Виолетта получила отличное образование и светское воспитание. Никакие радости жизни были ей не чужды, и все же я видела — где-то в глубине души она чувствовала себя очень неуверенно, что-то беспокоило её. Что? Так глубоко заглянуть в себя она не умела. Виолетта почти боготворила свою мать, но никогда не спешила повидать её. Отца же не знала и знать не желала. Здесь у нас с ней было много общего.

Она увлекалась живописью, писала стихи, разбиралась в поэзии — имя Бенни Аронса было ей знакомо — и не имела ни малейшего представления, чем станет заниматься после окончания университета. Она готовилась к защите диссертации по специальности английский язык и литература, но, мне кажется, не любила свою профессию, не собиралась уйти в научную работу, не собиралась где-либо преподавать.

Как-то она сказала, что завидует моему честолюбию.

Наше путешествие по Лондону на автобусе более напоминало обыкновенную поездку на такси, нежели экскурсию. Мы мотались от одной достопримечательности к другой с той скоростью, с какой позволяло передвигаться по городу дорожное движение. Полагаю, задумка организаторов заключалась в том, чтобы дать нам возможность пусть мельком, но оглядеть все мало-мальски, привлекательное в столице Англии. А ленч удался. Мы обедали в ресторане на проспекте Уитби, в пабе, который был построен ещё при Тюдорах. Пять веков назад.

Я и не предполагала, что так устану. Право, очень тяжело сидеть, смотреть да слушать экскурсовода восемь часов подряд. Но, по большому счету, день прошел отлично. Нам даже на короля Георга довелось посмотреть — издали, конечно. Он перерезал ленточку на открытии какого-то общественного здания. Однажды я уже видела короля Георга воочию. Это было десять лет назад, когда монарх делал остановку в Ново-Йорке по дороге на Луну.

По возвращении в отель мы с Виолеттой решили поужинать где-нибудь за пределами гостиницы и заодно разведать ближайшие окрестности. В поисках подходящего ресторанчика мы спустились к центру по Бромптон-роуд. И зря, не стоило так поступать. Мы бродили от ресторана к ресторану, пересмотрели с дюжину меню, вывешенных в окнах-витринах, и вдруг я поняла, что просто-напросто вожу Виолетту за нос, подсознательно выбирая заведеньице подешевле. Но я не желала девушке голодной смерти, поэтому честно покаялась, а в ответ услышала, что она и не собиралась шиковать. Она совсем не против экономии. Если в Лондоне она десяток раз не сходит в дорогие рестораны, то на сэкономленные деньги сможет купить в Париже великолепное платье.

В конце концов мы набрели на уличного торговца. Он продавал эль и сандвичи. Мы купили у него сандвичи и приговорили их по дороге в отель. Уличный торговец просветил нас насчет недорогих ресторанов с приличной кухней — от отеля нам следует держать курс на север, а не на юг.

Заморосил дождь, однако это нас не обеспокоило. Выходя из гостиницы, мы захватили плащи и шляпки.

Автомобильное движение в Лондоне сильно отличается от нью-йоркского. Машины в британской столице — мощнее, быстрее, и за рулем, похоже, зачастую сидит маньяк. Тут нет такси, управляемых роботами, а для людей вождение автомобилей, мне кажется, превратилось в увлекательный спорт, в соревнование — кто кого обгонит. При таком подходе к делу пешеходы на мостовых — только помеха, но и без них плохо. Когда на проезжей части нет препятствий, соревноваться не так интересно.

Зато на тротуарах и в магазинах здесь по сравнению с Нью-Йорком — тишь да благодать. По крайней мере, люди ведут себя с тобой куда более вежливо, чем в Америке. И совершенно незачем стремиться, как в Нью-Йорке, в центр города, в середину растревоженного людского улья. По мне, так наиболее удобный для жизни район Лондона — Кенсингтон.

В полиции служат не только мужчины, но и женщины. Полицейские не носят при себе огнестрельного оружия, и, похоже, они вообще не вооружены. Как нам объяснили, конечно же, и в Лондоне есть бандиты, но всерьез они не влияют на обстановку в городе, на его атмосферу. В самом Лондоне уровень преступности в четыре раза ниже, чем в Нью-Йорке. «Сам Лондон», правда, не включает в себя районы Ист-Энда, контролируемые мощной криминальной, группировкой, которая называет себя «Национальный фронт».

