Сейчас она сидела на краешке его кровати, а он сидел в другом конце комнаты в инвалидном кресле. После путешествия в ванную и гостиную прошло пять дней, и он поправлялся быстрее, чем когда-либо мог надеяться. Сам факт, что она его не поймала, был прекрасным лекарством.

Она мельком взглянула на календарь, на котором продолжался бесконечный февраль и мальчик все так же катился с горы на санках.

— Так вот, бедный Человек-Ракета оказался взаперти в этой машине без своих ракетных приспособлений, даже шлема у него не было. Он одновременно управляет машиной, пытается тормозить и возится с дверью — работенка не из легких, доложу я вам!

Пол вдруг ясно представил себе эту картину и инстинктивно понял, как подобные сцены, мелодраматические до абсурда, поддерживали интерес зрителей к фильму. Что требовалось авторам? Горный пейзаж, проносящийся мимо окна машины косо вверх. Крупный план — педаль тормоза, свободно утопающая под ногой водителя (Пол ясно видел ступню, обутую по моде сороковых годов в сандалию с открытым мысом). Крупный план — плечо, налегающее на дверцу изнутри. Крупный план — вид снаружи: шершавый блестящий блин — дверь запаяна. Глупо, конечно, дешевка, но с этой идеей можно работать. От такой картинки у зрителя участится пульс.

— И вот мы видим, что дорога заканчивается, а дальше — обрыв, — продолжала Энни, — и знаем, что если Человек-Ракета не выберется из своего «хадсона» на последних метрах, то ему каюк. Представляете? Машина приближается к краю обрыва, Человек-Ракета все так же жмет на тормоза и толкает дверь, и… машина срывается! Мчится в воздухе, потом — у-ух вниз! Не долетев до земли, ударяется о выступ скалы, взрывается, и горящие обломки летят в океан. И тут же традиционная строчка: ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. «СТРЕКОЗА».

Она сидела на кровати, плотно стиснув ладони: ее обширная грудь энергично вздымалась и опускалась.

— Вот так! — воскликнула она, упорно глядя на стену, а не на Пола. — После этого я почти не смотрела на экран. Всю следующую неделю я не то чтобы время от времени вспоминала про Человека-Ракету, я думала о нем постоянно. Как он мог выбраться? Я даже предположить не могла.

А в следующую субботу в двенадцать часов я уже стояла возле кинотеатра, хотя касса открывалась в час пятнадцать, а сеанс начинался в два. Но, Пол, случилось такое… Ни за что не догадаетесь!

Пол ничего не сказал, хотя уже догадался. Он понял, как могло ей понравиться написанное им начало «Возвращения Мизери» и почему она тем не менее сказала, что роман начался нечестно, сказала не как недоверчивый редактор-всезнайка, а как непоколебимый в своем простодушии Постоянный Читатель. К своему крайнему удивлению, он понял, что ему стыдно. Она права. То, что он написал, — обман.

— В начале новой серии они всегда повторяли концовку предыдущей. В тот раз они показали, как он едет вниз, как толкает плечом дверь, стараясь ее открыть. А потом, когда машина была у самого обрыва, дверь распахнулась, и он выкатился на дорогу! Машина сорвалась, и все ребята в зале были довольны, потому что Человек-Ракета спасся, но я, Пол, не была довольна. Я вышла из себя! Я закричала: «На той неделе было не так! На той неделе было не так!»

Энни вскочила на ноги и принялась быстро расхаживать взад-вперед по комнате, опустив голову: курчавые волосы подобно капюшону закрывали ее лицо, глаза сверкали. Правую руку она сжала в кулак и лупила им по открытой левой ладони.

— Мой брат хотел остановить меня, а когда у него ничего не вышло, попытался зажать мне рот, но я укусила его и крикнула: «На той неделе было не так! Вы что, все идиоты? Или у вас у всех провал в памяти?» Брат сказал: «Энни, ты с ума сошла», — но я знала, что он ошибается. Подошел администратор и сказал, что, если я не заткнусь, он меня выдворит, и я сказала: «Да-да, я уйду, потому что это — грязный обман и на той неделе было не так!»

Она взглянула на Пола, и он увидел глаза убийцы.

