– Охрана здесь ни к черту, – раздраженно сказал помощник исполнительного редактора. – Кто угодно может войти сюда через соседнюю дверь и стащить записи.

Беверли позвонила мне в воскресенье ночью, надеясь, что мы, возможно, вместе пообедаем, посидим где-нибудь, а она тем временем хотя бы мельком взглянет на ценную рукопись.

– Я совершенно без сил, – таков был мой ответ. – Лучше составь мне завтра компанию за завтраком, до того как все соберутся.

Она приехала в полдевятого утра. К тому времени я уже вытащил две копии записей, каждую упаковал в коробку, которые приобрел в канцелярском магазине Помпано-Бич. Мы провозились с ними целый час, пока наконец не приехали Ральф Грейвз и Дэйв Мэнесс. Когда мы виделись в прошлый раз в июне, парни лучились дружелюбием. Теперь же они отделались коротким рукопожатием, швырнули куда попало свои пиджаки и потребовали предъявить рукопись. Начало было настолько прохладным, что заставило меня содрогнуться. Я не мог найти причин для подобного обращения, пока три ночи спустя Беверли не объяснила мне ее:

– Это все твой последний звонок из Флориды. Мне в конце концов пришлось сказать Ральфу и Дэй-ву о том, что Хьюз повысил цену. Совершенно естественно, они расценили это как попытку вымогательства и чуть вообще не вышли из игры.

– Получить больше? Ты имеешь в виду, со стороны Хьюза?

– Нет, с твоей стороны. И я оказалась права. Дэйв Мэнесс прочел твое письмо и сказал, что ситуация выглядит очень забавно и ему совсем не нравится то, чем все это попахивает.

– Я ничего не понимаю.

– Он решил, что вся затея смахивает на одну большую мистификацию, – объяснила Беверли.

– Мистификацию? Он прямо так и сказал?

– Да, причем с большой уверенностью. Не забывай, Мэнесс не прочитал ни слова рукописи. Мы только с твоих слов знаем, что в ней якобы девятьсот пятьдесят страниц. Ты постоянно твердил нам, какая грандиозная вещь получится в результате, но никто не был готов поверить тебе на слово. Дэйв подумал, что ты и в самом деле затеваешь какую-то авантюру.

– Это просто ужасно, – сказал я, не покривив душой. – Боже мой! И ты мне ничего не сказала.

– Я пыталась! Ты думаешь, на что я намекала, когда ты звонил из Флориды? Ты хотел, чтобы я все сказала Ральфу и Дэйву, но я ведь была против. Ты настаивал. Они в итоге пришли в ярость и заявили, что ты – мой автор, а не их, и вообще все дело выглядит крайне подозрительно, поэтому они будут очень, очень осторожны с этим текстом.

Мэнесс уселся за большой стол в гостиной, в то время как Грейвз с рукописью устроился в большом кресле для двоих. Они взяли себе одну копию, другую Беверли протянула Роберту Стюарту и Альберту Левенталю, которые приехали сразу после десяти. Я заказал два кофе, курил одну "Галуаз" за другой и пытался читать роман про Тревиса Макги[24]. Не прошло и часа, как я сдался и начал заглядывать Беверли Лу через плечо. Еще до начала читки я сделал несколько невнятное вступление, чтобы объяснить занудность первых частей:

– Хьюз был сначала не очень разговорчивым. Вы поймете, что я имею в виду. Он не привык к такого рода беседам. Во время наших первых встреч...

– Мы сами прочтем, – обрубил Грейвз.

Я знал, что материал хорош. Мы проверили его вдоль и поперек, выискивая вкравшиеся ошибки, читали и снова перечитывали на Ибице и в Помпано-Бич. Но внезапно я начал думать о дюжине таких вещей, которые умный и нахватанный читатель просто не сможет проглотить, не подавившись: Хьюз путешествовал инкогнито по Эфиопии и спешил на аэроплане и каноэ на встречу с доктором Швейцером? Хьюз и Хемингуэй? Хьюз вылетел из Англии в 1944 году в составе разведывательной группы? Более того, никто до сих пор не выявил мою полную неспособность показать хотя бы одну кассету с записанным интервью. Я сказал издателям, что Хьюз отказался от контактов с ними, но в качестве объяснения причин такого решения смог привести лишь его паранойю. А в Помпано-Бич, во время переноса текста на бумагу, мое бунгало якобы находилось под круглосуточным наблюдением со стороны доверенных (и, конечно же, анонимных) помощников Хьюза.