Мы прихватили с собой в номер бутылку мадеры в качестве профилактического средства от простуды; добравшись до комнаты, задрали вверх ноги и стали смотреть телевизор. Два основных английских телеканала — государственные. У меня сложилось впечатление, что, если сравнивать с американскими программами, английские — потоньше, поумнее. Коммерческое телевидение весьма остроумно и откровенно; славно и то, что после просмотра передач вас по ночам не мучают кошмары.

Прежде никто из нас не пробовал мадеру. Это сладкое и крепкое вино. Мы выпили вею бутылку. Сначала слегка захмелели, затем нас обеих стало клонить в сон; мы заснули в одной постели, невинные, как малышки. На рассвете я проснулась, чувствуя, как теплое голое тело Виолетты согревает меня. Приятнейшее ощущение! Не то чтобы меня осознанно потянуло на лесбийские дела, просто в подкорке, что-то такое заворочалось, но я постаралась справиться со своими проблемами, не беспокоя Виолетту. Я выпила, наверное, целый литр воды и лишь тогда вспомнила о таблетках, снимающих похмельный синдром. Отложив их и для Виолетты, я заползла в соседнюю неразобранную постель, в холодные простыни и стала ждать, когда прекратится головокружение.

Этот день Виолетта решила посвятить осмотру достопримечательностей, имеющих отношение к великим писателям и их творчеству, и я потащилась вслед за нею, хотя имела довольно смутное представление о том, что такое английская литература.

Абсолютно не жаль времени, потраченного на посещение дома Диккенса. Дом буквально дышит атмосферой девятнадцатого века, он полон антиквариата. Судьба некоторых достопамятных вещей, продемонстрированных нам, была напрямую связана с Америкой. Диккенс, как известно, не испытывал к юному государству никаких чувств, кроме презрения, но, очевидно, не гнушался американскими долларами, которые получал за публикации своих произведений в США. Из дома писателя мы направились в его любимый паб, где и выпили по паре пинт настоянного на литературе пива, заложив крепкий фундамент завтрашнего похмелья.

Особняк Самуэля Джонсона был построен на два столетия раньше диккенсовского. За века деревянные ступени стерлись под подошвами туристов, бесконечными вереницами снующих вниз и вверх по старой лестнице. Дом выглядел как музей. Конечно, не станешь с благоговением относиться к жилищу литератора, когда ты не читала ни строчки из его произведений. Наш путеводитель зазывал в любимый паб Джонсона с такой же настойчивостью, с какой зазывал в любимый паб Диккенса. Во времена Джонсона ресторан назывался забегаловкой. Эта «забегаловка» кормила и поила посетителей с 1667 года. Мы в неё не попали, так как пришли к ресторану в, обеденный час — толпа поклонников Бахуса запрудила весь проулок, перегородив проход к дверям.

Утро выдалось ясным. На улице было не позимнему тепло. Но начиная с полудня подул холодный порывистый ветер и с неба посыпал дождь вперемешку со снежной крупой. Мы решили, что по такой погоде самое благоразумное — спрятаться где-нибудь под крышу. По дороге в Кенсингтон мы забрели в музей Виктории и Альберта. В музее мы разошлись — Виолетта отправилась изучать залы живописи, а меня потянуло к коллекции старинных музыкальных инструментов. Коллекция оказалась превосходной. Причем все инструменты были действующими. Через наушники вы могли слышать, как они звучат — современную запись произведений, дошедших до нас из глубины веков.

Мое внимание привлек охотничий рог. Он выглядел как кларнет, сработанный фанатиком-кубистом, и звучал так, словно где-то здорово простудился. Я стояла и рассматривала этот рог, когда кто-то вдруг легонько хлопнул меня по плечу. По-моему, от неожиданности я даже подпрыгнула. Я обернулась и увидела Джеффа Хокинса. '

— Боже, Джефф, как ты меня напугал! — выдохнула я.