У нас с Иваном была еще одна забава — дорого могла обойтись… На удары нас почти не брали, и всякий раз, когда мы ходили на разведку по Панджшерскому ущелью, мы тренировались, отрабатывая атаки наземной цели. Перед самым входом в ущелье был зеленый оазис, а в нем — маленький, очень красивый дворец. Вот по нему мы при всяком удобном случае и отрабатывали атаки. Мало того, что самодеятельность и нарушение полетного задания, так ведь только теперь доходит — сбить могли за «понюх табачка». Ведь каждый раз шли по одному и тому же маршруту, с одного и того же направления. Легко ведь могли пристреляться и разок-другой шарахнуть, чтобы над головой не гудели.
Вспоминаю один совместный полет с Иваном. Взлетели мы с ним на задание по малому треугольнику, а в эфире гвалт поднялся — в районе Газни афганец с Су-22 катапультировался. Подходим к Газни, а нас с земли предупреждают: «Повнимательнее, там крутится ведущий сбитого». И точно, вскоре мимо нас пронесся, помахав крыльями, одинокий Су-22. Увидев место падения «Су», встали над ним в вираж. Внизу догорали обломки упавшего самолета, к летчику у белого купола парашюта несутся БТРы. Мы начали на них снижаться — подают условный сигнал «свои». Перешли в набор и пошли дальше по своему заданию. А мне эту историю напомнили потом, почти три года спустя. В мае 1985-го, когда я снова был в ДРА, мы в бане обмывали ордена (а я — так сразу два) и пригласили на шашлыки афганских летчиков. Когда все уже «разогрелись» баней и спиртным — как обычно, «полетели» (стали травить байки). И тут один из афганцев рассказывает, как его на Су-22 сбили в начале июня 1982 года. Как он катапультировался, и как его прикрывала пара советских МиГов. До чего тесен мир…
Про предстоящую замену начали говорить еще весной, где-то в апреле. И к июню мы уже все знали: кто, откуда и когда будет нас менять. Но все равно, когда 10 июня сел борт с заменщиками, это стало приятной неожиданностью. С КДП позвонили: «Встречайте борт с вашими заменщиками». Вся эскадрилья прилетела одним самолетом — и летчики, и техники. Группа руководства полетами заменялась по своему отдельному плану. Полетами в Кабуле руководили штатные РП, но к ним все время ходил кто-то из наших замкомэсок, чтобы в случае каких-то нештатных ситуаций оказать нашему экипажу квалифицированную помощь.
В первый вечер по прилету заменщиков братались все, кому завтра не лететь. Кому лететь — те тоже братались, но по стопарю — и спать. Вставать очень рано, и на особый случай скидки не предусматривались…
Эскадрилья под командованием м-ра Зимницкого прибыла из Дальневосточного ВО, из Возжаевки, где базировался 293-й ОРАП. В том полку на «эРах» 2* была лишь одна эскадрилья (две других летали на МиГ-25РБ), и недостаток подготовленных летчиков в эскадрилье компенсировали звеном из Варфоломеевки, что в Приморье. Тогда никто и представить не мог, что двое из четверых ребят 799-го ОРАП останутся в Афганистане навсегда. Одним из них стал Витя Лабинцев. За те совместные дни в Кабуле мы с ним как-то больше других сдружились. Он знал моего друга Валеру Савкина (ВВС очень тесная страна, кого ни встретишь — через одного друзья, или друзья друзей). Он, как и я — с Украины, у него двое детей. Не успел я выйти из отпуска, а мне говорят: «Ваши сменщики уже двоих потеряли — Сашу Миронова и Витю Лабинцева».
Сознание отказывалось эту новость принимать. А потом у них не вернулись из полета еще замкомэска Олев Яассон и Слава Константинов, с августа по апрель эскадрилья потеряла четверых… Вот и думай после этого, повезло тебе на той войне или нет. Но это было потом, а пока мы передавали опыт.
Наши инструктора начали уже на третий день провозить заменщиков на спарках. Комэску, замов, командиров звеньев. А мы продолжали летать на боевые задания, с каждым разом включая в наши боевые порядки все больше и больше вновь прибывших. Свой крайний, 74-й боевой вылет, я выполнил 28 июня 1982 г. А на следующий день ВТА-шный Ил-76 доставил нас в Тузель (военный аэродром на окраине Ташкента), где мы прошли все полагающиеся погранично-таможенные формальности и поехали своим ходом — в основном на такси — в аэропорт. Отпускные билеты были у всех на руках, и прямо из Ташкента мы разлетелись в отпуска — кто куда. Афганская война для нас закончилась, и мы все вкушали какое-то, доселе никому не ведомое чувство легкости и свободы, ни о чем серьезном думать не хотелось.
