– Лично я – жизнь. Но вольную. Лучше подставить голову под гильотину, чем под ярмо. – Впрочем, эта высокопарная фраза, более приличествующая Зяблику, прозвучала в устах Цыпфа не очень убедительно.

– Хотелось, чтобы так оно и было. – Артем зевнул. – Смотрите, вам машет рукой товарищ Смыков. Все, кажется, ложатся спать, и ваша очередь заступать в караул.

– Надеюсь, мы еще продолжим этот разговор, – промямлил стушевавшийся Цыпф.

– Там будет видно…

Зяблик проснулся раньше всех, попросил поесть и, пользуясь привилегированным положением тяжелобольного, – вдоволь вина. Зрачки его лихорадочно блестели, под глазами залегла синева, бледную кожу покрывала испарина, но это были скорее симптомы тяжелого похмелья, чем ожоговой болезни.

– Больно вам? – участливо поинтересовалась Лилечка, которой выпало дежурить в последнюю смену.

– Нормально, – ответил Зяблик, пытаясь дотянуться до скатерти с остатками ужина. – Пощипывает немножко, будто бы муравьи по ногам бегают.

Заспанная Верка выложила перед ним все самое вкусное, вручила кувшин с вином и принялась разматывать заскорузлые бинты, из белых превратившиеся в желтовато-бурые. При этом она морщилась так, словно в любой момент ожидала услышать дикий вопль Зяблика. Однако бинты сошли на удивление легко, вместе с черными струпьями и лепешками густого гноя.

– Не может быть! – Верка едва не уткнулась носом в пятку Зяблика. – Никаких следов некроза!.. И воспаление поутихло… Как ты себя чувствуешь, зайчик?

– Отцепись! – буркнул Зяблик, обгладывая гусиную ножку.

– Так, может, тебе и морфин колоть не нужно?

– Не, кольни для кайфа.

Вскоре возле Зяблика собралась вся ватага.

– Жить будет, – сказал повеселевший Толгай. – Кушает совсем здорово.

– Ай да Гильермо, – негромко произнес Артем. – Не обманул.

– Еще бы! – Смыков звякнул в кармане монетами. – За такие деньги можно новые ноги купить, а не то что старые вылечить…

На этот раз они подъехали на драндулете прямо к воротам рынка – опасаться вроде было некого, да и задерживаться здесь долго никто не собирался. Женщины отправились в торговые ряды закупить кое-какой мелочевки в дорогу, а мужчины, за исключением Зяблика и Толгая, занялись поисками Гильермо Кривые Кости.

– Посмотри! – Цыпф дернул Смыкова за рукав.

На гранитной плите, накануне сослужившей ватаге такую хорошую службу, по-хозяйски расположился малый в рубашке, куда более дырявой, чем рыболовная сеть. Он неуклюже манипулировал тремя перевернутыми бронзовыми кубками, время от времени приподнимая тот из них, под которым скрывался апельсин (на другой шарообразный предмет фантазии не хватило). Рядом был привязан крупный лохматый баран, в отличие от своего прославленного в поговорке родича взиравший на все окружающее (в том числе и на ворота) не тупо, а со злой хитрецой. Крупье – назовем этого самозванца так – гундосил нарочито противным голосом:

– Здесь без обмана можно выиграть барана! Но ради этого выложи монету! Кто угадает, все забирает! А кто промахнется, со своим расстается.

Глянув в ту сторону, Смыков процедил сквозь зубы:

– Привлек бы я его за мошенничество, да, жаль, кастильские законы не позволяют.

Вскоре выяснилось, что Гильермо сегодня никто не видел, да и слава Богу, поскольку человек он опасный, хоть и прикидывается безобидным попрошайкой. Через него на рынок поступают грозные распоряжения от неведомых лихих людей: собрать столько-то дани, прекратить или возобновить торговлю такими-то товарами, поднять или опустить цены на продукты первой необходимости и так далее. Дается все это в форме прибауток и намеков, но ни один ослушник больше не появился на рынке и даже тела их не отыскались. Местонахождение берлоги Гильермо если и указывалось, то всякий раз другое. Наконец какой-то шустрый пострел за солидную мзду согласился свести их с этой столь одиозной личностью.

