– Я способна на все, лишь бы видеть тебя, – положив свои голые руки ему на плечи, прошептала г-жа Вальтер.
– Значит, решено, – сказал он, – мы друзья, но и только.
– Да, решено, – прошептала она и подставила ему губы. – Еще один поцелуй… последний.
– Нет, – мягко возразил он. – Надо держать свое слово.
Она отвернулась, вытерла слезы и, достав из-за корсажа пакет, перевязанный розовой шелковой лентой, протянула его Дю Руа.
– Возьми. Это твоя доля выигрыша по марокканскому займу. Я так рада, что выиграла это для тебя. Бери же…
Он начал было отказываться:
– Нет, я не возьму этих денег!
Но она вспылила:
– О, теперь это было бы с твоей стороны слишком жестоко! Эти деньги твои, и ничьи больше. Если ты не возьмешь, я выброшу их в мусорный ящик. Но ты не откажешь мне в этом, Жорж. Правда?
Дю Руа взял эту пачку и сунул в карман.
– Пора идти, – заметил он, – ты схватишь воспаление легких.
– Тем лучше! – тихо сказала она. – Ах, если б я могла умереть!
Она припала к его руке, страстно, исступленно, с каким-то отчаянием поцеловала ее и побежала к дому.
Погруженный в раздумье, он медленно двинулся вслед за ней. В оранжерею он вошел, высоко подняв голову, и на губах у него играла улыбка.
Его жены и Лароша здесь уже не было. Толпа редела. Было ясно, что на бал останутся лишь немногие. Вдруг он увидел Сюзанну под руку с сестрой. Они подошли к нему и попросили станцевать с ними первую кадриль вместе с графом де Латур-Ивеленом.
– Это еще кто такой? – спросил он с удивлением.
– Это новый друг моей сестры, – лукаво улыбаясь, ответила Сюзанна.
Роза вспыхнула:
– Как не стыдно, Сюзетта, он столько же мой, сколько и твой!
– Я знаю, что говорю.
Роза рассердилась и ушла.
Дю Руа фамильярно взял Сюзанну под локоть.
– Послушайте, дорогая крошка, – начал он своим медоточивым голосом, – вы считаете меня своим другом?
– Ну, конечно, Милый друг.
– Вы доверяете мне?
– Вполне.
– Помните наш сегодняшний разговор?
– О чем?
– О вашем замужестве, – вернее, о человеке, за которого вы выйдете замуж.
– Да.
– Ну так вот, можете вы мне обещать одну вещь?
– Да. Но что именно?
– Обещайте советоваться со мной, когда кто-нибудь будет просить вашей руки, и, не узнав, как я на это смотрю, никому не давать согласия.
– Хорошо, обещаю.
– И это должно остаться между нами. Ни отцу, ни матери – ни слова.
– Ни слова.
– Клянетесь?
– Клянусь.
С деловым видом к ним подбежал Риваль:
– Мадемуазель, папа зовет вас на бал.
– Идемте, Милый друг, – сказала она.
Но он отказался, – он решил сейчас же уехать, ему хотелось побыть одному и поразмыслить на досуге. Слишком много новых впечатлений запало ему в душу. Он стал искать жену и вскоре нашел ее в буфете, – она сидела с какими-то двумя мужчинами и пила шоколад. Мужа она им представила, но ему не назвала их.
– Поедем? – немного погодя обратился он к ней.
– Как хочешь.
Она взяла его под руку, и они снова прошли через опустевшие залы.
– А где же хозяйка? – спросила она. – Я хотела с ней попрощаться.
– Не стоит. Она начнет уговаривать нас остаться на бал, а с меня довольно.
– Да, ты прав.
Всю дорогу они молчали. Но как только они вошли в спальню, Мадлена, еще не успев снять вуаль, с улыбкой обратилась к нему:
– Ты знаешь, у меня есть для тебя сюрприз.
– Какой еще сюрприз? – огрызнулся Жорж.
– Угадай.
– Не намерен утруждать себя.
– Ну хорошо. Послезавтра первое января.
– Да.
– Теперь самое время новогодних подарков.
– Да.
– Так вот тебе новогодний подарок, – я только что получила его от Лароша.
И она протянула ему маленькую черную коробку, похожую на футляр для золотых вещей.
Дю Руа с равнодушным видом открыл ее и увидел орден Почетного легиона.[90]
Он слегка побледнел, затем, усмехнувшись, сказал:
– Я бы предпочел десять миллионов. А это ему обошлось недорого.
