Я ушла бы за ним, если бы не наш малыш. И мой уход не был бы проявлением слабости или безволия. Это всего лишь желание быть рядом. Но теперь есть ребенок, маленькое продолжение нашей с ним веры. Моя маленькая Погода. Он должен охватить четыре времени года этого мира. Должен уметь любить так, как умел любить его отец. Наверное, большего не надо. Ведь умение любить и есть суть жизни.

Без него.

Через два месяца я стану мамой. Наш сын родится в начале весны, как родилась я сама. Возможно, мы будем похожи. Я не знаю, как его назову. Может быть, твоим именем? Но ты не захотел бы, чтобы твой ребенок повторил твою судьбу. Иногда, в дни непрекращающихся ливней, я сижу на веранде, завернувшись в твою дутую куртку (она мне сильно велика, но так уютней!), и пытаюсь совладать со страхом жизни без тебя. Боюсь времени, в котором ты больше не окликнешь меня, чтобы я отозвалась. Но потом я, положив руку на живот, вспоминаю о мальчике, идущем ко мне навстречу. Оттенки вокруг перестают казаться темными.

Когда-то врачи объявили, что у тебя не может быть детей. Мы с тобой старались не говорить об этом, хотя я знаю, как ты хотел малыша. «Я бы дал своему ребенку то, что не получил сам. Вкус настоящего детства, зависящий не от количества игрушек, а от выполненных обещаний. Это чувство защищенности. Ты растешь, зная, что у тебя есть семья. Настоящая семья, которая примет твои ошибки и тем самым научит их больше не совершать. Детей ведь не воспитать какими-то определенными правилами и запретами. Они воспитываются на том, что видят, слышат вокруг себя. Особенно перед сном. По себе знаю».

Ни один врач не может опровергнуть чуда. Оно произошло. Без тебя. Погода, я так скучаю по тебе! Держусь, пытаюсь быть сильной, но у меня почти не получается. А тот мизер, что удается, это только благодаря нашему сыну. Клюква с детьми рядом со мной. Она не отпускает мою руку, повторяет одно и то же: «Ты будешь счастлива, слышишь, будешь!» Я отмалчиваюсь и жалею теперь, что мало признавалась тебе в том, как сильно люблю тебя. Просто боялась, что слова наскучат.

Я боялась, что по мере того, как произношу их, они теряют ценность. И каждый раз, когда прихожу на твою могилу или проезжаю мимо того моста, я повторяю слова, которые не успела сказать. Я люблю тебя, Погода! Всем тем, что осталось от меня. Часто ищу тебя в себе — и нахожу. Твои слова, мысли, прикосновения. Это греет, наполняет тем, что было прежде — особым светом. От настоящей, пусть и короткой, любви всегда исходит свет.

Без него.

Я прохожу тот путь, что прошел он. Будто там, наверху, настал мой черед проверки на прочность. У меня тоже отняли человека, которого я считала самым важным. Говорят, Бог отнимает у нас тех, кого мы любим слишком сильно. Благодарю за то, что у меня все-таки остался от этой любви самый драгоценный подарок. Я вспоминаю те слова, которые он говорил, начав жить заново. Они наполняют меня силой. Если он не отчаялся, значит, и я не должна отчаиваться.

Выращу нашего сына и однажды расскажу ему историю двух жизней его отца. Нашу историю. Знаю, что продолжение счастья в этом ребенке. И я буду оберегать его, обещаю. Только, прошу, будь во мне. Направляй меня, веди по тем дорогам, по которым ты пошел бы. Будь со мной. Не зря же когда-то давно, в одном красивом сне юности, мне тебя обещали.