Поплутав по узким (двум ослам только разминуться) городским улочкам, малец углубился в трущобы, судя по всему, сооруженные беженцами во время последнего набега нехристей. Указав на покосившуюся хижину, напоминающую собой не то маленький курятник, не то большую собачью конуру, он сказал:

– Агаи. Здесь, – после чего требовательно протянул грязную ладошку.

– Сейчас проверим. – Смыков взял пацана за ухо. – Загляните-ка внутрь, товарищ Цыпф. Только не забывайте о мерах личной безопасности.

Выставив вперед приведенный в боевое состояние пистолет, Лева подкрался к хижине, осторожно обошел ее вокруг, а затем скрылся за дверью, подвешенной на ременных петлях. Некоторое время было слышно, как он передвигается внутри, сшибая горшки и ведра. Потом раздался не обещавший ничего хорошего голос:

– Здесь он…

Сделав это сообщение, Лева покинул хижину, задев в обратном порядке всю ранее опрокинутую им кухонную утварь, и сразу принялся искать уединенное место – не то понос его пробрал, не то рвота. Леву сопровождал внушительный рой зеленых падальных мух.

Смыков, не торгуясь, расплатился с маленьким проводником и по примеру Цыпфа повторил рейд в заброшенную хижину. Вернулся он довольно скоро, с хмурым выражением на лице.

– Не понимаю, зачем его надо было так потрошить, – сказал он, усаживаясь рядом с Артемом на рухнувшую глинобитную ограду. – Хватает еще любителей…

– Снадобье не нашли? – спросил Артем.

– Темновато там… Да и бесполезно искать. Все барахло стариковское и даже одежда его в очаге сожжены. Вместе с головой. Я золу разгреб, а из нее череп ухмыляется. Белый-белый…

– А это точно тот самый Гильермо?

– Кто же еще… Второго такого урода я в жизни не встречал. Обознаться невозможно.

– Не аггелов, случаем, работа?

– Трудно сказать… Те бы просто глотку перерезали. Ну еще, может быть, намалевали что-нибудь кровью. Любят они автографы оставлять. А здесь… Впрочем, категорически утверждать не берусь.

Смущенно шмыгая носом и отводя взгляд, к ним присоединился Лева.

– Одно из двух, – сразу заявил он. – Или старик хотел продать нам снадобье по собственной инициативе, за что и поплатился, или он действовал по чужому наущению и был устранен, как лишний свидетель. Но в обоих случаях все замыкается на Эдеме. Нас или отваживают от него, или, наоборот, хотят туда заманить.

– С чего это вы, братец мой, взяли? – поинтересовался Смыков.

– Снадобье Гильермо и средство, позволяющее аггелам выделывать всякие недоступные нормальному человеку штучки, – одного поля ягоды. Я в этом уверен. Оно не предназначено специально для лечения ран и не стимулирует силы организма, как мы предполагали… Каким-то неизвестным способом оно помогает осуществляться человеческим желаниям, самым сильным, самым сокровенным. Если хочешь спастись, прими его и прыгай не на восемь, а на все двадцать метров. Хочешь жить – и неведомая сила поднимет на ноги даже того, кто разбился в лепешку. Желаешь побороть боль, недуг, залечить раны – и выздоровеешь как по мановению волшебной палочки. Искренне веришь, что принадлежишь к семени Каина – и получишь на голову рога, его символ. Люди не знали раньше столь чудодейственного средства. Страна, которую мы называем Эдемом, занесена сюда из далекого-далекого прошлого. Только в ней могут произрастать волшебные растения, давно исчезнувшие на земле. У древних народов сохранились о них лишь смутные предания.

– И, кстати, довольно мрачные, – заметил Артем. – Не трогал бы наш первопредок этих эдемских плодов, до сих пор люди не знали бы греха.

– Библейскую легенду надо понимать как аллегорию. Любое познание чревато грехом, умножает скорби и ставит новые, зачастую неразрешимые проблемы. Я же говорю о другом… Это средство, к которому пока имеют доступ только аггелы, может спасти человечество. Я даже не упоминаю сейчас о его лечебном эффекте. Представьте себе, каждый сможет осуществить свое самое заветное желание. Матери станут рожать детей, сильные обретут новые силы, усталые найдут успокоение, пытливые – знания, разочарованные – веру. Каково?