Могут спросить: «Тогда разве драма и трагедия не приносят вреда?» Есть много вещей, ранящих нас, приносящих вред, но есть множество вещей, которые в то же время очень интересны. Кроме того, существуют умы, которые трагедией привлекаются сильнее, чем другими вещами. Это естественно, потому что иногда есть рана, и эта рана болит какое-то время, но это ощущение может быть полезным. Его можно назвать болью; но в то же время это полезная боль, – боль от раны, которая потревожена. Несомненно, слишком много трагедии нежелательно для человека, но артистичная натура, тот, кто любит поэзию, находит что-то в трагедии. Не читать Шекспира – это значит лишать себя великой радости; поэзия Шекспира всеобъемлюща. Но когда люди пишут стихи, связанные с конкретной личностью, – королем или каким-либо повелителем – тогда они имеют прямое действие. Однако и пьеса может производить сильный эффект.

Вышесказанное соответствует психологической точке зрения; это не значит, что это точка зрения Суфия. Суфии очень любят поэзию, но их страсть к ней иногда заходит очень далеко в выражении чувств стремления, желания, разбитого сердца, разочарования. Согласно психологии, это неправильно.

И также с музыкой. Для музыканта может быть очень интересно создавать некую магическую музыку, рисующую наводнение или разрушение города и всех, живших в этом городе; на какое-то время это может казаться ему развлечением, эксцентричным воображением; но такая музыка имеет свое влияние.

Самым интересным является то, как посредством искусства, поэзии, музыки или движений, совершаемых в танце, создается мысль или чувство, эффект от которых является результатом всего действа; искусство, можно сказать, это покров. Любому плану требуется покров, чтобы выразить жизнь этого плана. Музыка – это мир; поэзия – это мир; искусство – это мир. Человек, живущий в мире искусства – это тот, кто чувствует и знает этот мир, кто любит его; человек, который живет в мире музыки, видит музыку, он ценит музыку. Для того, чтобы обладать видением музыки, человек должен жить в ней и наблюдать этот мир более пристально. Другими словами, недостаточно, чтобы человек был музыкальным и чтобы он занял свое сердце и душу музыкой; но он также должен развить интуицию, чтобы видеть с большей проницательностью.

Как прекрасно замечать, что искусство во всех своих аспектах является чем-то живым, говорящим о добре и зле. Это не только то, какой смысл человек видит во фресках в старых итальянских домах или какое искусство создано в скульптуре древних времен; но эти же произведения искусства как бы говорят нам об истории прошлого; они рассказывают нам о художнике, создавшем их, степени его эволюции, его мотивах, его душе и о духе того времени. Это учит нас, что наша мысль и чувство несознательно воспроизводятся во всем, что мы используем: в месте, в камне, в дереве, в кресле, во всех вещах, которые мы готовим; но в искусстве художник совершенствует музыку своей души, своего ума. Для него это не автоматический процесс, а разумное творческое действие, которое приводит к другому эффекту. Это показывает, что для нас недостаточно просто учиться искусству или заниматься им; но для того, чтобы довести его до совершенства, сделать его полным, мы должны понимать психологию искусства, посредством которого человек достигает цели своей жизни.

Бог есть всеведущий, всемогущий, всепроникающий и единственно Сущий. Это наводит нас на мысль, что Абсолют является живым Существом; что нет такой вещи как смерть; что нет такой вещи как конец; что каждая вещь, каждое существо, каждая частица обладает некоей продолжительностью, потому что продолжается жизнь.

Конец, или смерть, есть всего лишь изменение; следовательно, каждой мысли, однажды пришедшей на ум, каждому чувству, когда-нибудь промелькнувшему в сердце, каждому слову, однажды сказанному, и о котором, может быть, больше никогда не думали, каждому деянию, однажды совершенному и забытому, дается жизнь; и оно продолжает жить. Это подобно путнику, держащему в ладонях семена и роняющему их на землю. Когда растения вырастают на этом месте, он уже не видит их; он просто роняет семена, и они остаются там. Земля принимает их, вода лелеет, а солнце и воздух помогают им расти.

