Света пожарищ хватало, чтобы показать им гораздо больше того, что они хотели увидеть. От изуродованных тел, конечно же, мутило, не говоря уже о лужах крови и оторванных конечностях, но еще больший ужас вызывали разбросанные одежда и обувь, в которых не было ничего, словно силой взрыва часть стада превратилась, в пар. Мужчина, идущий им навстречу, прижимал руки к шее, пытаясь остановить хлещущую кровь, которая лилась между пальцев и казалась оранжевой в свете разгорающейся крыши Холла, а вывалившиеся из живота внутренности мужчины болтались из стороны в сторону на уровне промежности. Все больше блестящих кишок вылезало из дыры в животе, когда он прошел мимо них, с широко раскрытыми, невидящими глазами.

Джордан что-то говорил. За криками, воплями, треском горящего дерева Клай не смог разобрать ни слова, поэтому наклонился к мальчику.

— Мы должны были это сделать, это все, что мы могли, — повторил Джордан. Он смотрел на обезглавленную женщину, на безногого мужчину, на столь разорванное тело, что оно напоминало корыто, наполненное кровью. А чуть дальше еще два горящих автобусных сиденья лежали на двух горящих женщинах, которые умерли, обнимая друг друга. — Мы должны были это сделать, это все, что мы могли. Мы должны были это сделать, это все, что мы могли.

— Все правильно, малыш, прижмись лицом ко мне, так и иди, — сказал ему Клай, и Джордан тут же ткнулся лицом в его бок. Конечно, идти так было неудобно, но по-другому не получалось.

Они обогнули поляку, где лежало стадо, направляясь к центральной аллее и аттракционам, которые наверняка бы достроили, если бы не Импульс. Кашвакамак-Холл тем временем разгорался все сильнее, отбрасывая больше света на поляну. Темные фигуры (многие обнаженные и полуобнаженные, одежду с них сорвало взрывом) стояли, покачиваясь, или куда-то брели. Подсчитать их не представлялось возможным. Те, кто оказывался поблизости от их маленькой группы, не проявляли к ним ни малейшего интереса. Продолжали идти или к центральной аллее, или скрывались в лесах, что росли к западу от территории ЭКСПО. Клай не сомневался, что там они и помрут от холода, если вновь не собьются в стадо. Но почему-то сильно сомневался в последнем. Отчасти из-за вируса, но главным образом из-за реализованного решения Джордана выехать на середину поляны и обеспечить тем самым максимальную зону поражения, как это они проделали с цистернами пропана.

Если бы они знали, что их решение убить старика приведет к такому… подумал Клай, но тут же пришла другая мысль. Да как они могли это знать?

Они подошли к участку, на котором карни поставили свои грузовики и жилые фургоны. Здесь по земле змеились электрические кабели, а пространство между жилыми фургонами занимали аксессуары семейного быта тех, кто привык жить в дороге: барбекю, газовые грили, шезлонги, гамак, сушка, на которой белье провисело две последние недели.

— Давайте найдем что-нибудь движущееся с ключами и уберемся отсюда ко всем чертям, — предложил Дэн. — Дорога к ЭКСПО пустая, а если мы будем осторожны, то сможем достаточно далеко уехать на север по шоссе 160. — Он вытянул руку в указанном направлении. — Возможно, проедем всю территорию нет-тел.

Клай заметил грузовик-фургон с надписью на борту: «ЛЕМС, МАЛЯРНЫЕ И САНТЕХНИЧЕСКИЕ УСЛУГИ». Обнаружил, что задние дверцы не заперты. Внутри в основном стояли ящики с сантехникой, но он нашел и то, что искал: краску в баллонах под давлением. Взял четыре, убедившись, что они полные или почти полные.

— Зачем они тебе? — спросил Том.

— Объясню позже, — ответил Клай.

— Давайте уедем отсюда, пожалуйста, — жалобно попросила Дениз. — Я не могу этого выносить. У меня штанины пропитались кровью. — Она заплакала.

Они вышли на центральную аллею между каруселью, «Безумные чашки» и недостроенным детским аттракцион, ном, железной дорогой, под названием «Чарли Чу-Чу».

— Посмотрите. — Том вскинул руку.

— О!.. Господи, — выдохнул Дэн.

За шпиль билетной кассы зацепился превратившийся в лохмотья, обгоревший и дымящийся красный свитер с капюшоном, такие иногда называют «кенгуру». Большое пятно крови растекалось вокруг дыры, возможно, пробитой куском школьного автобуса. Прежде чем кровь успела замазать все буквы на груди, Клай успел разглядеть те, что еще белели на «кенгуру», последнем, что осталось от Порватого: «ГАР».

— В этой гребаной одежке никого нет, и, судя по размеру дыры, ему сделали операцию на открытом сердце без анестезии, — сказала Дениз, — а потому, когда вам надоест смотреть…

— В южном конце центральной аллеи есть еще одна стоянка, — заметил Том, — С дорогими красивыми автомобилями. Похоже, начальства. Нам может повезти.

Им повезло, но не с дорогим красивым автомобилем. Небольшой фургон с надписью на борту: «ТАЙКО, ЭКСПЕРТЫ ПО ОЧИСТКЕ ВОДЫ» стоял позади всех красивых автомобилей, эффективно перегородив выезд со стоянки. Правда, шофер «ТАЙКО» предусмотрительно оставил ключ в замке зажигания, возможно, на тот случай, если кому-то из начальства срочно понадобилось бы уехать, и Клай увез их подальше от огня, трупов и криков. Малой скоростью, осторожно, они добрались до пересечения дороги к ЭКСПО с основным шоссе, где возвышался рекламный щит с изображением счастливого семейства, которого больше не существовало (возможно, не существовало вообще). Поравнявшись со щитом, Клай остановил автомобиль, перевел ручку коробки передач в нейтральное положение.

— Один из вас должен сесть за руль, — сказал он.

— Почему, Клай? — спросил Джордан, но по голосу мальчика Клай почувствовал, что тот и так знает ответ.

— Потому что я здесь выйду.

— Нет!

— Да. Я буду искать моего сына.

— Он наверняка умер на том поле. Только не говори, что у меня жестокое сердце, это здравый смысл.

— Я знаю, Том. Но я также знаю, что шанс выжить у него есть, и тебе это тоже известно. Джордан говорил, что многие из них бесцельно бродили, словно полностью и окончательно заблудились.

— Клай… милый… — обратилась к нему Дениз. — Даже если он и жив, он может бродить по лесам со снесенной половиной головы. Мне очень неприятно такое говорить, но ты знаешь, возможно, так оно и есть.