Исчезновение господствовавших над всем военных соображений не только повлекло за собой сознание общей усталости, но и возвращение к партийной политике. Шторм утих, и по мере того как все дальше и дальше отступали волны, с берега посреди скал и отмелей стали воочию видны обломки погибающих кораблей, покинутые припасы и всякий мусор. Начало военных действий застало Великобританию и Ирландию в состоянии ожесточенной партийной борьбы, не только фантастической по крайностям, допускавшимся ее участниками, но и полной опасностей. Консервативные и либеральные массы, подстрекаемые принадлежавшими к ним ирландскими партиями – оранжистами[12] и националистами, – яростно нападали друг на друга, не заботясь о возможных последствиях для всей страны. В Ирландии обе стороны совершенно игнорировали закон и начали вооружаться, подготовляя борьбу не на жизнь, а на смерть; предполагалось, что если даже кровопролитие ограничится одной лишь Ирландией, обе борющиеся в Ирландии стороны получат подкрепление от своих сторонников в Великобритании. Ирландский хор дополняла обычная шумиха партийной борьбы между правыми и левыми в Англии. Как раз в самый разгар этих торжеств и разразился Армагеддон великой войны.

Как будто зачарованная, вся страна сменила полностью все политические ценности и отношения; господствующее значение приобрело все то, что было наиболее глубокого и прочного в жизни нашего острова; и если бы тогда у нас оставалось свободное время для того, чтобы вынести жизненный урок из опыта, мы могли бы заметить, насколько то, что мы все чувствовали и чем дорожили, было важнее того, что нас разделяло. В течение нескольких дней, не более, партийная вражда сразу исчезла. Консервативные лидеры поспешили на помощь тем самым министрам, против которых они так долго и горячо выступали. Партийный аппарат соперничавших партий стал единым, всюду проникающим агентством по вербовке волонтеров. Если не считать горсточки неудачливых политиков, связавших себя пацифистской программой до того, как окончательно выяснились стоявшие на очереди вопросы, всякая оппозиция войне исчезла. Ульстерцы прислали для вооружения бельгийцев те самые контрабандные ружья, от которых, по их мнению, зависела их жизнь. Оба Редмонда и вся Ирландская националистическая партия объявили, что Ирландия будет отстаивать дело союзников; д-р Клиффорд и лидеры свободных церквей произносили проповеди на военных митингах; наконец, подавляющее большинство трэд-юнионистов искренне примкнуло к общенациональному выступлению.

На протяжении всей войны и особенно в наиболее трудные ее моменты все эти силы в общем и целом обнаруживали полное и непоколебимое единодушие. Ни недостатки министров и правительств, ни военные ошибки и поражения, ни тяжкие и долгие годы бойни, ни разочарования, ни серьезные поводы для недовольства, ни потери, ни лишения не могли заставить людей, поклявшихся своей верой, отойти от общего дела. Они шли вместе до самого конца. Но теперь конец наступил, и люди переводили дух и оглядывались кругом.

