— Цветы — мое хобби, — улыбнулся он.

Сев за стол, они допили шампанское, а затем она стала разглядывать чудесный подарок своего нового знакомого. Зал ресторана был отделан в серебристых и черных тонах, музыка была нежной и мелодичной. Ее улыбка сияла, словно свеча над их столиком, и они выпили по рюмке ликера и попробовали по ложечке душистого десерта.

— Ваша подача несравненна, — сделала комплимент она.

— Благодарю, но ваша превосходит мою.

— Чем вы занимались до того, как ушли в отставку?

— Я был кассиром. А вы?

— Вела счета дебиторов для большого концерна.

— Тогда мы почти что коллеги.

— Похоже на то. Чем вы намереваетесь заняться теперь?

— Для начала, я хотел бы встречаться с вами почаще — пока не уеду из города.

— И как долго вы рассчитываете пробыть здесь?

— Сколько захочу или вы пожелаете.

— Тогда давайте закончим наш шербет. Поскольку вы настаиваете на том, чтобы наш общий приз достался именно мне, то я приглашаю вас в гости.

Он поцеловал ее руку, а затем потерся щекой о тыльную сторону ее ладони. На мгновение их глаза встретились, и между ними словно проскочила электрическая искра. Они улыбнулись.

Спустя некоторое время он отвез Галатею домой.

Стайн прижал ее к себе, и их губы встретились. Они стояли в фойе ее старого, перестроенного дома на окраине Киборга, планеты Анкус звездной системы Кита. Один из механических слуг взял их плащи и двуручный золотой теннисный приз, и дверь мягко закрылась, и зажглось ночное освещение.

— Останьтесь, — тихо сказала она.

— Прекрасно.

Она повела гостя в спальню, погруженную в уютный полумрак, обставленную мягкой мебелью, с фреской на одной из стен. Стайн сел на зеленый диван, зажег две сигареты, а Галатея, тем временем, наполнила два бокала и присоединилась к нему.

— У вас очень мило, — сказал он, затягиваясь.

— Вам нравится моя фреска?

— Я еще не разглядел ее как следует.

— …и вы не пригубили вино.

— Знаю.

Их руки встретились, и Стайн, отставив в сторону полный бокал, привлек ее к себе. Закрыв глаза, она полностью отдалась долгому поцелую, а затем резко отстранилась.

— Вы очень отличаетесь от большинства мужчин, — сказала она.

— А вы — от большинства женщин.

— Вам не кажется, что в комнате стало слишком жарко?

— Согласен, — сказал он.

Где-то шел дождь. Обычный или искусственный — где-то всегда идет дождь, в любое время, когда вы только можете подумать о нем. Всегда помните об этом, если можете.

Дюжина дней прошла после финала Киборга среди смешанных пар. Каждое утро Стайн и Галатея вместе отправлялись куда-нибудь. Его рука лежала то на ее локте, то на талии. Она показывала своему новому другу город. Они часто смеялись, и небо было розовым, и дул нежный ветер, и на далеких скалах Анкуса поднимался ареол от лучей солнца, преломленных в утренней дымке.

Однажды, когда они сидели в спальне, он спросил о фреске.

— О, здесь изображены многие важные вехи развития человеческой цивилизации, — сказала она. — Фигура на левом ее краю, созерцающая полет птиц — это Леонардо да Винчи, решивший, что и человек может делать подобное. Немного выше и налево ты видишь две фигуры, поднимающиеся по зигзагообразной дороге. Это Данте и Вергилий, возвращающиеся из своего путешествия в ад. Этот худой человек налево от них — Джон Локк. В руке он держит свой труд «Опыт о человеческом разуме». А в середине виден маленький человек с перевернутой цифрой 8 в руках — это Альберт Эйнштейн.

— А кто этот слепой старик, стоящий рядом с пылающим городом?

— Гомер.

— Почему все они собраны на этой фреске?

— Потому что они — это то, о чем человечество никогда не должно забывать.

— Не понимаю. Я лично и не забывал о них. А почему вся правая сторона фрески пока закрашена в серый цвет?