Жизнь – это убежище; и всему в нем – мысли или слову, деянию или чувству, однажды родившимся, – оказывается забота, и они растут и становятся плодоносящими. Человеку зачастую трудно понять, что это так. Он думает, что однажды сказанное им исчезает или сделанное заканчивается; что чувство прошло и его больше нет. Но это только изменение, – изменение, которое нам трудно осознать. Мы видим что-то; а потом это больше не находится перед нами, и мы думаем, что это ушло, но оно все еще там. Оно остается и продолжает идти своим курсом; потому что оно живет, и все здесь является жизнью. А жизнь живет; и так как все есть жизнь, то не существует смерти.

Несомненно, что рождение и смерть, начало и конец – суть имена различных аспектов этой механической деятельности всей вселенной. Именно некий вид автоматической деятельности дает нам идею того, что что-то начинается и что-то заканчивается. Когда вы звоните в колокол, само действие занимает только мгновение, но резонанс продолжается. Он продолжается для нашего знания лишь до тех пор, пока он слышим; а затем он идет дальше и больше не слышим для нас; но где-то он существует, он продолжается.

Когда брошенная в море галька заставляет воду двигаться, человек редко задумывается, до какой степени эта вибрация воздействует на море. Все, что он может видеть, это небольшие волны и круги, которые галька создает перед ним. Он видит только их. Но вибрация, которую она произвела в море, простирается гораздо дальше, чем человек может вообразить. То, что мы называем пространством – это гораздо более тонкий мир. Если мы называем его морем, то это море тончайшей жидкости. Если мы называем его землей, то это земля неизмеримо более плодородная, чем та, которую мы знаем. Она принимает все и взращивает это; она лелеет это и позволяет ему расти. Это то, чего не видят глаза человека и не слышат его уши.

Разве знание этого не заставляет нас быть ответственными за каждое совершенное нами движение, за каждую подуманную нами мысль, за каждое чувство, пришедшее к нам на ум или в сердце? Ни один момент нашей жизни не проходит зря, если мы только знаем, как использовать наше действие, как направить нашу мысль, как выразить ее в словах, как продолжить ее нашим движением, как почувствовать ее, так, чтобы она могла создать свою собственную атмосферу. Какая ответственность! Ответственность, возложенная на каждого человека, больше, чем ответственность короля. Кажется, будто каждый человек имеет свое собственное королевство, за которое он ответственен; королевство, которое никоим образом не меньше, чем любое известное нам, но несравнимо больше, чем все королевства земли. Это учит нас быть предусмотрительными и добросовестными и чувствовать ответственность за каждое наше движение. Но не всегда человек чувствует это; не осознавая себя, он не осознает секрет жизни. Он движется подобно идущему через город пьянице. Он не знает, что он делает, во благо себе или во вред.

Как может мысль жить? Каким образом она живет? Есть ли у нее для жизни тело, ум, дыхание? Да. Первая вещь, которую мы должны знать – это то, что дыхание, приходящее прямо из источника, ищет тело, поместившись в которое оно могло бы функционировать. Мысль подобна телу, она приходит из источника как луч того духа, который может быть сравнен с солнцем.

Это делает мысль сущностью; она живет подобно существу. Именно эти существа в суфийских терминах называются муваккали, что означает «элементаль». Они живые; у них есть определенная задача, к выполнению которой они стремятся. Человек рождает их; и за ними стоит цель, их направляющая. Представьте, как это ужасно, если под влиянием момента человек выражает свой гнев, свою страсть, свою ненависть; потому что слово, выраженное в такой момент, также продолжает жить и следовать своей цели. Это подобно созданию армии врагов вокруг себя. Одни мысли обладают более долгой жизнью, чем другие; это зависит от того, какая жизнь была дана им. Если тело более сильное, то оно живет дольше. Сила тела мысли зависит от энергии ума.