Я просто нервничаю и мысленно несу полный бред, потому что мне важно услышать от тебя хоть словечко. Тем, кто не испытывал сексуального принуждения не понять, какой грязной себя ощущаешь. Кажется, что тебя испортили и нужно срочно что-то сделать. Отмыться от всего этого дерьма. Потому я кусаю губы и жду твоей реакции.

— Ты молчишь?

Я не хочу спрашивать вполне очевидные вещи, но… Чёрт… Как-то само получилось. Делаю глубокий вздох и пытаюсь подавить рыдания, рвущиеся наружу. Они не к чему.

— Потому что я кусок дерьма. Можно я приеду?

— Жду.

Наверное, за всё моё недолгое заточение в одном здании с Антоном, я должна была в полной мере овладеть таким важным навыком как "ожидание". Ложь. Эта опция так и не включилась в моём организме. Меня ощутимо потряхивало.

Как Костя отнесётся ко мне сейчас? Я точно знала, что секс с другим мужчиной — не просто "фу-фу-фу", а неизгладимое пятно на девушке, тогда как тот же процесс, но под гнётом принуждения болезненно ранил мужчин и хоронит любые отношения под гнётом вины. Костя знал, что со мной случилось. Как он на это отреагирует — уже более насущный и самый страшный вопрос. Я боялась смотреть Косте в глаза. Даже думать не хотела, как переживу его жалость или и того хуже.

— Доченька, что ты делаешь?

В тот момент я как раз пыталась понять, в каком состоянии мои волосы. Глупо прихорашиваться в месте, где никто и не ожидает, что ты будешь сиять и лучиться. Но встретить своего мужчину вот такой? Нет уж!

— Мам, расчеши мне волосы.

— Дурочка, моя ты девочка. У тебя сотрясение. Полежи немного.

Как залогом напоминания рёбра снова заныли. Свинство какое-то.

— Мам, расчеши. Костя скоро приедет.

Она безропотно взяла маленький деревянный гребешок. Такая покорность не могла не удивлять. Мы раньше жили как кошка с собакой. Я и съехала только потому, что не хотела больше скандалов. Бывает же такой тип людей, которые постоянно отталкиваются друг от друга, стоит только оказаться рядышком. Нам всегда было лучше вдали. Общение по телефону раз в — лучший вариант для таких вот мам и дочек. А тут… Она действительно стала расчёсывать самые кончики, боясь потянуть лишний раз. Только тихо убеждала, скорее себя, чем пыталась действительно отчитать, что Костя мне не пара. Вот уж точно нет!

— Мам голова.

Она тут же прекратила. Нежно дотронулась до моих волос и вышла в коридор, очевидно, встречать моего Костю.

Она позвонила мне вечером. Сначала я даже не поверил, что это Оля. Такой тихий и надломленный был у неё голос. Одно единственное слово заставило меня застыть неподвижной статуей.

На плечи тут же упала гранитная плита вины. Это только со стороны кажется, что я сделал всё, что мог. Не всё. Я мог намного больше. Например поймать того гада ещё до того, как дело вышло из-под контроля.

Оля молчала. Я тоже. Просто физически не знал, что сказать. А потом выдал фразу, длинною в жизнь. Мы оба ступали по тонкому льду, боясь спугнуть друг друга, но её короткое "жду" отпустило все тревоги. Я схватил ключи и понёсся вниз. Уже на улице завёл машину и включил люстру. Похоже, превышать свои полномочия входит у меня в дурную привычку, но секунды промедления казались мне непозволительной роскошью. Кажется, совсем расслабится я смогу только дома, рядом с ней. Оля бы доверительно сопела на моём плече, когда все нормальные люди работают в поте лица, а я бы послал шефа к чёрту и просто наблюдал. Отличный план.

Я рулю механически. Каждый встречный водитель пропускает меня, пугаясь проблескового маячка. А я всё мчу по вечерней Москве и продумываю, что сказать. Как начать говорить о самом главном?

В больнице никогда не бывает тихо. В приёмном покое вечно толпятся люди. Всем что-то надо от бедных медиков. Мне тоже очень надо. Я уверенно шагаю мимо девочек из регистрации и спешу к заветной лестнице. В прошлый раз я не сумел пробраться даже сюда. В этот раз веду себя более агрессивно. Пусть только попробуют задержать. Оленька ждёт меня.

