Елизавета Горская

Мила'я любовь

1

Я вспотела от усилия, но рук не разжала.

Блин. И кто только придумал эту физкультуру?! Я понимаю, конечно, в здоровом

теле - здоровый дух. Но это же издевательство какое-то! Эти турники просто

созданы для того, чтобы на них позорились такие низкорослики, как я.

Стиснув зубы, я тихо застонала, когда наш физрук Владимир Александрович дал

команду отдыхать и пообещал всем продержавшимся хорошую отметку. Я

спрыгнула на землю и посмотрела на свои жалкие мозолистые ладони. Жуть! Ради

пятерки, конечно, стоило попотеть и потерпеть, но видеть это уродство как-то...

грустно. Завтра вечером нас с мамой пригласили на частную вечеринку - не

хотелось показываться с такими руками, да еще коленку расшибла, когда кросс

бегали. Алла Викторовна вряд ли будет в восторге от моего внешнего вида. Хотя...

это может сыграть мне на руку. И послужить причиной никуда не идти.

Фух! Наконец-то прозвенел звонок с урока.

В раздевалке, как обычно, царило оживлённое столпотворение. Я быстро

переоделась, запихала в рюкзак бриджи с майкой и вылетела пулей в коридор.

Проклятье! До литры осталось минут десять, а у меня на голове черт знает что

творится, тушь потекла, лицо лоснится. В туалете я достала косметичку и кое-как

подправила макияж, затем наскоряк расчесала волосы, собрала на макушке в

пучок. В класс вбежала в унисон со звонком и с разбегу впечаталась лбом в чью-то

твердую - явно не женскую - грудь.

- Твою ма... - вырвалось у меня, когда я подняла глаза и встретилась с взглядом

нашего учителя по литературе, брови которого хмуро сошлись на переносице. -

Простите, - прошептала я, опустив голову.

Черт!

- Осторожнее нужно быть, - услышала я низкий, с легкой хрипотцой голос. - Не на

пожар ведь торопитесь.

- Ты где была? - принялась пытать меня Ксюха, когда я села за нашу с ней парту. -

В раздевалке такооое случилось!

- Опять Жанка с Иркой поцапались? - высунула я нос из ранца, из которого

доставала учебник с тетрадкой.

- Темный твой заявился! - поиграла бровями Ксюха.

Сердце сделало болезненный кульбит. Я сморщилась.

- Да ну? - попыталась я скрыть свою заинтересованность. - Кого-то искал или

просто так, поглазеть?

- О тебе спрашивал.

Руки, листающие учебник, задрожали. Черт бы побрал этого Темного!

- И что ты ему сказала?

- А что, по твоему, я могла ему сказать?! Ушла, говорю, твоя Милка. Куда - не

знаю. Школа большая.

- И вовсе я не его, - огрызнулась я.

- А что у вас там с ним произошло? - придвинулась ко мне Ксюха. - Ты так и не

рассказала толком, почему вы расстались. Из-за другой, да?

- Бережная! Кислицына! Общаться будете на перемене. Или у вас есть что сказать

по теме?

Арсений Валерьевич, скрестив на груди руки, выжидательно смотрел в нашу

сторону.

- Мы больше не будем, - насмешливо улыбнулась я ему.

- Я это уже слышал, - сдвинул брови учитель. - И не раз. Кислицына, прошу к

доске.

- Зачем? - недоуменно похлопала ресницами Ксюха.

- На предыдущем уроке я задавал вам выучить на выбор одно из стихотворений

Ивана Алексеевича Бунина, - терпеливо объяснил Арсений Валерьевич. - Я слушаю

вас.

- Эээ... Я... не готова.

- Жаль, - сев за стол, он что-то начеркал у себя в журнале простым карандашом и

поднял голову. Его тяжелый взгляд остановился на мне. - Бережная - к доске.

Черт!

Я тяжело вздохнула и медленно поднялась на ноги.

- Я не готова.

- Да? - вскинул он брови. - И почему я этому не удивлен?

- Потому что у меня память плохая! - дерзко встретила я его взгляд. - И я терпеть

не могу Бунина!

- Хм, - сцепил учитель руки в замок и оперся о них подбородком, - тогда можно

узнать, кого вы любите?

