– Так бросай все к чертовой матери. И уезжай во Францию.

– А как же мои сотрудники?

– Возьми с собой пару самых толковых. Уж если ради тебя на такие исключения идут, парочку твоих согласятся взять?

– Но я не хочу уезжать!!! Я русский!!!

– Значит надо бороться.

– Как?! Разве мы не убедились, что политическая борьба в России это фарс?!

– А я и не предлагаю политическую борьбу.

– Не понимаю. Что же ты предлагаешь?

– Гражданскую войну. Ты же потомственный бомбодел. Помоги нам сделать бомбу. Это и будет твой вклад в победу русской национально-освободительной революции.

– Вы, Петр шутите. Причем неудачно, – насупился Каурин.

– А прокуратура, требуя у Володи взятки в валюте, шутит более удачно?

– Но можно доказывать свою правоту законными методами.

– Вы сегодня попытались сделать это. Причем в вопросе довольно второстепенном. Как, получилось? Или пришлось глушить депрессию алкоголем? Тогда за что пьем, коллеги?

– Я старый человек, вы уж извините, Петр. Но мне кажется, вам доставляет удовольствие строить из себя Мефистофеля.

– Павел Андреевич, – Петр впервые с момента своего многолетнего знакомства с Володей почувствовал раздражение. – Я ничего не строю. Это вы меня пригласили. Это вы плачетесь мне в жилетку. – Он вдруг вспомнил горящий взгляд Василия, и продолжал с еще большей уверенностью, – я знаю десятки людей, которые готовы бороться со всей этой сволочью. Нет, я ошибся. Не бороться – воевать. Воевать бескомпромиссно, тотально, до полного уничтожения. Не считаясь с потерями. Ни своими, ни чужими, ни попавших под руку случайных прохожих. Другого пути нет. Вы все равно потеряете все, что цените и чем гордитесь. Но хотя бы отомстите своим врагам. Спасите тех, кого они, оставшись безнаказанными, унизят, ограбят, обманут или убьют завтра. После того, как вы им сдадитесь без боя.

– Вы говорите о своих соотечественниках как о врагах!

– Такова логика всех гражданских войн. И не мы начали эту войну. Не мы десятками расстреливали пленных на стадионе у американского посольства в 1993 году. Не мы засовывали гранаты в промежность девчушкам на четырнадцатом этаже Белого дома. Не мы косили из пулеметов безоружную толпу у Останкино. Не мы отдавали Западу военные секреты, созданные отцами. Не мы убивали спящего генерала Рохлина, а потом сваливали это убийство на его жену. Не мы взрывали своих спящих соотечественников в их домах, чтобы потом все свалить на мифических террористов. Не мы фальсифицировали все выборы, а потом и вообще их отменили. Что вам еще надо, чтобы понять – война объявлена!

Чугунов, не стесняясь, орал на весь ресторан. На них испугано косились.

Ему вдруг стало весело.

– Впрочем, господа, коль скоро вы пригласили меня для психологической поддержки, перейдем к данной процедуре. Поговорим о женщинах. Это, я чувствую, вас взбодрит.

Но Володя посмотрел на него затравлено и сказал:

– От меня ушла жена.

Чугунов ввалился в свою коммуналку поздним вечером. Хмурый сосед в старых тренировочных трико с пузырями на коленях и тельняшке, их теперь в России носили все поголовно, показался в дверях своей комнаты.

– Петрович, тебе звонили три раза.

– Кто?

– Какая-то баба.

– Ты ей сказал, что я здесь бываю редко. Пусть звонит по мобильному.

– Она не знает твоего мобильного.

В России принято любого мужика, не достигшего определенного социального положения до старости лет звать по имени. Чугунову эта манера не очень нравилась, но это не тот вопрос, ради которого стоит соответствовать своим идеалам.

– Не обижайся, Колян, мне звонят достаточно редко.

– Да я что…

Их диалог прервал звонок.

– Чугунов, – раздался в трубке голос бывшей жены. Она всегда называла его по фамилии.

– Да.

– У меня к тебе дело.

– Какое?

– Скажу при встрече.

– Я не жажду с тобой встречаться.

– И все же придется! – сразу взвилась она.

– Осади, дорогая. И скажи лучше, в чем дело. Хотя бы в общих чертах. Вряд ли у тебя есть такие секреты, о которых нельзя просто сказать по телефону.

