Прошла неделя, прежде чем инспектор из Королевского общества защиты животных снова возникла на горизонте. На этот раз она была куда приветливее и дружелюбнее. Боб тоже обрадовался ей и даже дал себя погладить.

Я за семь дней успел прийти в себя и спокойно отвечал на вопросы. Инспектор что-то писала в блокноте, интересовалась, чем мы занимались на этой неделе и есть ли у нас планы на ближайшие дни. Потом она наблюдала за тем, как мы взаимодействуем друг с другом и прохожими. Инспекторы Королевского общества изучают поведение животных, поэтому она сразу поняла, что Бобу нравится работать со мной и развлекать публику.

Уходя, дама пообещала, что скоро с нами свяжется. На прощание она потрепала Боба по голове, улыбнулась и пожала мне руку. Еще час я играл на гитаре, но мысли мои были далеко. В конце концов я понял, что не могу сосредоточиться, и начал собирать вещи. В этот момент в толпе показалось знакомое лицо. Дама, работавшая управдомом в одной из многоэтажек на Нил-стрит, не первый раз предъявляла нам претензии. Мы почему-то все время ей мешали. Видимо, она следила за нами в окно и видела, как мы расстались с инспектором на хорошей ноте.

– Люди, между прочим, спать пытаются! – сварливо заявила она.

– Сейчас полдень, – недоуменно отозвался я.

– Неважно! – протянула управдом таким тоном, словно я был трехлетним ребенком. – Здесь нельзя играть. Вы что, не видите знак? – Она указала на табличку на другой стороне улицы, где находилось здание, в котором она работала.

– Так я же не там играю, а здесь, – возразил я. – Здесь играть можно. Даже полиция ничего против не имеет.

Но женщина пропустила мои доводы мимо ушей. Ей нужен был скандал, и она намеревалась во что бы то ни стало его закатить.

– Довольно! И ты, и твой грязный кот у меня уже в печенках сидят! Я вызову полицию, и вас вышвырнут отсюда!

Окончательно обозленная дама развернулась на каблуках и пошла прочь.

Ее претензии яйца выеденного не стоили. Как я могу помешать людям спать в середине дня? У меня нет усилителя, я играю на оживленной улице, где в любое время дня и ночи проезжающие мимо машины производят шума куда больше, чем музыкант с акустической гитарой. Если что и разбудит спящего человека, то это будет грохот грузовиков и полицейские сирены.

И все же я знал, что в случае чего закон будет на стороне управдома. В этом районе существовали ограничения для музыкантов, так что мне следовало проявлять осторожность. И не забывать поглядывать по сторонам.

Примерно через час после разговора с управдомом на улице показался полицейский фургон.

– Не нравится мне это, – пробормотал я, торопливо убирая гитару в чехол.

К тому моменту, как двое полицейских подошли к нам, мы были готовы уйти. О чем нас, собственно, и попросили.

Я был, мягко говоря, раздосадован случившимся. Теперь у меня не осталось никаких сомнений по поводу того, кто написал жалобу в Королевское общество защиты животных. Убедившись, что от лживых обвинений мало толку, управдом сменила тактику. Видимо, она пойдет на все, лишь бы я убрался с улицы.

В тот же вечер нам позвонила инспектор. Она сказала, что беспокоиться не о чем.

– Боб – особенный кот, и ему с вами очень хорошо. И не обращайте внимания на тех, кто считает иначе.

Это был самый мудрый совет за долгое время. И неожиданно для себя я ему последовал.

Выбираться из кровати по утрам становилось все сложнее – бледное зимнее солнце, нехотя поднимавшееся над городом, наполняло комнату болезненным светом, отчего хотелось укрыться одеялом с головой и просидеть так остаток дня. Последние недели я плохо спал и нередко встречал рассвет. Но главная причина нежелания покидать кровать крылась не в этом. Просто я знал, что, как только приму вертикальное положение, грудную клетку начнет раздирать удушливый кашель.