Два месяца отпуска пролетели быстро, и когда я вернулся в Лиманское, то узнал, что из всей нашей шестерки орден не получил лишь я один, хотя нормой тогда было отправлять на орден за 50–60 боевых вылетов. Да и Дешанков представление подписывал на «Красную Звезду», мне это было известно. Тогда я посчитал, что либо фамилия слишком распространенная в ВВС, либо кадровики сочли мой орден более нужным кому-то другому, из штабных. Они себе частенько позволяли подобное, но начстроя полка я все же попросил послать запрос.
В Лиманском после отпуска летал совсем мало. То другим нужнее было — требовалось молодежь перед переучиванием подтягивать на класс, то потом погоды не было, и в результате за 4 месяца я слетал аж 5 полетов. Да и настроение было уже не то, все готовились в Липецк на переучивание, полк собирались перевооружать на Су-17М4Р.
Весь январь 1983 года мы провели в Липецке, изучали новый самолет. Потом, в феврале и марте напоследок я еще налетался на МиГе — за 50 дней 20 часов. После пяти перегонок, 1 апреля 1983 года я выполнил свой крайний полет на МиГ-21 Р.
Пройдя двухнедельную наземную подготовку, 18 апреля приступил к вывозной программе на Су-17УМЗ. Понадобилось 6 полетов на спарке, и 19 апреля я вылетел самостоятельно по кругу. А к марту 1984 года, налетав на Су-17 около 90 часов, я достиг того уровня подготовки, который у меня был раньше на МиГ-21Р, и даже выше — теперь имелся официальный допуск на атаки наземных целей.
2* Так в разведполках называли МиГ-21 Р.
«…Иван был не просто ведомым, Ваня был умница. Он мне часто и во многом помогал — и на земле, и в небе…» Ст. л-т Иван Коцарь (ведомый) и ведущий пары ст. л-т Александр Бондаренко. Кабул, апрель 1982 г.
И вот летная смена 6 марта, у меня с разлета полет. После предполетных беру ЗШ и собираюсь идти на самолет. И тут меня останавливают и говорят: «Иди клади на место ЗШ, уже никуда лететь не надо, ты едешь в комадировку. Срочно в строевой оформляться. Командующий уже приказ подписал».
Не скажу, что это было для меня полной неожиданностью. Отнюдь. За месяц- полтора до этого, где-то в середине января вызвал меня и моих друзей — Сашу Балько и Виктора Подвигалкина, замполит полка и говорит: «Как вы смотрите на то, чтобы поехать в Афганистан?» Все ответили примерно одинаково: «Особого желания нет, но если прикажут — поедем». Все трое уже побывали в ДРА на МиГ-21 Р (Витя прошел через Афган раньше нас — с эскадрильей из Чорткова). Мы уже знали, что Афганистан это не просто заграница или командировка — это война. А в это время уже были определены три кандидатуры: Кицко, Фоменко и еще кто-то. Но все трое не прошли какой-то из этапов отбора. 7 марта мы сдали оружие, химкомплекты, снялись со всех видов довольствия — в общем, полностью расчитались. 8 марта поздравили жен, а 9-го улетели из Одессы в Ташкент. Оттуда тоже гражданским бортом — в Карши. А уже в Каршах — на военный аэродром, в 87-й ОРАП. Еще одним «добровольцем», и тоже по второму разу, был сменный руководитеь зоны посадки ст. л-т Ишин. Его по случаю такой «радости» даже из отпуска вызвали.
И вот мы представились своему новому комэску — м-ру Н. Ю. Довганичу. Командиром эскадрильи его назначили с должности командира звена, хотя замкомэска Зябкин был и постарше, и опытнее. Но командовать эскадрильей, отправлявшейся в Афганистан, ему не доверили, хотя летчик был сильный — если говорят «От Бога», так это про таких, как он. Но каршинский комполка п-к Аршанинов был уж слишком суров. Одним словом, Зябкин ему «не пришелся», и комэской назначили Довганича.
