Ты слушаешь о том, как ваш общая подруга тяжело переносит развод с некогда любимым мужем, и думаешь, как хорошо, что у меня нет мужа, и развода соответственно. Ты рассказываешь о том, что у другой общей подруги обнаружили рак матки, она вроде жить будет, но бездетно, она уже одна, потому что «мужикам-козлам больные бабы не нужны». И ты думаешь, как хорошо у тебя — нет мужика-козла, и с маткой вроде не все так плохо, вон мама четверых родила и все еще женщина, наследственность!

Вы прощаетесь, ты спешишь домой, не зная почему, садишься в такси (сегодня можно себе позволить!), и водитель непременно попадается до чертиков болтливый. Он рассказывает о тяжести своего креста, о том, что ночью работать, как по полю минному ходить, и вдруг где-то на второй серии болтовни таксиста ты понимаешь, что дома тебя никто не ждет. Хотя уже доехали: «Да, здесь заверните, еще раз направо, от арки налево, остановите у первого подъезда».

«Никто не ждет. Тебя никто там по-настоящему не ждет». Мысль капает в самый центр сознания, медленно пробивая дыру. Нет, дома, конечно, мама ждет, любимая мама. И брат. Он, конечно, засранец, но в душе добряк. Они, конечно, волнуются за тебя, хоть тебе и давно не двадцать. Они, конечно, отвоюют тебя у зимних непогод, но они никогда не восполнят твоих утраченных надежд и упущенных возможностей. Они ждут тебя, но ждут постольку, поскольку надо ждать. Ну, так полагается, понимаешь?! Семья есть семья.

А тебе хочется другого ожидания, человеческого. Не материнского и не братского. Чтобы войти в дом облитой дождем — и тебе тут же налили горячего чая в большую-пребольшую кружку. С лимоном. И сахара, да, три с половиной ложки. Чтобы сели напротив тебя и, не спрашивая «что стряслось-то?» или «почему такое кислое лицо?», сказали что-нибудь самое простое, но теплое: «Будем спагетти. Возражения не принимаются. Тебе со сливками или болоньезе?» Ты безвольно киваешь головой, потому что на большее сил нет, а внутри разливается счастье. Такое свое счастье, не похоже на счастье Эдуарда из бухгалтерии или Марии, подруги институтской поры.

Ты сама его создала, ты сама вложила в него необходимый смысл и извлекаешь из него то, что нужно только тебе. И каждый раз, прикасаясь к этому счастью, ты в сотый раз понимаешь, вот оно самое-пресамое главное в жизни. Тот самый смысл, который все ищут с азартом Шерлока Холмса. И то, что было «до» — эти игры в успешность, туфли в ползарплаты, сравнения в обертке чужих историй — все это фигня на фоне обычных спагетти, приготовленных любимыми руками».

— Может, это осень, может, наступающие критические дни, а может, страх потерять тебя... Погода, я не хочу, чтобы ты уезжал. Во всяком случае, сейчас. Меня мучает предчувствие, что ты там задержишься.

— Каких-то два дня. Завтра, точнее, уже сегодня утром уеду, послезавтра вечером вернусь. Вместе отпразднуем день рождения Фредика. А я привезу твой любимый миндальный торт и пару пучков тархуна. Он ведь нужен для начинки твоего кельтского пирога, да?

— Нужен. Шпината тоже возьми побольше, не забудь! Но только хватит переводить тему на пироги, Погода! Слушай, наплюй на эти бумажки — потом съездишь за ними, не горит же?

— Хочу сбросить с плеч все лишнее. Начинать жить заново надо без долгов и несдержанных обещаний. Чтобы в барабане ума не крутились незаконченные дела, а прошлое не пожирало само себя — пусть лучше спокойно идет рядом, не вертится под ногами. Оказывается, я научился принимать то, что когда-то отзывалось болью.

— Это к тебе вернулись силы, чтобы принимать и отпускать, а не противостоять. Наверное, это и есть высшая степень зрелости, которая не зависит от возраста.

— Жаль, что умение отпускать достается столькими шишками.

— А иначе неправильно было бы! Осознание должно подкрепляться опытом. Самую весомую его часть человек приобретает в отношениях с другим человеком.

— Не скажи... По-моему, мы, мужчины, проще относимся к отношениям. Для нас это как... данность жизни. Мы не можем одни, вот и все. А женщины, в отличие от нас, масштабно смотрят на все происходящее, у них уже готова стратегия на годы вперед.