Она ожидала бурных изъявлений восторга, и его холодность возмутила ее:
– Ты стал просто невыносим. Тебе ничем нельзя угодить.
– Этот человек выплачивает свой долг – только и всего, – хладнокровно заметил он. – Он мне еще много должен.
Его тон удивил Мадлену.
– Однако в твои годы и это неплохо, – сказала она.
– Все относительно, – возразил он. – Я мог бы иметь теперь гораздо больше.
Он положил футляр на камин и принялся рассматривать блестящую звезду. Потом закрыл футляр и, пожав плечами, стал раздеваться.
В «Правительственном вестнике» от первого января действительно появилась заметка о том, что публицист г-н Проспер Жорж Дю Руа за выдающиеся заслуги получил звание кавалера ордена Почетного легиона. Его фамилия была напечатана в два слова, и это порадовало Жоржа больше, чем сам орден.
Через час после того, как он прочитал в газете об этом событии, приобретавшем таким образом общественное значение, ему подали записку от г-жи Вальтер: она умоляла его сегодня же прийти к ней с женой обедать и отпраздновать это награждение. Он было поколебался, а затем, бросив в огонь ее письмо, составленное в несколько двусмысленных выражениях, объявил Мадлене:
– Сегодня мы обедаем у Вальтеров.
Это ее удивило.
– Вот как! Ведь ты же сам, по-моему, говорил, что ноги твоей там больше не будет?
– Я передумал, – это все, что она услышала от него в ответ.
Когда они приехали, г-жа Вальтер сидела одна в маленьком будуаре, отведенном для интимных приемов. Она была вся в черном, с напудренными волосами, что очень ей шло. Издали она казалась старой, вблизи – молодой, и для наблюдательного человека это был пленительный обман зрения.
– Вы в трауре? – спросила Мадлена.
– И да и нет, – печально ответила она. – Все мои близкие живы. Но я уже в таком возрасте, когда носят траур по собственной жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.
«Хватит ли выдержки?» – подумал Дю Руа.
Обед прошел довольно уныло. Только Сюзанна болтала без умолку. Роза казалась чем-то озабоченной. Все горячо поздравляли журналиста.
Вечером все, беседуя между собой, разбрелись по залам и зимнему саду. Дю Руа шел сзади с г-жой Вальтер, она удержала его за руку.
– Послушайте, – тихо сказала она, – я больше ни о чем не буду с вами говорить, никогда… Только приходите ко мне, Жорж. Видите, я уже не говорю вам «ты». Но жить без вас – это выше моих сил, выше моих сил. Это чудовищная пытка. Днем и ночью я чувствую вас, вы всегда у меня перед глазами, я храню ваш образ в своем сердце, в своем теле. Вы точно дали мне какой-то отравы, и она подтачивает меня изнутри. Я больше не могу. Нет. Не могу. Смотрите на меня только как на старуху, – я согласна. Я нарочно напудрила волосы, чтобы вы посмотрели на меня седую, – только приходите, приходите хоть изредка, как друг.
Она сжимала, она стискивала его руку, впиваясь в нее ногтями.
– Это решено, – спокойно заметил он. – Незачем больше об этом говорить. Вы же видите, что я приехал тотчас по получении вашего письма.
Вальтер с дочками и Мадленой шли впереди; около «Иисуса, шествующего по водам» Вальтер остановился и подождал Дю Руа.
– Представьте себе, – сказал он со смехом, – вчера я застал жену перед этой картиной: она стояла на коленях, точно в часовне. Она здесь молилась. Как я хохотал!
– Этот образ Христа спасет мою душу, – уверенно произнесла г-жа Вальтер; в голосе ее слышался тайный восторг. – Всякий раз, когда я смотрю на него, он придает мне силы и бодрости.
Повернувшись лицом к богу, стоявшему на морских волнах, она добавила шепотом:
– Как он прекрасен! Какой страх наводит он на этих людей, и как они любят его! Посмотрите на его голову, на его глаза, – как все в нем просто и вместе с тем сверхъестественно!
90
…увидел орден Почетного легиона. – Мопассан в 1887 г. отказался от присужденного ему ордена Почетного легиона, утверждая, что есть три вещи, безусловно постыдные для мужчины: быть кавалером ордена Почетного легиона, членом Французской академии (см. примеч. к с. 296) и печататься в «Ревю де де Монд» (самом старом литературном журнале Франции). Последнее правило, однако, он однажды нарушил.