Вдруг он понял, что от него хотят. Что ж, он человек щедрый. Как можно миролюбивее он сказал.

– Слушай, у меня подозрение, что тебе потребовались деньги. Но ты боишься, что по телефону я тебе откажу. Не беспокойся. Если твои потребности в рамках моих возможностей, я тебе помогу.

Она не ответила прямо, а заголосила почти что со слезами.

– Нас могут выгнать из квартиры… Твой сын останется на улице…Я знаю, у тебя сейчас деньги должны быть.

– Я же сказал, помогу. Не голоси, и скажи сколько.

– Пятнадцать тысяч.

– Разумеется баксов. Ладно, приходи завтра сюда ко мне часов в одиннадцать утра.

К счастью, нужная сумма была у него при себе. На текущие оперативные расходы. И, в конце концов, он же не потратил пока на себя не копейки. И вполне имел право истратить такие деньги по своему личному усмотрению.

Она пришла ровно в одиннадцать. От вчерашней растерянности не осталось и следа. Взглянув на нее мельком, Чугунов понял, что она одета модно и довольно дорого. Он помог ей снять пальто и, наклонившись, расстегнул и помог снять сапоги.

– Все такой же джентльмен, профессор, – она вздернула свой курносый носик и скривила губы.

– Давай не начинать разговоры в коридоре. Пройдем в комнату.

Они вошли в комнату.

– У тебя пепельница есть? – спросила она, доставая сигареты.

– Ты же знаешь, я не курю.

– А для гостей?

– Здесь я гостей не принимаю.

– Убого живешь, Чугунов. Так люди, о которых пишут в газетах, не живут.

– Ты знаешь быт многих людей, о которых пишут в газетах?

– Да уж знаю.

Раздражение начало охватывать его. Но пока он сдерживался.

– Кстати, чем ты теперь занимаешься? – вежливо поинтересовался он.

– Из медицины ушла. Теперь я риэлтер.

– Талант к торговле у тебя в крови.

– Не язви, Чугунов. Родителей я похоронила.

– Извини. Но все же к делу.

– Не хочешь спросить, зачем мне эти деньги?

– Не дурак. Все ясно, как ведро сметаны. Заигралась ты со своими спекуляциями. Влетела в ситуацию. И теперь тебя за пятнадцать тысяч баксов грозят за долги лишить квартиры, которая стоит гораздо дороже.

– Догадливый ты Чугунов.

Пакет с деньгами был приготовлен заранее и небрежно был брошен на стол. Чугунов взял его и уже хотел отдать. Он взял пакет и повернулся к ней.

Она стояла, одетая в платье, напоминающее трико. Платье было на ладонь выше колен. Колготки цвета слоновой кости гармонировали с кремовато-бежевым цветом платья. На шее блестела целая россыпь золотых цепочек. Впрочем, довольно дешевых.

Надо сказать, что одежда выгодно подчеркивала ее весьма неплохую фигуру. Она смотрела на Чгунова надменно, в знакомой гримасе кривя свои резко очерченные губы.

Можно подумать, что это я ее о чем-то прошу! – вдруг подумал Чугунов, ощущая приступ накатывающей злобы. Глаза затуманились. Он начал ощущать себя как будто со стороны…

– А знаешь, – его голос звучит глухо, – я дам тебе еще пять тысяч сверху.

Ему вдруг остро хочется грязного злого секса без любви. И эта сука лучше всего подходит для таких занятий. Хотя почему пять тысяч, а не сто баксов, как за нормальную проститутку, он не понимает.

Она усмехается все еще надменно, но чуть испугано. Он швыряет ей пакет с приготовленными деньгами и вынимает из стола еще пять тысяч, которые неосторожно хранит дома. Он отсчитывает деньги, как будто уже получил ее согласие.

– Ну, – он смотрит на нее тяжелым взглядом.

Она чуть дрожащими руками скидывает свое платье-трико и остается в черном боди. Колготки оказываются чулками.

– А ты, оказывается, хорошо подготовилась к встрече. Даже вкусов моих не забыла.

Кривая улыбка как шрам пересекает его лицо.

– Чего остановилась? Давай дальше.

– Может не надо? – она вдруг чего-то пугается.