— Он не выбрался из этой сволочной машины! Он был внутри, когда она сорвалась с обрыва! Вы это понимаете?

— Да, — сказал Пол.

— ВЫ ЭТО ПОНИМАЕТЕ?

Внезапно она с яростью бросилась на него, но он не двинулся с места, хотя и понимал, что сейчас она ударит его, как в прошлый раз, просто потому, что не может добраться до того грязного подлюги — автора сценария, который обманом спас Человека-Ракету. Она приоткрыла перед ним свое прошлое, и он испугался, увидев там зерна ее нынешнего безумия, хотя в то же время чувствовал, что ее возмущение, пусть по-детски наивное, было совершенно справедливо.

Она не ударила его: она схватила его за отворот халата и притянула к себе с такой силой, что его нос едва не коснулся ее лица.

— ПОНИМАЕТЕ?

— Да, Энни, да.

Она все с той же темной яростью посмотрела ему в глаза и, по-видимому, прочитала в них правду: потому что презрительно отпихнула его, и он ударился о спинку кресла. Тупая боль, заставившая его в первое мгновение поморщиться, довольно быстро отступила.

— Тогда вы понимаете, почему написали не правильно, — сказала она.

— Кажется, понимаю. — Вот только будь я проклят, если знаю, как сделать правильно.

И тут же отозвался другой голос: Неизвестно, Поли, проклянет тебя Господь или спасет, но я знаю одно: если ты не отыщешь способ воскресить Мизери — способ, в который она поверит, — она убьет тебя.

— Тогда работайте, — бросила Энни и вышла из комнаты.

Пол взглянул на пишущую машинку. Вот она. Буква «н»! Он и не подозревал, как часто встречается эта буква!

Я-то думала, тебя, не зря считают добрым, издевательски сказала машинка; в представлении Пола голос ее звучал так, словно еще не поломался, как голос пятнадцатилетнего стрелка из голливудского вестерна, который по-детски наивно старается казаться зрелым мужчиной. Да, разве ты добрый? Не можешь даже угодить одной-единственной женщине, бывшей медсестре, страдающей избыточным весом. Может, твоя писательская косточка тоже поломалась при аварии, а? Только эта косточка у тебя не срастается.

Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Ее неприятие написанного легче было бы перенести, если бы он мог списать неудачу на мучившую его боль. Однако на самом деле боль наконец понемногу начала отступать.

Похищенные капсулы были надежно спрятаны между матрасом и пружинами койки. Он еще не взял ни одной из них, понимая, что они отложены про запас, как своего рода страховка от Энни. Наверняка она найдет их, если ей вздумается перевернуть матрас, но тогда ему представится шанс, которым он непременно воспользуется.

После ее вспышки по поводу бумаги размолвок между ними не было. Она регулярно приносила ему лекарство, и он его принимал. Интересно, знает ли она, что у него развилась зависимость?

Да ладно тебе, Пол, ты преувеличиваешь.

Нет, он не преувеличивал. Трое суток назад, ночью, когда Энни точно была наверху, он достал одну из коробочек и изучил аннотацию, написанную на этикетке, хотя все сразу стало ясно, стоило ему прочитать название основного ингредиента. Новрил — это, по сути дела, КОДЕИН.[14]

Дело в том, Пол, что ты поправляешься. Ноги твои ниже колен выглядят так, будто их нарисовал палочкой на песке четырехлетний ребенок, но все-таки ты поправляешься. Теперь тебе вполне хватило бы аспирина или эмпирина. Тебе новрил не нужен, ты скармливаешь его своей привычке.

Придется с этим кончать, некоторые капсулы придется откладывать. Пока он этого не сделает, она так и будет держать его на поводке, не менее прочном, чем инвалидное кресло, — посредством капсул новрила.

Хорошо, теперь, когда она будет приносить мне капсулы, я буду один раз принимать обе, а один раз — откладывать одну. Спрячу под язык, а когда она уйдет со стаканом, уберу под матрас. Но не сегодня. Сегодня я не готов. Начну завтра.

Он вспомнил, как поучала Алису Белая Королева: У нас здесь так: мы действовали вчера, мы будем действовать завтра, но мы никогда не начинаем сегодня.[15]