Она одарила его странной, материнской улыбкой.

И в первый раз в мозгу Пола Шелдона отчетливо возникла мысль: Я в беде. С этой женщиной не все в порядке.

Она сидела рядом с ним в просторной комнате, вероятно, спальне, еще минут двадцать и говорила. По мере того как его организм усваивал съеденный суп, боль в ногах просыпалась. Он старался сосредоточиться на том, что она говорит, но это ему удавалось не в полной мере. Его разум как будто раздвоился. С одной стороны, он слушал ее рассказ о том, как она выволокла его из разбитого «Камаро-74», и одновременно чувствовал, как пульсирующая боль — два старых деревянных столба — выходит на поверхность воды в час отлива. С другой стороны, он представлял себя в номере отеля «Боулдерадо», где он заканчивал новый роман, на сей раз — хвала Создателю за Его маленькие милости — не посвященный Мизери Честейн.

У него имелось множество причин не писать больше о Мизери, но среди этих причин была одна, затмевающая все прочие, железная и безусловная. Мизери — хвала Создателю за Его великие милости — умерла за пять страниц до конца романа «Сын Мизери». Когда это произошло, все были в слезах, в том числе и сам Пол, правда, он плакал от истерического хохота.

Заканчивая новую книгу, роман об угонщике автомобилей, он вспоминал, как печатал последнюю фразу «Сына Мизери»: «Так Йен и Джеффри покинули Литтл-Данторп, поддерживая друг друга в печали, исполненные решимости вновь обрести собственную жизнь». Когда он печатал эту фразу, то так смеялся, что ему трудно было находить нужные клавиши на клавиатуре машинки, и несколько раз пришлось исправлять ошибки. Хвала Создателю за то, что фирма Ай-би-эм разработала специальные приспособления для быстрой замены текста.

Затем Пол напечатал слово КОНЕЦ и заметался по комнате (дело происходило все в том же номере отеля «Боулдерадо»), выделывая антраша и вопя:

— Свободен! Наконец-то свободен! Господи Всемогущий, наконец-то я свободен! Эта дура наконец купила ферму!

Новый роман носил название «Быстрые автомобили», и, завершив его. Пол не смеялся. Он лишь просидел несколько секунд за машинкой, думая: На будущий год ты, друг мой, вполне можешь получить Литературную премию Америки. А потом он поднял…

— …шрам на правом виске, но это ничего. А вот ваши ноги… Уже темнело, но я даже не наклоняясь увидела, что ваши ноги не…

…трубку и заказал в номер бутылку «Дом Периньон». Он вспомнил, как, дожидаясь шампанского, вышагивал тогда взад и вперед по комнате, в которой писал все свои книги начиная с 1974 года; вспомнил, что дал коридорному на чай купюру в пятьдесят долларов и спросил его, не слышал ли тот прогноза погоды; вспомнил, как довольный, польщенный, ухмыляющийся коридорный сказал, что ожидалась гроза, но тучи должны сместиться к югу, в сторону Нью-Мексико; вспомнил прохладную бутылку, сухой хлопок пробки; вспомнил, как отхлебнул кисловато-терпкое вино, открыл дорожную сумку и нашел авиабилет до Нью-Йорка; и еще вспомнил, как внезапно, в то самое мгновение, он решил…

— …что я лучше отвезу вас к себе! Тащить вас было трудновато, но я женщина крупная — вы, должно быть, сами заметили, — а на заднем сиденье у меня как раз лежали одеяла. Я втащила вас в машину, завернула в них, и уже тогда, хоть и в сумерках, мне показалось, что я вас знаю! Я подумала, может…

…он просто выведет свой «камаро» из гаража и поедет на запад, и черт с ним, с самолетом. Да и что он забыл в Нью-Йорке? В городском доме сейчас тоскливо, пусто, холодно, мрачно, а может, туда уже и воры забирались. Хрен с ним, подумал он и выпил еще шампанского. На запад, парень, гони на запад! Безумная идея, а значит, что-то в ней есть. Значит, остается только переодеться, взять…

— …сумку я нашла и тоже положила к себе в машину, а больше ничего не разглядела, и еще я боялась, что вы тут у меня на руках умрете, так что я завела старушку Бесси и…