— Потому что за последнее столетие не появилось ничего достойного.

Все ныне планируется, предписывается, регулируется…

— …и нет ни войн, ни голода, ни революций, и большинство обитаемых людьми миров процветает. Только не рассказывай мне, как прекрасны были века Хаоса. Сама-то ты читала о них только в книгах. Кстати, все ценное, что было создано человечеством в прежние века, используется и теперь.

— Да, но что нового было к этому добавлено?

— Масштабность и легкость, с которыми старые идеи реализуются на всех обитаемых мирах. Только не читай мне проповеди о прогрессе! Не каждое изменение — благо, а лишь то, что приносит пользу. Кроме того, в последнее время было создано кое-что грандиозное, не имеющее аналогов в прошлом. Я бы мог запросто закончить твою фреску…

— Изобразив на ней гигантскую машину, рядом с которой стоит Ангел Смерти?

— Ты ошибаешься. Это были бы сады Эдема.

Она рассмеялась.

— Подстриженные газонокосилкой, с тщательно обрезанными деревьями, между которыми ходят тщательно отобранные по генетическим признакам твари, все по паре? — с иронией сказала она. — И между ними реет черной тенью Ангел Смерти, отмеряющий всем и каждому годы жизни и мгновения смерти — естественно, ради мировой гармонии?

Он взял Галатею за руку.

— Быть может, ты права, — сказал он. — Я говорю только о том, как вещи видятся мне.

Она опустила голову.

— Не знаю, может быть прав именно ты, — тихо ответила она. — Не знаю… Мне только кажется, что должен существовать какой-то противовес этому удивительному механизму, управляющему нашими жизнями так, что мы становимся словно бы растениями в оранжерее. Нас можно посеять, подкормить удобрениями, обрезать перед плодоношением, а затем вырвать прямо с корнями…

— У тебя есть какие-нибудь альтернативные предложения?

— Ты читал мои статьи?

— Боюсь, что нет. Я по уши завяз в своем саду, и кроме того, я играю в теннис. Больше ни на что у меня не хватает времени.

— Я выдвинула гипотезу о том, что хомо сапиенс, оказавшись в сетях излишне регулируемой, почти механизированной жизни, теряет постепенно свои человеческие черты. Он становится винтиком, способным лишь вращаться в своем узком резьбовом гнездышке, как ему и предписано. Например, мог бы ты починить мой миксер, если бы тот сломался?

— Да.

— Тогда ты очень необычный мужчина. Большинство людей позвали бы робота, специалиста по ремонту бытовой техники.

Стайн пожал плечами.

— Но дело не только в том, что каждый из нас передает часть своих функций различным механизмам. Что-то существует и вне нас, вне общества… Оно рассеяно повсюду, и словно невидимый пресс выдавливает из нас все человеческое, что осталось от прошлых веков…

— Что ты имеешь ввиду?

— Почему человечество стало в последнее время двигаться по горизонтальной линии, а не по восходящей кривой? Одна из причин — гениальные люди исчезли, они стали умирать юными.

— Не может быть!

— Я сознательно лишь недавно опубликовала все свои наиболее важные статьи, и в результате меня сразу же навестил Ангел Смерти. Это — лучшее доказательство моей правоты.

Он улыбнулся.

— Ты жива до сих пор, и это доказывает как раз обратное.

Галатея вернула ему улыбку. Он зажег сразу две сигареты — для себя и для нее, а затем без особого интереса спросил:

— А на какую тему были статьи?

— Сохранение эмоциональности.

— Кажется вполне невинная тема.

— Возможно.

— Что ты хочешь сказать этим «возможно»? Возможно, я не понимаю тебя.

— Тебе это только кажется. Эмоциональность — это эстетическая форма разума, которую можно сознательно культивировать. Я предлагаю метод, с помощью которого это можно сделать.

— И как же?

Она слегка наклонила голову, вглядываясь в лицо Стайна, а затем сказала:

— Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Она направилась в лабораторию. Стайн последовал за ней. Он достал из внутреннего кармана пиджака свои черные перчатки и не спеша надел их, а затем засунул руки в карманы.