У нас над головами загорелся свет.

Один из парней, тот, что сидел слева — худой, темноволосый, молодой, — спросил:

— Что вы с нами сделаете?

— Ничего, — ответил я, — если будете хорошо себя вести. Любому понятно — мы не могли оставить вас, вы сообщили бы, что кто-то удрал из больницы в фургоне. Сидите тихо, ведите себя прилично, когда будем выезжать с территории больницы, и мы, как только отъедем подальше отсюда, высадим вас в каком-нибудь пустынном месте. Договорились?

— Все, что скажете, — ответил парень. — У меня семья.

— И у меня тоже, — проговорил тот, что был постарше. — Я сделаю все, что потребуется.

— В таком случае устраивайтесь поудобнее, немного покатаемся. Надеюсь, вы получите удовольствие от нашей прогулки.

Подошел водитель, и Квик о чем-то тихо переговорил с ним, прежде чем тот закрыл заднюю дверцу. Почти сразу же захлопнулась передняя дверь, заурчал мотор — мы поехали.

Квик наклонился ко мне и прошептал:

— Этих ребят выкинем перед тем, как пересесть в другую машину. Чем меньше они будут знать, тем лучше.

— Точно. Когда?

— Минут через двадцать, я думаю. С пассажирами расстанемся через пятнадцать.

— Прекрасно.

Наконец до меня дошла суть происходящего — на животном уровне.

Страшно захотелось двигаться, ладони потели, и я все время вытирал их о брюки. Забавно. Во время стрельбы в Санта-Фе я почти ничего не чувствовал. Возможно, потому, что долго готовился к этому событию и много о нем думал, эмоций просто не осталось. Однако сейчас, когда все произошло так неожиданно, без подготовки, меня начали охватывать сомнения.

Фургон остановился. Главные ворота больницы. И хотя голоса были отлично слышны, понять, о чем шел разговор, я не смог. Вскоре мы снова двинулись в путь.

— Можно мне закурить? — спросил один из парней.

— Валяй, — разрешил я.

Я наблюдал за тем, как он прикуривает.

— Дай-ка и мне сигарету, — попросил я его.

— Пожалуйста. — Парень протянул мне пачку.

Я поднялся, подошел к нему и взял из пачки сигарету.

— И спички.

Он передал мне спички.

— Спасибо, — сказал я и отдал ему коробок. Потом вернулся на свое место и снова уселся.

— Зачем ты это сделал? — спросил Квик. — Мог бы попросить у меня.

— Не знал, что ты куришь.

— Просто я до сих пор не хотел, — сказал Квик и, достав сигарету из пачки, закурил. — А я не знал, что ты куришь.

— Бросил много лет назад. Однако сейчас хочу таким способом помочь себе справиться с психологической проблемой, отставив на время проблемы экологии. У меня больше шансов на успех, если я спокоен. А в данный момент любое действие, направленное на укрепление моих шансов на успех, является оправданным. Если мне удастся выбраться из этой передряги, я смогу совершить что-нибудь по-настоящему важное для Детей Земли. О! Как приятно!

— Странный ты какой-то, — проговорил Квик. — Иногда мне кажется, что для тебя наше движение что-то вроде религии.

— Да, — ответил я, — наверное, так оно и есть.

— Думаешь, что на небе тебе дадут сочный кусок пирога за то, что ты тут делаешь?

— Удовлетворения, которое я получаю здесь, на Земле, мне вполне хватает. Земля — моя боль и моя награда.

— На суде говорили, что ты работал в лесничестве. Я этого не знал.

Я кивнул.

— Адвокат все правильно сказал. Мои убеждения уходят корнями именно в те времена — я не могу видеть, как земля и все, что на ней живет, становятся второстепенными по отношению к коммерческим интересам. Я встречался с Детьми Земли в течение многих лет. Наконец однажды я решил: проклятье! Если мы станем обращаться с некоторыми беспринципными эксплуататорами так же безжалостно, как они это делают с природой, может быть, они поймут, подумают, прежде чем… Не знаю. Я должен был сделать что-нибудь существенное, мне осточертело писать письма протеста и листовки. Когда я нахожусь на природе, у меня иногда возникает такое — странно мистическое — ощущение. Мне кажется, я служу какой-то силе. И не важно, что она из себя представляет. Время от времени я испытываю умиротворение, потому что чувствую благорасположение этой силы. А больше мне ничего и не нужно.

