов о деятельности только что назначенного заместителя министра в военное время.

Нанги выслушал предложение Симады с непроницаемым лицом. О том, чтобы не принять его, не могло быть и речи: для чиновника, так же как и для простого рабочего, обязателен айся сэйсин — дух преданности своей компании, своему ведомству. Это было неотъемлемой частью канрёдо. Но даже если бы он мог выбирать, ему и тогда следовало принять его не раздумывая, ибо он сразу же углядел в нем то, что Сунь Цзы называл “приоткрыть створку двери”. Вот почему он ухватился за предоставленную ему возможность, маскируя радость показным смирением и готовностью служить в меру своих сил заместителю министра Симаде и его управлению.

Однако на деле Нанги поклялся служить Ёитиро Маките. Путь канрёдо был первостепенным для Нанги точно так же, как и для Макиты. Каждый из них распознал в другом то, что ощущал внутри самого себя — дух прямых потомков касты элитных воинов сёгуната Токугавы, дух истинного самурая-чиновника.

Последующее назначение Нанги начальником отдела торговли в торговой палате ненадолго отвлекло его от составления досье. Но по сути дела это дало ему в руки новый источник секретной информации. В результате к тому времени, когда Макита был освобожден от всех обвинений, у Нанги накопилась стопка папок высотой в четыре дюйма, внутри которых раскрывались пустячные грешки, мелкое и не очень мелкое воровство, халатность и беспардонное взяточничество примерно пары дюжин чиновников первого и второго ранга.

Еще до того, как у них с вышедшим на свободу Макитой появилась возможность устроить смотр этому параду должностных преступлений, Нанги вызвали в кабинет Торадзо Оды. То, что оказалось на уме у этого министра, возглавлявшего торговую палату, стало для Нанги полным потрясением. На полированном подносе из европейского серебра филигранной работы был сервирован чай в чашечках из насквозь просвечивающего фарфора, а разливался он из высокого, с вытравленной кислотой гравировкой серебряного котелка на витых ножках. Этот набор выглядел гротескным и каким-то нарочитым в глазах Нанги; такими же представлялись ему и все другие европейские вещи. Но тем не менее он улыбнулся, словно обезьянка, и начал превозносить начальника за его изысканный вкус, хотя слова угрожали застрять у него в горле, точно рыбья кость. Чай тоже ему не понравился. Это была отвратительная и бессмысленная комбинация из нескольких сортов чая с преобладанием апельсинового черного сорта, которому удалось подавить все прочие ароматы. С таким же успехом Нанги мог бы пить застоявшиеся помои.

Выслушав его комплименты по поводу чая, Ода сказал ему, что этот американский импортный сорт называется “Липтон”.