Надо было ковать железо, пока горячо. Именно теперь наступил момент дать Ирландии то конституционное самоуправление, тот гомруль, на котором она столь долго настаивала. Когда все народы империи, впервые принявшие участие в общей битве, давали торжественную клятву в верности, Ирландия легко согласилась бы на дарование Ольстеру самостоятельного, но подчиненного парламента. Но правительство не могло предпринять этого шага, да и вряд ли он был бы уместен в тот момент. Лишь очень немногие предвидели, что нам придется пережить долгие годы тяжелой борьбы. Взоры всех были прикованы к полям сражений. Либеральное правительство настаивало на внесении билля о гомруле в книгу статутов, но билль сопровождался оговоркой, откладывавшей введение его в действие вплоть до окончания войны. Но даже и этот шаг вызывал серьезное недовольство некоторых государственных людей, которые впоследствии подписали ирландский трактат 1921 г. при обстоятельствах, несравненно более неприятных.

Были упущены важные моменты и при создании ирландской армии. Ирландские националисты старались, что было для них вполне естественно, всячески подчеркивать ирландскую национальность быстро формировавшихся батальонов и бригад. На юге Ирландии желали непременно носить знамена, повязки и формы, имевшие национальное значение, и если бы мы пошли навстречу этому желанию, то мы облегчили бы набор в войска и укрепили бы дружеское расположение ирландцев. Но лорд Китченер смотрел на все это с другой точки зрения, и нельзя отрицать, что его опасения были не лишены оснований. Он помнил историю 1798 г. и, родившись в Ирландии, он сам не мог быть уверен в том, что ирландские армии, собранные для одной цели, не будут использованы для другой. Подчиненное ему военное министерство действовало со всей установившейся рутиной, и энтузиазм ирландцев натолкнулся на отпор, а затем и совсем остыл. По мере того как война затягивалась, вызванное ею возбуждение проходило, оживали старые недоразумения и недружелюбные чувства. Национальный герой Ирландии стал вновь жертвой ненависти, и хотя ирландская молодежь по-прежнему была готова идти на риск и страдания, но она желала теперь рисковать и страдать во имя других целей. В пасхальную неделю 1916 г. разразилась трагедия. Немцы попытались оказать помощь безумному восстанию, и быстро последовали репрессии и казни, хотя и немногочисленные, но оставившие глубокий след. Хорошо было сказано: «Поле сражения быстро зарастает травой, но никогда не зарастет ею эшафот». Положение ирландской парламентской партии роковым образом пошатнулось. Судьба Ирландии стала зависеть от людей, для которых ненависть к Англии была их господствующим и почти единственным интересом в жизни.

Только после того, как дело приняло столь печальный оборот, ирландские национальные лидеры, сэр Эдуард Карсон и британское коалиционное правительство пытались провести соглашение между обеими частями Ирландии и между Ирландией и Великобританией. Неудача совещаний между ними была, быть может, не столь определенной и непреодолимой. В течение всего этого времени ирландские дивизии дрались со своей традиционной храбростью всюду, куда ни приводила их война. Добровольный набор уже не мог пополнить потери. Война углублялась, и перспективы будущего становились все сумрачней. С каждым годом войны борющиеся нации удваивали свои усилия, и в Великобритании добровольный набор уступил место воинской повинности. Канада и Новая Зеландия провели акты о воинской повинности. Соединенные Штаты, вступившие в войну поздно, при помощи суровых законов бросили в котел войны свое боеспособное население. В конце концов в Великобритании стали брать на военную службу восемнадцатилетних мальчиков, сорокапяти– и пятидесятилетних мужчин, отцов семейств и единственных сыновей вдов. «Почему же, – недовольно спрашивали жители Великобритании, – Ирландии должны быть оказаны льготы несмотря на то, что там остается много мужчин, способных нести оружие?».