— Еще какая! Мы более требовательны к себе. Женщина, находясь долгое время с одним мужчиной, постоянно борется с сомнениями. Мама говорила, что каждая женщина в период совместной жизни с мужчиной не раз задается вопросом: «И зачем я, дура, вышла за него замуж?» Жить вдвоем нелегко, особенно когда улетучилось очарование первой влюбленности. Но если удается преодолеть такие сложные периоды, то награда удивительной родственной близости все компенсирует.

— Водопад, после таких мудрых бесед с тобой, мне кажется, нам лучше перемотать все назад и снова стать друзьями...

— Не дождешься, пупсик! Мы состаримся вместе, умрем в один день в теплой постели... А если серьезно, нужно знать оборотную сторону любой ситуации, но важнее всего ее неповторимость. Иметь рядом такого, пусть и не похожего на тебя, но родного человека — большое счастье. Оно дороже любых других радостей жизни. Все проблемы, почти все, решаемы, а что касается свободы... то любому человеку рано или поздно надоедает время «чегохочуделания». Жизнь ради потакания своим прихотям пуста.

— Поэтому я буду потакать еще и твоим прихотям! Я выбираю тебя.

— Милый, я люблю тебя. Не задерживайся там, хорошо?

— Эйнштейн запретил превосходить скорость света, но ради тебя я постараюсь.

Клюква скучает, ревнует, перебирает сушеную бруснику. Ей надоели мои телефонные звонки, она ждет моего приезда и времени, когда вокруг будет много теплого ветра, не менее теплых мыслей, а внутри только просоленное, как море, небо. Рядом с ней я снова становлюсь наивным мальчишкой, любителем игр и сказочных историй. С Клюквой не думаешь о том, что ежедневник пухнет от невыполненных дел на день и что после возвращения в мир новости безжалостно обстреляют тебя сообщениями на мобильный.

«Ваша с В. дача в полутора часах езды от моей. Я — мать двоих детей и ленивой собаки, понятно, что не могу вырваться. Но вы-то приезжайте! Или ты променял мои кукурузные лепешки на кельтский пирог? Наслышана, что твоя В. прекрасно его готовит».

Она счастлива за меня. Раньше волновалась из-за моих поступков, решений. Теперь — спокойна. Рядом со мной женщина, в которой чувства уравновешены здравым смыслом. «Африка, цени шанс новой жизни! Там, под небесами, его дают не каждому. Цени, когда тебя обнимает любящий человек. Она всегда рядом, она готова выдумать любое оправдание трудностям и переводить на язык любви твои неуместные слова. Она будет рядом, если тебе будет плохо, ей не придется объяснять, что именно болит, где у тебя царапина или рана. Цени это. Даже не думай воспринимать это как должное».

Клюква на том конце телефонной бесконечности признается, что моя жизнь заново заставляет ее верить в небывалое:

— Либо я стала слишком отчаянной, либо слишком мало вокруг добрых историй. Я, когда узнала о вашем сближении с В., поняла, что уже отвыкла от возможности перерождения в объятиях любимого человека. Но теперь у меня есть надежда. Знаешь, если честно, я так устала быть одной, мне так хочется, чтобы меня остановил достойный мужчина, взял за руку и твердо сказал: «Я хочу, чтобы ты осталась». И чтобы я захотела остаться, чтобы я не смогла уйти. Чтобы отчетливо видеть перед глазами картину возможного счастья и воссоздавать ее. Чтобы даже мой иммунитет одиночества не сработал бы.

Молодец, Клюква! Выходит, я не только справился сам, еще и ей помог — поднять голову. Сажусь в машину, включаю зажигание и печку. Сегодня похолодало, тучи нависли над домами с угрюмыми минами. Небо вот-вот расплачется. Осень вырвалась из мягких рук бабьего лета и показала свой характер. Но меня это радует. Мне не хватало прохладного уюта, свежего воздуха и мокрой травы под ногами, оставляющей на туфлях темные следы. Я сказал Клюкве, что всегда хочу ее видеть рядом с собой, в любых условиях. «Я буквально туда и обратно. Вернусь, и мы на выходные приедем к тебе, сестричка. Заодно научишь ее готовить лепешки. И Хумейра с Фредиком познакомятся... Люблю тебя. Я поеду, пока дождь не разыгрался. Обнимаю».