- Она все еще сохнет по Артему Жданову, - услышала я насмешливый голос

Жанки с ее привычными ленивыми нотками.

Я стиснула зубы. У меня уже руки чесались вцепиться этой стерве в волосы, когда

учитель, по-видимому заметив мое состояние, тихо произнес:

- Садитесь, Мила. Надеюсь, вы понимаете, что в программе еще много будет

писателей и поэтов, не вызывающих у вас симпатию. Что прикажете делать? Вас

устраивает двойка в аттестате?

- Нет, - опустила я голову.

- В таком случае жду вас с Ксенией завтра утром, перед занятиями. Иначе я

обведу ваши двойки ручкой. Понятно вам?

- Да, - процедила я сквозь зубы.

- Я не расслышал. Что вы сказали? - голос его был суровым, в нем так и сквозили

укор и недоумение.

- Хорошо. Мы придем завтра утром, - ответила за меня Ксюха. - А стихотворение

любое?

- "Крещенская ночь", "Одиночество" или "Последний шмель". И не забудьте

сделать его анализ. Все слышали? - обратился он уже ко всему классу. - Анализ к

стихотворению обязателен. Даю вам пять минут. Сначала буду спрашивать по

желанию, затем - по журналу. Время пошло!

Ненавижу этого Арсения Валерьевича! И школу эту бессмысленную ненавижу! И

Жанку-стерву, и Артема, и...

- Милка! - ворвался в мои мысли бодрый голос Ромки. - Ты что, такая хмурая?

Опять с матерью поцапалась?

- Нет, - буркнула я, дожевывая свой сэндвич с салатом и ветчиной. - Двойку

получила по литре. Завтра придется переться ни свет ни заря, чтобы рассказать это

чертово стихотворение Арсению Валерьевичу. Дался мне вообще этот Бунин! И

Пушкин, и Толстой, и Достоевский с Лермонтовым! Можно подумать без них и их

шизофренических писулек вся моя жизнь пойдет под откос.

- Твоя мать тебя за это по головке не погладит, - ухмыльнулся Ромка, но встретив

мой колючий взгляд, нахмурил брови. - Ты порвала с Темным?

- Угу.

- Что он сказал?

- Рассмеялся мне в лицо и послал на все четыре стороны, - хмуро сообщила я.

- Надеюсь, он не распускал рук? - сжал кулаки Ромка.

- Ромка! Это было всего лишь раз...

- Милка, ты дура влюбленная, а я - твой друг. Я вижу все так, как оно есть на

самом деле. Темный твой подлец, каких еще поискать. Я никогда ему не доверял, а

после того случая в баре...

- Ром, проехали. Давай не будем об этом.

- Ладно, - Ромка поднялся из-за стола. - Я побежал. У нас сейчас английский. А ты

не вешай нос. Завтра наступит новый день.

- Ага, - криво усмехнулась я. - Новый день - новые заморочки.

Ромка улыбнулся.

- Новый день - новые решения, Милка. Ну все, давай! Вечером спишемся.

- Пока, - улыбнулась я другу. - Спасибо, Ром.

- Не за что, - похлопал он меня по плечу и, закинув ранец за спину, выбежал из

столовой.

Я брела по узенькой аллее и размышляла над насмешками самой жизни, которые

с завидной очередностью сыпались на мою бедовую голову. Эта чертова школа

меня достала. А хуже всего то, что моя мать - директор этой самой школы. И

воспитывала она меня одна - отец погиб в аварии пять лет назад.

Алла Викторовна - интеллигентная, целеустремленная, абсолютно состоявшаяся в

жизни личность - мечтала о таком же будущем для своей дочери, которая - увы! -

представляла это самое будущее диаметрально противоположным. Можно

представить ее потрясение, когда я заявила, что после девятого класса хочу пойти

работать. Я ненавидела учебу и все, что с ней было связано. Единственный

предмет, который я по-настоящему любила, это урок рисования. Но с девятого

класса его заменили на черчение, и мое нахождение в школе и вовсе потеряло

смысл. Зачем мне эти косинусы, катеты, деепричастные обороты, если я рисовать

люблю и собираюсь посвятить этому свою жизнь? Может кто-то объяснит мне, к