В 1918 г. вопрос о принудительной воинской повинности в Ирландии был разрешен таким образом, что мы получили наихудшие результаты, вызвали раздражение в населении против этой принудительной меры, не провели закона и не получили людей. Английское требование о введении в Ирландии обязательной воинской повинности вызвало недовольство во всем ирландском народе. На фронте служило 60 тыс. ирландских солдат, но зато 60 тыс. британских солдат несли гарнизонную службу в Ирландии, и, таким образом, наши военные ресурсы не увеличились.

Победа не вызвала радости в Южной Ирландии. Все мысли ее населения были теперь сосредоточены на собственных делах Ирландии. Во время выборов 1918 г. провалились все кандидаты, поддерживавшие дело союзников. Националистическая партия, в течение шестидесяти лет представлявшая ирландскую демократию, исчезла в одну ночь. Вместо них были избраны восемьдесят шин-фейнеров, совершенно чуждых всем тем процессам ассимиляции, которые происходили в мирное время и которые под внешней оболочкой словесной враждебности создавали скрытую симпатию и взаимное понимание. Шин-фейнеры были проникнуты старой унаследованной от прадедов ненавистью, первобытной и неумолимой. Эти люди преследовали одну единственную цель, цель местную и узкую, и мало заботились о том, к каким последствиям это приведет для них самих или для широких слоев населения. В этих восьмидесяти членах палаты общин жил дух пасхального восстания 1916 г. Такие неумолимые меньшинства имелись до войны в некоторых парламентах Европы, а в некоторых они существуют, может быть, и по настоящее время.

Парламент, собравшийся в январе 1919 г., как мы уже упоминали, в подавляющем большинстве состоял из консерваторов. Давление восьмидесяти представленных в нем смертельных врагов могло нарушить его дебаты или даже привести к насильственным сценам в самой палате, но оно не могло помешать ходу событий или изменить его. Но за этим парламентом должны были последовать другие. Всякий вдумчивый человек, заглядывающий в будущее, должен считаться с возможностью таких парламентов, в которых британские политические партии находятся в равновесии, а при этих условиях неумолимо настроенное меньшинство может нарушить равновесие и использовать свое влияние во вред государству. Право голоса было предоставлено самым широким слоям. Антигерманские страсти, охватившие избирателей и толкавшие их к бессмысленным крайностям, должны были вскоре погаснуть, а после исчезновения их должны были ожить все те силы, которые способствуют гибели государств и цивилизаций. Через четыре года на сцене должен был появиться парламент, в котором восемьдесят шин-фейнеров обеспечивали почти абсолютное большинство бесформенной, плохо организованной и полуграмотной социалистической партии. В нашей парламентской жизни и парламентской избирательной борьбе, казалось, должен был наступить долгий период, когда дикая и никем не руководимая шайка людей, ненавидящих Англию, будет подтачивать самые жизненные основы империи и вносить в нашу общественную жизнь озлобление, о котором мы не знали в течение целых поколений, пожалуй, в течение целых столетий.

К счастью, сами шин-фейнеры избавили нас от этих недостойных и трагических переживаний. Сознание своих обязанностей перед Ирландией заставило их отказаться от недостойной тактики, сводившейся к тому, чтобы чинить помехи и причинять неприятности Британской империи. Следуя примеру мадьяров, шин-фейнеры, не колеблясь, отказались от представительства в палате общин. Они ни одной минуты не взвешивали того огромного (хорошего или дурного) влияния, которое они могли оказать на деле Британской империи. У них был один лозунг «Шин-фейн» – «мы сами». Актом самоотречения, который приходится признать замечательным, несмотря на то, что он был порожден ненавистью, они навсегда отрезали себя от всякого участия в палате общин, дававшего им неоценимые преимущества, хотя и вызывавшего злобные чувства. Две великих услуги, которые Ирландия оказала Британии, – это ее присоединение к делу союзников в начале мировой войны и ее уход из палаты общин в конце войны.