– В приложении помещены некоторые очень интересные материалы, – сказал я, стараясь отвлечь их внимание и придушить собственную нарастающую панику. Короткий кивок от Левенталя – вот и весь результат от моих стараний.

Я курил, глотал кофе, пытался занять голову неправдоподобными приключениями Тревиса Макги, заглядывал через плечо Беверли.

– Что-то ты нервничаешь, – заметила она.

– Просто очень устал, – объяснил я. – Думаю, мне лучше пойти прилечь.

Это тоже не сработало. Через десять минут я снова завис над ее плечом.

– Давай я тебе кое-что покажу, – сказал я, переворошил страницы второй коробки с рукописью и вытащил страницы с восемьсот девяносто четвертой по девятьсот пятую – анекдоты о том, как Боба Гросса поймали на краже пачки печенья "Орео" в калифорнийском супермаркете и как у Ховарда постоянно съедали печенье, когда он снимал "Лицо со шрамом".

– Прочти вот это, – с нарочитой веселостью произнес я, – если хочешь посмеяться.

Беверли прочла, рассмеялась и передала листы Левенталю и Стюарту. Они прочитали и пришли в бурный восторг.

– Ральф, взгляни-ка на это, – сказал Альберт, показывая текст Грейвзу.

– Нет уж, – отозвался тот, – я лучше прочту все по порядку.

Но в итоге моего вмешательства сосредоточенность редактора "Лайф" дала трещину, и я ясно видел, как его взгляд скользит поверх материалов приложения. Еще минут десять он внимательно читал, затем переложил листы с приложением на стол, за которым с непроницаемым лицом восседал Мэнесс. Сидеть, ничего не делая, было просто невозможно, так что я принялся бродить от софы к краю стола, где окидывал взглядом лежавшие под стеклом фотографии Эдит, детей и нашей finca. Я видел, что именно Грейвз передал Мэнессу – запись телефонного разговора Хьюза и Маккалоха, произошедшего в 1958 году. Дэйв прочел первую страницу, затем вперил в меня пронизывающий взгляд:

– Где вы это достали?

– У Хьюза. Мне показалось, это стенограмма их разговора. Забавно, что он оставил все замечания Маккалоха.

Мэнесс прочел все двадцать страниц набранного с двойным интервалом текста, не пропуская ни строки. В Помпано-Бич я переделал этот кусок, изменяя параграфы и пунктуацию таким образом, чтобы при чтении складывалось впечатление, будто текст действительно является записанным разговором, который Маккалох послал Джеймсу Шипли. Но в итоге получилось так, словно он был зафиксирован не бывшим главой лос-анджелесского бюро "Тайм", а самим Хьюзом. Похоже, именно записка Маккалоха оказалась одним из тех личных документов, которые убрали из архива "Тайм-Лайф" перед моим приходом в июне. Грейвз стоял с другой стороны стола и передавал страницы, заново пристально их изучив. Мэнесс закончил читать и, полностью игнорируя мое присутствие, посмотрел на Грейвза и сказал:

– Неплохо.

Ральф кивнул в ответ и вернулся к своему креслу. "Получилось!" – подумал я, с трудом сдерживая торжествующую улыбку. Это был решающий аргумент. Они клюнули.

Тем временем уже практически подошло время для ланча. Альберт Левенталь просматривал текст и тоже остановился на приложении. Его внимание привлекла шестистраничная запись с описанием придания формы соскам Джейн Рассел для съемок "Макао". История была почерпнута из рукописи Дитриха, и я сделал из нее рассказ Ховарда о том, как он занимал должность распорядителя в "РКО Пикчерз".

– Бог мой, – воскликнул Левенталь, – вам надо это видеть! Самая потрясающая вещь, которую я когда-либо читал. Нужно обязательно поместить рассказ в книгу. Сам Хьюз рассказал об этом? – спросил он у меня.

– Он очень гордился этим эпизодом из своей жизни, – последовало мое объяснение. – Ему хотелось доказать, что он имел непосредственное отношение к "РКО Пикчерз", был в гуще событий и влиял на повседневные дела студии.