Удивления дар не вызвал. Если я вожу бронеход, почему б не бросать молнии, как женщина? Эта мысль меня позабавила. Злость ушла. Не срослось с Сайей, но фиг с ней. Не больно хотел. Нет, хотел, конечно, только… Все, все, забыли! У меня дел полно.
Назавтра я сходил к Бергу в ресторан. Просидел с ним день. Напевал песни и давал вольный перевод. Берг одобрял или отвергал песню. На «ура» шел репертуар времен молодости моих родителей. Я не удивился. Этот мир словно Земля середины прошлого века. Машины, дома, мода… Подолы платьев у женщин ниже колена. Мужчины носят головные уборы, женщины — платки или косынки. Если б не современная электроника и электромобили — 50-е или 60-е годы. Неудивительно, что вкусы здесь соответствующие.
Мои родители музыку любили. В шкафу лежали стопки пластинок. Их ставили на проигрыватель и опускали звукоснимающую головку. Сквозь треск в динамиках звучала мелодия. Пластинки сменили кассеты, проигрыватель — магнитофон. Лазерные диски я покупал сам. А затем перешел на флешки… Знакомые песни крутил вечерами, так что слова помнил. Берг отобрал «Мелодию» и «Ноктюрн», которые пел Магомаев, «Желаю вам» (на пластинке ее исполнял Гуляев), композиции советских ВИА и кое-что еще.
— Пока хватит, — сообщил, выключив запись. — Я разучу музыку с оркестром, а ты переводи тексты. Потом отрепетируем совместное исполнение.
Поговорили о деньгах. Певцу платили мало — десять нулов за вечер. Но Берг успокоил меня, сообщив, что это не все. Я получу отчисления за текст песен. (Музыку Берг «скромно» оставил себе.) Но главный доход не в том. Посетители ресторана заказывают песни. Такса — двадцать нулов. Из них пять получает певец, остальное делится оркестрантами. Пятьдесят нулов за вечер набежит гарантировано, скорей всего, что больше.
— Песни хорошие, — сказал Берг. — Здесь таких не слыхали. Так что будут платить.
— С рестораном нужно делиться?
— Наш оркестр собирает публику, — усмехнулся Берг. — Та платит за выпивку и еду. Делиться не нужно. Если кто потребует, сообщи мне.
Лицо его приняло зловещее выражение. Мы ударили по рукам и разбежались работать. Я корпел над текстами. По моей просьбе Берг прислал минусовки песен, я подгонял тексты под музыку. В языке Сахья слова короткие, как, к примеру, в английском. Перевод прозы в таких случаях не составляет труда — текст просто меньше. Со стихами трудней. Помогло мое увлечение поэзией. На Земле я переводил стихи классиков на английский. Выложил их на американских сайтах — хотел похвалиться. Пиндосы не оценили — стихи их не интересовали. Я озлился и стал постить лабуду. Как веселился на Рождество. Пил водку с медведями, играл с ними на балалайках. Потом были скачки. Мой медведь пришел первым. (Я на фото с Топтыгиным.) Медведи у нас служат в армии. (Мишка в форме с «калашниковым» в лапах.) Американцы сказали: «Вау!» и набросали мне лайков. Я плюнул и перестал у них тусоваться.
Затем были репетиции. Они шли днем. Кея работала над режиссерским сценарием, так что время было. Оркестранты старались, я тоже. Песни пробуждали воспоминания о Земле. Иногда я закрывал глаза и видел себя дома. И пел.
— Публика будет в восторге, — сказал Берг на репетиции.
— Уверен? — засомневался я.
— Посмотри! — кивнул он на двери.
Возле них толпились неизвестные мне люди. Их было много.
— Официанты, уборщики, повара, — перечислил Берг. — Бегут к нам при первой возможности. Если так поступают свои, чего ждать от публики? Тем более выпившей? — он ухмыльнулся.
Вечером я вышел на сцену. Люстры заливали зал светом. Меня трясло. Одно дело петь в тесной компании, другое — со сцены. Зал был полон. На наружной стене ресторана красовалась огромная афиша. Влад Хома улыбался прохожим. Текст гласил: «Милашка поет для вас!»
Фото мне не нравилось. Сладкая улыбка и томный прищур певца, петухастый костюм в блестках. Его заказал Берг за счет ресторана. Второй Киркоров! У меня не спросили. И вот стою — весь в блестках и волнении. На меня глядят сотни глаз. Выступление объявили, убегать поздно. Не запищать бы от испуга!
Оркестр проиграл вступление.
Не Орфей, конечно. Помучился я, подбирая замену. Не было на Орхее этого легендарного певца. Если кто думает, что стихи перевести просто, рекомендую попробовать…
Какие стихи сочиняли некогда в России и СССР! Душа замирает. И куда все это ушло? Взамен вылезла тупая попса с рифмой «ты — мечты» и хорошо, если с такой. А еще дебильный рэп, искать смысл в котором — не уважать себя.
К середине песни я освоился и стал смотреть в зал. Он был полон. Как сказал Берг, такого давно не было. Основная аудитория — дамы, мужчин мало. За столиком перед сценой — Кея, Нейга и Вильга. Сами пришли, Сайя, естественно, не явилась. Ну, и бог с ней!
Слушают хорошо. Я, конечно, ни разу не Магомаев, и даже не Киркоров. Но слух у меня есть. Учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Гитару освоил сам — хотел нравиться девочкам. Пел в компаниях, так вот и настаскался.
Последний аккорд тает в тишине. Аплодисменты. Не овация, но весьма энергичные.
— Ночная песня! — объявляет Берг.
«Ноктюрн» слушают лучше. Даже дыхание затаили. Ну, так слова какие! Это вам не Стас Михайлов с его кабацким репертуаром. Настоящие поэты писали.
Песня для всех и на все времена. Хоть папуасам пой, хоть ящерам. У них любовь тоже есть. Кланяюсь.
В этот раз — шквал. Некоторые дамы вскочили и отчаянно хлопают. Ага, заводит. Я почувствовал себя свободно. Волнение ушло. Добавим!
А теперь припев: