— Пойдем раздобудем какой-нибудь еды, — сказал Толсет, и Хальса поплелась за ним Их ждали лепешка, лук и рыба. Хальса выпила воды, имевшей слабый, чуть металлический привкус магии. Лук ощутил тот же привкус у себя во рту.

— Лук, — раздался чей-то голос, — Мик, Бонти. — Лук поднял взгляд. Он снова очутился на рынке, а рядом стояла тетушка. — Тут неподалеку церковь, где нам разрешено переночевать. Поезд отправляется завтра рано поутру.

Когда Хальса поела, Толсет повел ее в одну из башен, где под лестницей имелась маленькая каморка. А там — подстилка из соломы и траченное молью одеяло. Солнце было еще высоко. Лук, тетушка и двоюродные брат с сестрой пошли в церковь. Там, во дворе, беженцы могли свернуться калачиком и несколько часов поспать. Хальса лежала без сна, думая о колдуне, чье жилище находилось у нее над головой. Башня была настолько пронизана магией, что девочка едва могла дышать. Она представляла себе, как колдун крадется вниз по лестнице, ведущей в ее каморку, и, хотя подстилка была мягкой, Хальса нарочно щипала себя за руки, чтобы не заснуть. А вот Лук заснул тут же, словно опоенный зельем. Ему снились колдуны, летающие над болотом, как одинокие белые птицы.

Утром явился Толсет и растолкал Хальсу.

— Сходи за водой для колдуна, — велел он. В руках у него было пустое ведро.

Хальса с удовольствием заявила бы: «Сам сходи!» — но она была неглупая девочка. Отныне она рабыня. У нее в голове снова возник Лук, советуя быть осторожнее.

— Уйди ты! — сказала Хальса. Потом осознала, что произнесла эти слова вслух, и вздрогнула. Но Толсет только рассмеялся.

Хальса протерла глаза, взяла ведро и пошла за ним. Воздух снаружи был полон кусачей мошкары, слишком мелкой, чтобы ее разглядеть. Кажется, им понравилось, какова Хальса на вкус. Лука это позабавило, хотя девочка не могла понять — почему.

Другие дети стояли вокруг жаровни и ели кашу.

— Ты голодна? — спросил Толсет. Хальса кивнула. — Тогда принеси воды, а потом поищи себе чего-нибудь пожевать. Не слишком благоразумно заставлять колдуна ждать.

Он повел ее по хорошо утоптанной тропинке, быстро спустившейся к маленькому пруду, а потом исчез.

— Вода тут сладкая, — сказал он напоследок. — Наполни ведро и отнеси его на самый верх башни. У меня срочное поручение. Вернусь засветло. Ничего не бойся, Хальса.

— Я и не боюсь, — сказала Хальса, опустилась на корточки и наполнила ведро. Она уже дошла почти до самой башни, как вдруг обнаружила, что ведро наполовину опустело. В деревянном днище была щель. Остальные дети глазели на нее, и она гордо выпрямила спину. «Ага, значит, это испытание», — мысленно сказала она Луку.

«Попроси у них новое ведро, без дырки», — ответил тот.

«Не нужна мне ничья помощь», — отрезала Хальса. Она пошла назад и зачерпнула пригоршню глинистой грязи там, где тропинка выходила к пруду. Она втрамбовала грязь в днище ведра и сверху прижала куском мха. На этот раз вода не вытекла.

У башни, где жил колдун Хальсы, было три окна, обрамленных красной плиткой, а на каменном выступе расположилось гнездо какой-то птицы. Крыша была круглая, красная и по форме напоминала головной убор епископа. Лестницы внутри были узкие, а ступеньки вытертые, гладкие и скользкие, как воск. Чем выше она поднималась, тем тяжелее становилась ноша. Наконец девочка поставила ведро на ступеньку и сама присела рядышком. «Четыреста двадцать две ступеньки», — сказал Лук. Хальса насчитала пятьсот девяносто восемь. Изнутри ступенек оказалось куда больше, чем могло показаться, если смотреть на башню снаружи.

— Колдунские штучки, — с отвращением промолвила Хальса, как будто ничего иного и не ждала. — Нет чтобы сделать наоборот — поменьше ступенек! Куда им столько?

Когда она встала и подхватила ведро, у того сломалась ручка. Вода заструилась вниз по ступенькам, Хальса со всей силы размахнулась и запустила ведром вслед. А потом стала спускаться, чтобы починить ведро и принести еще воды. Негоже заставлять колдунов ждать.