— Вы не родственник.

Говорили они ещё пару часов назад. Что ж, сейчас это не имеет больше значение. Я как танк прусь на второй этаж, где лежит моя Оленька. Как в сказках прекрасную девушку охраняет чудовище. С этой ролью прекрасно справляется невысокая рыжая женщина, очевидно, мать моей пропажи.

— Почему нельзя подождать до завтра?

Женщина была определённо настроена на скандал. Ещё в первую нашу невольную встречу она кидалась на меня, обвиняя во всех злоключениях её дочери. Что и говорить, знакомство с родителями я провалил. В глазах Светланы Игоревны я монстр, который не сберёг её кровиночку и врятли её мнение когда-нибудь поменяется. Потому и миндальничать нет смысла. Я просто отодвигаю женщину за плечи и проскальзываю в палату.

Первое, что ударяет мне в нос — помимо резкого запаха медикоментов, разумеется — её слабый аромат. Такой же едва уловимый и капельку шаловливый, как и она сама. Именно такой я и запомнил её запах перед самым похищением. Он проникал глубоко в мои лёгкие и напрочь стопорил остальные эмоции.

Я жадно разглядывал свою девочку, не таясь, потому что в первое моё посещение мне нагло указали на дверь. Безразличным людям в белых халатах плевать, что мы жили вместе в последний месяц. Единственное, кого я уговорил хотя бы на звонок — медсестричка с поста. И вот я здесь, вглядываюсь в её хрупкие черты лица и понимаю, что та милейшая женщина мне безбожно соврала. Не может быть с ней всё хорошо, когда моя Оля такая бледная и ранимая лежит среди этого пищащего ужаса. И как подступиться к ней я не знаю.

— Привет, Костя.

Как щенок, боялся этого разговора, мысленно готовился ко всему… И всё равно этот хриплый шёпот как серпом по яйцам. Лучше бы она истерила. Но нет. Она была спокойна. По крайне мере внешне. Я притянул стул поближе к кровати и сел поодаль. Мы так и молчали, глупо таращась друг на друга.

— Ты так и будешь молчать?

Грусть и обречённость прорываются сквозь заслон спокойствия. Этот вопрос важен для неё. Я подмечаю всё: и лёгкий флёр паники на самом краю её бездонных глаз, и судорожный вздох, не смотря на трещину в этом чёртовом ребре, и тонкую полоску плотно сжатых губ. Я знаю, что в душе у моей Оли буря и отголоски её я так жадно ловлю сейчас. Пытаюсь по намёкам распознать любую эмоцию.

— Как ты?

Намерено касаюсь её нежной кожи, пытаясь понять насколько отталкивающимся кажусь для неё. Мы так и не разорвали зрительный контакт. Смотрим душа в душу и каждый ищет ответы на свои вопросы. Не знаю, что у неё в голове, но она заметно расслабляется, как только я касаюсь её бледной кожи.

— Отстойно. Голова гудит от этого писка.

Чуть сжимаю Олину руку. Приборы действительно пищат слишком громко, но они необходимы. Инъекция оказалась некачественной и дала реакцию. Наблюдение в данной ситуации просто необходимо. И всё равно, глядя в её родные и уставшие глаза хочется снова расшибиться в лепёшку и забрать себе хоть чуть-чуть её боли. Жаль, это невозможно.

— Прости, малыш. Тут я тебе не помощник. Просто будь сильной девочкой.

Оля кривится и пытается устроиться удобнее на подушках. Наверное, такой длительный разговор слишком, для неё, но уйти не хватает сил. Да и как возможно, когда ещё совершенно недавно я места себе не находил, лишь бы спасти её. Потому я остаюсь и помогаю устроиться получше на больничных подушках. Обещаю себе, что пойду домой только когда попросит.

— Это ведь ты меня спас?

И смотрит так напряжённо. А как могло быть иначе. Мне хочется рассказать моёй девочке всё. Каждый шаг с самого начала. Но я понятия не имею, можно ли волновать её. Лечащий врач отказался со мной говорить. Я и пробрался к ней на свой страх и риск. А потому включаю "беззаботность" на полную катушку.

— Конечно. Как же без подвигов завоевать сердце девушки?

Шут, но Оле нравится. Она улыбается, и за эту её подрагивающую улыбку я готов быть кем угодно. Жаль, что тревога не отпускает её до конца.