— Ты много времени проводишь на природе?

— Да.

Квик бросил взгляд на парней, сидевших неподалеку от нас, и заговорил тише:

— Значит, ты сумеешь прожить некоторое время среди дикой природы?

— Да.

— Это может оказаться полезным… пока все не успокоится. В Канаде, например, полно мест, где никому даже и в голову не придет тебя разыскивать.

— Я уже думал об этом… А ты? Почему ты вступил в нашу организацию?

— Ну, со мной все просто. Совсем не так красиво, как у тебя. Я тебе завидую, но, к сожалению, в моей жизни не было ничего похожего на мистические знамения. Нет, просто я любитель самых разнообразных неприятностей, профессиональный мятежник. У меня есть множество причин ненавидеть нашу систему — парочка достаточно серьезных, но, в основном, так, ерунда всякая. Чего там прикидываться. Если бы я не был с Детьми Земли, все равно бросал бы бомбы, только как член какой-нибудь другой организации. Мне нравятся ваши идеи, вот и все. Знаешь, ты, наверное, гораздо разумнее меня, несмотря на все твои разговоры о божественном. Я достаточно много работал в заведениях вроде того, откуда мы только что сбежали, и знаю профессиональный сленг, видел множество больных и кое-что научился понимать. Иногда мне кажется, что меня спокойно можно было бы упечь в какую-нибудь клинику. — Квик рассмеялся. — А потом, по четным числам, я уверяю себя, что это мир свихнулся и что лечение сделает меня таким же чокнутым, как и все остальные.

Я ухмыльнулся. Мы докурили наши сигареты, и я стал прислушиваться к звукам, доносившимся снаружи, пытаясь понять, где мы находимся. Впрочем, мне удалось различить только шум мотора, а повороты, которые мы делали, я уже давно перестал считать.

— Мы так и не сумели понять, как им удалось обнаружить тебя так быстро, — сказал Квик. — Есть какие-нибудь идеи на этот счет?

— Нет.

— Сейчас мы продумали все как следует, еще более тщательно, чем тогда. Если нас не догонят в течение часа, все будет в порядке.

Я вспомнил тот день и голос, который, как мне тогда казалось, слышал.

Ты здесь сейчас? Мы выполняем твою волю? Мне никто не ответил.

Прошло некоторое время, машина сбавила скорость; похоже, мы съехали с шоссе. Автомобиль продолжал катиться по неровной, явно каменистой, дороге еще несколько минут, а потом остановился.

Хлопнула передняя дверца, водитель подошел и открыл нашу дверь. Выглянув, я увидел маленький ручеек и помахал пистолетом.

— Ну, ребята, пора прощаться.

Парни поднялись на ноги и направились к двери. Я прошел за ними и проследил, как они спрыгнули на землю.

Тот, что постарше, оглянулся, и мне показалось, что он хочет что-то сказать, но потом он отвернулся от меня и поспешил за своим приятелем, который уже шагал вдоль ручья.

Водитель ухмыльнулся, глядя им вслед.

— Перетрухнули, бедняги!

— Сколько еще до смены машин?

— Пять минут, — посмотрев на часы, ответил он и захлопнул дверь.

Так оно и получилось. Очень скоро мы снова остановились, вылезли из фургона и сели в машину, которая ждала нас на обочине. Водитель фургона оставил его на дороге, а сам забрался на переднее сиденье рядом с шофером машины. Квик и я устроились на заднем сиденье.

Через несколько секунд мы уже снова мчались по дороге. Местность оказалась довольно открытой, и я не имел ни малейшего представления о том, где мы находимся. Впрочем, это не имело значения, потому что машина ехала очень быстро.

Я начал успокаиваться, почувствовал себя в относительной безопасности, когда мы миновали горы Корнадо и повернули на северо-восток. По моим представлениям, с тех пор как мы сбежали из больницы, прошло около часа. Напряжение начало отпускать, и я подумал о том, что мое отсутствие могли еще не заметить. А даже если кто-то и обратил на это внимание, мы довольно ловко замели следы. Еще мили, еще время…