Он мучил меня не первый день, но в последнее время стало намного хуже. Неудивительно, ведь я целыми днями торчал на улице. Сначала он не очень мешал, но теперь мокрота забивала горло, и порой казалось, что сейчас я выкашляю легкие с бронхами. Я складывался пополам от боли, меня рвало. Отвратительное ощущение – и отвратительное зрелище для окружающих. Звуковое сопровождение тоже оставляло желать лучшего. Я чувствовал себя крайне неловко, когда приступ настигал меня в общественных местах.

Сначала я думал, что это обычная простуда и все пройдет само собой. Но теперь я всерьез забеспокоился. Я курил с тринадцати лет; за прошедшие годы мои легкие пропустили через себя немало кубометров табачного дыма. Моя подружка-наркоманка умерла от туберкулеза, и я хорошо запомнил, как она кашляла в последние месяцы жизни. Я где-то слышал, что туберкулез – заразная болезнь. Может, я тоже его подхватил? И теперь мои легкие разваливаются на куски?

Я пытался справиться с кашлем, поглощая дешевые лекарства из супермаркета. Странно, но почему-то не помогло. Тогда я сходил к доктору, но на том этапе это могла быть обычная сезонная простуда, и врач отправил меня восвояси, посоветовав принять парацетамол, отлежаться и бросить курить. От таких рекомендаций тоже было мало толку.

Боб почувствовал, что хозяин опять заболел, и окружил меня повышенным вниманием. Я хорошо усвоил урок и не прогонял его.

– А вот и доктор Боб! – шутил я, когда рыжий укладывался у меня на груди и принимался тихо мурлыкать.

Я читал, что кошки мурлыканьем лечат болезни костей. Видимо, частота, с которой они вибрировали, благотворно влияла на человека. Боб, наверное, пытался тем же способом исцелить меня. Кажется, он давно определился с диагнозом. И это, признаюсь, меня пугало. Кошки подчас разбираются в болезнях лучше дипломированных докторов. Они предсказывают эпилептические припадки, судороги и приближение родов. Я читал о коте из Йоркшира, который начинал странно поглядывать на хозяина перед припадком. Знаменитый кот Оскар из дома престарелых неотлучно сидел рядом с теми, кто доживал последние часы. Непонятно, по каким признакам он это вычислял: то ли видел что-то, недоступное человеческому взгляду, то ли чуял запахи, порожденные биохимическими процессами в теле умирающего. В любом случае, сверхъестественные способности Оскара пугали постояльцев дома престарелых, и те старались держаться от кота подальше. Наверное, он был для них ангелом смерти. Я очень надеялся, что Боб такими талантами не обладает.

Через некоторое время я снова записался на прием к врачу. На этот раз – к молодому доктору, которого мне порекомендовал друг. Он отнесся ко мне куда внимательнее. После того как я рассказал ему про кашель и рвоту, доктор прослушал мои легкие и попросил пройти «пик-флоу» тест, чтобы проверить силу дыхания и объем выдыхаемого воздуха. В детстве у меня была астма, поэтому я предполагал, что результаты будут не ахти.

Доктор ничего не говорил, только делал пометки в карточке. Очень много пометок.

– Итак, мистер Боуэн, я бы хотел направить вас на рентген.

– Ладно, – сказал я.

Врач распечатал направление и вручил его мне:

– Отнесите это в больницу Хомертон, они знают, что делать.

Он очень осторожно подбирал слова, но выражение его лица мне не нравилось. Похоже, я не зря беспокоился.

Придя домой, я засунул направление куда подальше и быстро про него забыл. Часть меня не желала знать правду. Совсем недавно я лежал в больнице с тромбозом глубоких вен. Что, если мне придется вернуться в палату? Вдруг доктора найдут у меня еще какую-нибудь страшную болезнь?

И потом, я уже бывал в Хомертоне. Кошмарное местечко. Можно целый день проторчать в очереди и уйти ни с чем. А мне нужно было деньги зарабатывать.

Понятно, что я выдумывал оправдания, поскольку боялся того, что мог обнаружить рентген. Иными словами, вел себя как упрямый страус. Думал, что, если засуну голову в песок и сделаю вид, что ничего не было, кашель, рвота и боль в груди пройдут сами собой. Естественно, стало только хуже.