Когда меня спрашивали: «О чем ваша новая книга?», я с улыбкой на лице отвечал: «О возрождении». Улыбался, потому что эти слова казались чертовски пафосными. Но иначе не мог объяснить главную тему «Мне тебя обещали». Если требовали подробностей, добавлял: «Книга о попытке самого обычного человека начать жить заново». Рассказывать о содержании теперь излишне, вы уже все прочитали сами — цель у этого послесловия другая. Впервые после написания пяти книг мне захотелось в конце поделиться своими мыслями относительно рассказанной истории. «Мне тебя обещали» — мой любимый роман. Говорят, каждая книга, над которой работает литератор, для него любимая. Я не согласен. Есть книги увлекающие, захватывающие, но любимые — совсем не обязательно.

«Мне тебя обещали» — книга-человек. В жизни чувствам не присуща четкая последовательность: сегодня ты веришь в силу улыбки, а завтра запрешься в спальне с задвинутыми гардинами. Не из-за того, что разочаровался в улыбке. Тебе в этот момент просто не до нее. «Можно мне сегодня только тишины, абсолютной?»

Я не пишу, согласно академической структуре: завязка, развитие действия, кульминация, развязка. Но ведь и в жизни нет подобного порядка — конец может наступить в самом начале или действие начинает двигаться после развязки. То самое чеховское ружье может и не выстрелить «в пятом акте». Это не огорчает и не радует. Все так, как должно быть. Не зря главного героя зовут Погода — в его жизни, как и в жизни любого из нас, нет стабильности. Его несет, подхватывает, выбрасывает в новые обстоятельства, и снова, и снова он вынужден ориентироваться в них и искать важнейшие принципы, чтобы оставаться стоять на ногах.

При этом и настроения Погоды меняются от главы к главе. Все подчинено порывам, надвигающимся циклонам, внезапным магнитным бурям. Сплошные волны-синусоиды: герою то хорошо, то плохо, или очень плохо, или очень хорошо. Кто-то скажет, что в таком чередовании глав нет логики: где откроешь книгу, с того места и читаешь, и постоянно борешься с приступами дежавю. А для меня в этом самая простая, очевидная логика — логика жизни. Я ею увлечен, даже если у меня нет ей объяснения. Пишу так, как диктует сердце. Мне так же трудно рассказать, почему приходит тот или иной герой, как ответить на вопрос «что показывает калейдоскоп?». Они просто появляются и хотят рассказать свои истории.

До вчерашнего дня меня приятно беспокоило настроение, с каким я дописывал «Мне тебя обещали». Странно, я остался доволен итогом! Не тем, что написал. Тем, что удалось вложить в написанное. У меня такого еще не было. Как правило, идея ехидно срывалась с крючка на полуслове — я стремился донести до читателя одно видение, а оно ближе к концу книги самовольно трансформировалось в другое. Поначалу злился — пытался корректировать, переписывать, переделывать концовки. Но все получалось настолько искусственно, что держаться за изменения не стоило.

Вчера ночью я понял, что суть текста сильнее меня. Управлять ею невозможно. Не подчиняется заранее придуманной концепции. Она рождается вне меня, какое-то время со мной соприкасается, но, отделенная, тут же опять живет собственной жизнью. И я смирился. В этой книге мы, наконец, подружились: параллели слились в единое целое, последняя точка стала нашей общей точкой.

Может, это только мои ощущения, а читатель останется недоволен. Но я давно не истязаю себя по этому поводу. Вспомнились хорошие слова из «Бархатного кролика» Маргарет Вильямс: «Обычно к тому времени, как ты становишься настоящим, большинство твоего меха от тебя отлюблено, глаза выпали, суставы болтаются и лапы держатся на соплях. Но такие вещи совсем не имеют значения, потому что, как только ты настоящий, ты не можешь быть уродливым».

Мой редактор, признавшись, что ей понравилась книга, но не понравился главный герой, спросила, готов ли я с ним отождествляться? «Он, конечно, любит красиво, искренне. Но слишком уж зациклен на своей персоне. Еще и регулярно делает космические выводы». Не желая заступаться за героя (а стоит ли?), оправдывать его недостатки, отвечаю правдиво: «Но это же я. Я не могу себя выбирать».