Лестница в башне колдуна вела к дверце. Хальса поставила ведро и постучалась. Никто не ответил, и она постучалась снова. Подергала за ручку — дверь была заперта. Здесь, наверху, магией пахло так сильно, что у Хальсы слезились глаза. Она попыталась заглянуть сквозь дверь. Вот что она увидела: комната, окно, кровать, зеркало и стол. В зеркале виднелось какое-то мелькание, свет и вода. На постели, свернувшись калачиком, спала ясноглазая лиса. Сквозь раскрытое, без ставен, окно влетела белая птица, потом еще одна и еще. Они полетали по комнате, а потом все начали усаживаться на стол. Одна подлетела к двери, за которой стояла и подсматривала Хальса. Девочка отпрянула. Дверь сотрясалась под ударами клюва.

Хальса развернулась и ринулась вниз по лестнице, оставив ведро, бросив Лука. На пути вниз ступенек оказалось еще больше. А каши в котле, лежавшем возле костра, уже не осталось.

Кто-то похлопал Хальсу по плечу, и та от неожиданности подскочила.

— На, держи, — сказала Эсса, протягивая ей кусок хлеба.

— Спасибо, — сказала Хальса. Хлеб был черствый, жесткий. Но ей казалось, что это самое восхитительное блюдо, которое ей доводилось пробовать.

— Значит, тебя продала собственная мать, — произнесла Эсса.

Хальса с трудом сглотнула. Странное ощущение: ей не удавалось заглянуть в мысли Эссы, но это почему-то успокаивало. Как будто Эсса могла быть кем угодно. Как будто сама Хальса могла стать кем пожелает.

— Ну и что, — отмахнулась она. — А тебя кто продал?

— Никто, — сказала Эсса. — Я сбежала из дома. Не хотела быть шлюхой при солдатах, как мои сестры.

— Разве колдуны лучше солдат? — спросила Хальса.

Эсса одарила ее странным взглядом.

— А ты сама-то как думаешь? Уже встречала своего колдуна?

— Конечно. Он старый и уродливый, — ответила Хальса. — Мне не понравилось, как он на меня пялился.

Эсса зажала рот ладонью, словно старалась не расхохотаться.

— Ну и ну! — воскликнула она.

— Что мне делать? — спросила Хальса. — Я никогда раньше не была в услужении у колдуна.

— А разве твой колдун тебе не сказал? — удивилась Эсса. — Что он велел тебе сделать?

Хальса шумно и с раздражением выдохнула.

— Я спросила, что ему нужно, но он ничего не сказал. По-моему, он глуховат.

Эсса залилась долгим и громким смехом. Ржет точь-в-точь как лошадь, подумала Хальса.

— Признайся уж честно, — сказала Эсса, — ты не разговаривала с колдуном.

— И что с того? — возразила Хальса. — Я постучалась, но никто не ответил. Значит, дело ясное — он глухой.

— Конечно, — подхватил какой-то мальчишка.

— Или, может, он слишком застенчивый, — сказал другой мальчик. У него были зеленые глаза, как у Бонти и Мика. — Или спал. Колдуны не дураки покемарить.

Все снова захохотали.

— Прекратите надо мной потешаться! — потребовала Хальса и постаралась придать себе грозный и боевитый вид. Лук и ее братья на месте этих детей струхнули бы. — Скажите, каковы мои обязанности? Что должен делать слуга волшебника?

Кто-то сказал:

— Относить наверх разные вещи. Еду. Дрова. Кофий, когда Толсет привезет его с рынка. Колдуны без ума от необычных штук. Всяких старых диковинок. Поэтому ты должна ходить на болота и искать всякую всячину.

— Что именно? — уточнила Хальса.

— Стеклянные бутылки, — сказала Эсса, — окаменелости. Странные вещи, отличающиеся от обычных. Или просто всякие штуки вроде растений, камней или зверюшек, которые покажутся тебе подходящими. Понимаешь, о чем я?

— Нет, — сказала Хальса, но она понимала. Некоторые вещи пропитывались волшебством больше, чем остальные. Однажды ее отец нашел в поле наконечник от стрелы. Он отложил находку в сторонку, чтобы при случае отнести школьному учителю, но Хальса в ту же ночь потихоньку, пока все спали, завернула наконечник в тряпицу, отнесла обратно в поле и закопала. А всех собак за это повесили на Бонти. Порой Хальса гадала: может быть, этот наконечник был заколдован, приносил несчастья, и именно поэтому солдаты убили отца? Но нельзя же считать один-единственный наконечник причиной целой войны.