С мая 1915 г. у власти стояли коалиционные правительства, но вторая коалиция 1916 г. значительно отличалась от своих предшественниц. Консервативная партия, находившаяся в палате общин в значительном меньшинстве, получила очевидное и решительное преобладание. Ллойд-Джордж ввел в правительство официальных представителей рабочей партии; но лидеры либеральной партии и большая часть ее членов были под влиянием Асквита. Либеральные министры и члены либеральной партии, примыкавшие к премьер-министру, могли говорить от имени своих избирательных округов, но не могли ссылаться на официальное и коллективное мнение всей партии. Во время войны это обстоятельство никого особенно не заботило. Разногласия, проявлявшиеся в палате общин, объяснялись не партийными соображениями, а различной оценкой значения той или иной личности, да и кроме того вращались исключительно вокруг вопроса о наилучших способах достижения победы. Но после заключения перемирия положение внутри либеральной партии приобрело для премьер-министра практическое значение и стало вызывать у него серьезную тревогу. Он оставил путь ортодоксального либерализма; было известно, что он был главным инициатором закона о принудительном военном наборе; он горячо боролся с теми, кто по убеждениям совести противился военной повинности; он не стеснялся нарушать и понижать либеральные принципы; он вытеснил из состава правительства своего прежнего вождя, уважаемого лидера либеральной партии, и почти всех своих прежних коллег по кабинету и лишил их возможности принимать какое бы то ни было участие в ведении войны. Естественно, что его личную роль в одержанной союзниками победе они оценивали иначе, чем приветствовавшие его народные массы. Они питали к нему вражду, были компетентными, хорошо осведомленными политиками и распоряжались партийным аппаратом. Во время единственного важного партийного голосования, принятого по вопросу об отношении к Ллойд-Джорджу, выяснилось, что среди либеральных членов палаты имелось сто девять закоренелых оппонентов и семьдесят три сторонника премьер-министра. Кроме того было очевидно, что немедленно по подписании.мира лейбористские министры будут отозваны рабочей партией из состава правительства. Правда, премьер-министра решительно и лойяльно поддерживала консервативная партия, представлявшая собою сильную и целостную организацию, в которой он однако участия не принимал. Поэтому, как только на пороге политического сознания снова появились вопросы партийной политики, положение Ллойд-Джорджа, находившегося тогда в зените своей славы, стало исключительно непрочным.

Но в тот момент общее внимание было сосредоточено на приближающейся мирной конференции, и перед умом политиков вставали исторические картины Венского конгресса. Париж стал центром мира, куда страстно стремились отправиться все наиболее крупные государственные деятели держав-победительниц, как только им удавалось покончить с неотложными внутренними делами. Ллойд-Джорджу было нелегко избрать своих ближайших сотрудников. Правых конечно должен был представлять консервативный лидер, Бонар Лоу. Варне должен был представлять рабочую партию. Для удобства численность делегаций отдельных стран была ограничена тремя лицами, и следовательно в британскую делегацию никого больше нельзя было включить. Но необходимо было принять во внимание и двух других лиц, очень различных по характеру и поведению; каждый из этих деятелей мог многое дать и во многом отказать. Первый из них был лорд Нортклиф, который, с одной стороны, был вооружен «Таймсом», с другой – вездесущей «Дейли Мэйль» и на этом основании считал себя равным любому политическому лидеру. Пови-димому он был готов настаивать на своих претензиях и мстить за их отклонение с такой непосредственностью, которая едва ли была возможной для государственного деятеля. Приближались общие выборы в парламент, и разумная, умелая помощь этих двух больших газет, послушно исполнявших приказы своего владельца, казалась премьер-министру серьезным фактором успеха. Тем не менее, назначить лорда Нортклифа главным делегатом мирной конференции, минуя Бальфура, министра иностранных дел, и всех премьер-министров Британской империи, было невозможно.

Вторым персонажем был лидер либеральной партии. Как в момент пребывания своего у власти, так и после своего падения Асквит решительно отказывался служить под начальством Ллойд-Джорджа или хотя бы в одном кабинете с ним; на всякое предложение такого рода и он лично, и его друзья обычно смотрели, как на великое оскорбление. Тем не менее в недели, непосредственно следовавшие за победой, он дал понять, что не откажется участвовать в заключении мира в качестве вождя своей партии. Это во многих отношениях усилило бы позицию премьер-министра. Мирные переговоры должны были затянуться на много месяцев, и тесное сотрудничество премьер-министра и либерального лидера не могло не способствовать устранению образовавшейся между ними пропасти. Личные качества Асквита также оказали бы неоценимую услугу на конференции. Но с другой стороны, включение его в состав делегации еще более разгневало бы лорда Нортклифа. Взвесив все эти противоречивые соображения, Ллойд-Джордж решил не увеличивать состава делегации сверх тех пределов, какие были установлены по соглашению с другими державами.