…рукопись «Быстрых автомобилей» и ехать в Вегас, Рино или даже в Город Ангелов.[4] Он вспомнил, что вначале эта мысль показалась ему довольно дикой — в такое путешествие мог бы, пожалуй, отправиться двадцатичетырехлетний мальчишка, каким он был, когда продал издателю свой первый роман, а не мужчина, которому два года назад исполнилось сорок. Но после нескольких бокалов шампанского эта идея уже не казалась дикой. Скорее, она казалась благородной. Великая Одиссея Куда-Нибудь, способ вернуться к реальной жизни из царства вымысла. И он отправился…

—..как молния! Я была уверена, что вы умираете… Ну то есть совершенно уверена! Так что я достала у вас из заднего кармана бумажник, посмотрела на ваши водительские права, прочитала имя — Пол Шелдон — и подумала: вот совпадение. Но фотография была похожа на вас, и я тогда так перепугалась, что пошла в кухню и присела у стола. Я сначала думала, в обморок упаду. А потом все же решила, что фотография — тоже, наверное, совпадение, ведь на этих фотографиях, что лепят на документы, вообще никого узнать нельзя, но потом мне попались ваш членский билет писательской ассоциации и карточка ПЕН-клуба, и тогда я поняла, что вы…

…неприятности, когда пойдет снег, но сначала он зашел в бар в «Боулдерадо», дал Джорджу на чай двадцать баксов, и тот принес ему еще бутылку «Дом Периньон», которую он и выпил, двигаясь по шоссе И-70 под серым, цвета ружейной стали, небом, и где-то к востоку от туннеля Эйзенхауэра свернул с главной магистрали, так как все дороги были сухими, грозовые тучи двигались на юг, да и въезжать в чертов туннель не хотелось. Он врубил старую запись Бо Диддли и не включал радио: однако мало-помалу машину стало все сильнее заносить, и наконец он понял, что дело не в случайных порывах ветра, что положение гораздо серьезнее; тучи, вероятно, не ушли на юг; вероятно, они оказались как раз над его головой, и теперь у него могут возникнуть проблемы,

(как раз теперь у него полно проблем)

но он был уже достаточно пьян и потому решил, что справится. Поэтому он не остановил «камаро» в Кане и не стал искать убежища, а поехал дальше. Он вспомнил, как надвинулись тускло-серые, как бы хромированные сумерки. Вспомнил, как шампанское вроде бы начало выветриваться. Вспомнил, как наклонился вперед, чтобы достать сигарету, и именно тогда машину стало заносить в последний раз; он вывернул руль, но с управлением не справился; еще он вспомнил сильный тупой удар, и мир перевернулся. Он начал…

—..кричать! И когда я услыхала, как вы кричите, то поняла, что вы будете жить. Умирающие почти никогда не кричат. У них сил нет. Я знаю. И я решила, что заставлю вас жить. Так что я нашла обезболивающее и заставила вас проглотить. Потом вы заснули. А когда проснулись и опять стали кричать, я дала вам еще дозу лекарства. У вас поднялась температура, но я ее быстро сбила. Я вам давала кефлекс. Раз или два вы были на грани, но теперь все прошло. — Она поднялась. — А теперь. Пол, вам пора отдыхать. Надо набираться сил.

— Ноги болят.

— Правильно. Через час можно будет принять лекарство.

— Нет, сейчас. Пожалуйста. — Ему было стыдно умолять ее, но он не мог сдержать себя. Настал отлив, море отступило, прогнившие столбы, до жути реальные, торчали над берегом, и с их существованием невозможно было не считаться.

— Через час. — Она не дрогнула. Просто пошла к двери с миской и ложкой в руке.

— Подождите!

Она обернулась и поглядела на него сурово и в то же время нежно. Ему не понравилось выражение ее лица. Совсем не понравилось.

— Так вы меня подобрали две недели назад?

Теперь у нее снова было опустошенное и злое лицо. Ему еще придется узнать, что она плохо ориентируется во времени.

— Вроде того.

— И я был без сознания?

— Почти все время.

— Что же я ел?

— Внутривенно, — пристально посмотрев на него, коротко ответила она.

— Внутривенно? — переспросил он, и она решила, что его тон выражает не удивление, а непонимание.

— Я вводила вам пищу в вену, — объяснила она. — По трубкам. У вас следы на руках. — Она смотрела на него, и взгляд ее вдруг стал острым и оценивающим. — Вы обязаны мне жизнью, Пол. Надеюсь, вы будете об этом помнить. Надеюсь, это останется в вашей памяти.