Мое чужое сердце

Арина Александер

Пролог

В отделении интенсивной терапии царило особое затишье: молчаливое, угрожающее, окрашивающее яркими красками эмоции застывших под дверью людей.

Странно, тут хоть иногда бывает радость?

Бывает. Она просто обязана быть. По-другому никак. Не может седовласая старуха в чёрном балахоне постоянно побеждать. В мире должно быть относительное равновесие добра и зла.

Мария Павловна искренне верила, что сегодня светлая сторона должна восторжествовать. Иначе… Даже боится предположить, что может случиться, если её единственная дочь, двадцатипятилетняя Алёна Бережная не выживет.

Разве должны дети уходить из жизни раньше родителей?

Это неправильно. Так не должно быть. Именно сейчас, прочитанные молитвы должны возыметь свое действие.

Рядом стоит такой же бледный, осунувшийся отец девушки. Его больное сердце может не выдержать плохого известия.

— Боже… молю тебя, услышь мою молитву… не забирай от нас наш смысл жизни… Молю… — без устали слышится в зловещей тишине и от этого ещё сильнеё сжимаются сжатые в кулаки пальцы.

За раздвижными дверями реанимации происходит неравный бой между опытными специалистами ночной смены и ненасытной костлявой Смертью. У врача нет оправдания на проигрыш. Это самое худшее из всего, что только может быть в мире — потеря пациента. И случай действительно очень сложный: два огнестрельных ранения, колоссальная потеря времени, пока приехала скорая на вызов случайного прохожего и зона поражения. Задеты легкие и брюшная полость с печенью. Поврежден шейный позвонок от сильного удара машины об столб.

— Алла, срочно, четвёртую. Сколько есть, — звучит команда над телом девушки. — Славка, пинцет… зажим…

— Так… в банке сказали, что …

— Мне похрен! — взревел реаниматолог, от чего перепуганная медсестра пулей вылетела с коридор. — Достать! Немедленно!

— Док, какие шансы? — поинтересовался у него недавно пришедший на практику интерн.

Что за день? Его реально сегодня все решили достать?

Ответа нет. Парень ещё неопытен, мало пороху нюхнул, не в курсе, что такие вопросы не задаются. Никогда.

Все сосредоточены. Даже если это шанс один на миллион — он всё же есть. Важно выйти к ожидающим за дверью людям и обнадежить уставшие лица. Заверить, что всё худшее позади и с их частичкой души всё будет хорошо.

Но не в этот раз…

— Что делаем? — спрашивает у Олега Львовича коллега, вытирая вспотевший лоб марлевой салфеткой. — Есть вероятность, что данное сердце подойдет Захарченко.

— Да подожди ты! — на эмоциях отвечает реаниматолог. — Тут не знаешь, как выйти к родным, а ты…

— А я, как врач, в данный момент волнуюсь не о мертвых, а о живых. Не забывай об этом и ты. Нужно как можно быстрее получить разрешение. Я не хочу осознавать, что за сегодняшнюю ночь могут умереть две молодые девушки, вместо одной.

Львович обреченно вздохнул, окинув взглядом лежащее на столе тело красивой девушки. Сколько ей лет? Больше двадцати? Да ей ещё жить бы и жить.

На ватных ногах он направился к выходу из операционной. Каждый раз как в первый. В его-то годах с приобретенным опытом всё должно быть намного проще. Но как же тяжело. При таком раскладе скоро ему самому понадобиться донорское сердце. Свое он как разболелось.

Снял маску, стянул пропитанный потом принт и нерешительно поднял опущенные глаза на застывших в плохом предчувствии родителей. Слова здесь не нужны.

— Не-е-е-ет… — зашлась громким плачем мать. — Доченька-а-а-а…

— Мне очень жаль… Мы сделали всё, что было в наших силах. К сожалению, ранения слишком тяжелые и факт того, что ваша дочь длительное время находилась без надлежащей помощи, сыграл против нас.

Женщина бесформенной расплывчатой массой сползла по стенке на пол. К ней тут же подбежал уничтоженный новостью муж и перепуганный дежурный врач.

— Воды, принесите воды, — закричал он вышедшей с операционной медсестре. — Маша! Маша… не отключайтесь. — мягкие удары по щеке бедной женщины возвращают в реальности. Зря… в спасательной чёрной бездне ей хоть и ненадолго, но было не так страшно. Потому что жизнь без дочери — что-то ужасное, уму не постижимое.

— Алёна-а-а, доченька… Как же я без тебя?! — Доченька… Кирюша, — обращается она к сразу постаревшему на несколько лет мужу. — Это ведь не правда? Скажи?! Наша девочка не может так просто оставить нас. Она же обещала…

Слабость в ногах была и в отца, но он с невероятным усилием поднял с полу убитую горем жену и усадил обратно в кресло. Он военный. На своем веку повидал многое. Это не значит, что новость о смерти его Ласточки не выбила из-под ног землю. Нет. Однако он привык переносить всю боль внутри, не демонстрируя на людях, будь то родные или чужие, всю степень испытуемого разрушительного горя.

— Машенька… — он замолчал и протянул принесенную воду. Жена отказалась выпить. Ему так сложно подобрать подходящие слова. Что сказать? Что всё пройдет? Что всё забудется? Какими словами, например, он мог утешить себя? Да никакими. Остается только прижаться друг к другу и раствориться в обоюдной боли утраты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Всё это время Олег Львович находился рядом. В его уставшем виде ещё теплилась небольшая надежда на спасение чьей-то жизни сегодня. Осознавал, что после всего, привлечь к себе внимание будет не просто, поэтому, набрав в легкие побольше воздуха, решительно произнес:

— Я понимаю, что сейчас не место и не время, но я хочу обратиться к вам с просьбой… В данный момент на противоположном конце города за жизнь борется такая же молодая девушка с диагнозом кардиомиопатия и сердце вашей дочери может стать для неё спасательным кругом. Пока его функционирование поддерживается с помощью соответственной аппаратуры. Я прошу вас, дать разрешение на донорство. Вы можете спасти жизнь девушки в память об Алёне… — и добавил, переведя дыхание: — Не за спасибо, конечно.

Мария медленно поднялась, бессмысленным взглядом посмотрев на реаниматолога. Ей сложно обдумать услышанное. Её состояние подобно прострации. И Олег Львович не ждет он неё вразумительного ответа. А вот отец вызывает воодушевление. В нем наблюдается поверхностная заинтересованность.

— И как это произойдет? — спросил тихо, едва размыкая губы.

Олег Львович постарался, как можно доступней объяснить процедуру пересадки сердца, если оно подойдет по всем параметрам и характеристикам.

— Сердце вашей дочери хирургическим путем удалиться из её организма. Его охладят, и будут хранить до момента пересадки реципиенту. Если оно в силу каких-то обстоятельств не подойдет именно той девушке, то всегда есть вероятность, что оно подойдет другому пациенту. В любом случае, оно сослужит службу и вы сделаете доброе дело.

Кирилл проявил незначительный интерес:

— А дальше?

— Во время операции пациент переводиться на искусственное кровообращение. Затем хирурги удаляют собственное сердце пациента и заменяют его донорским. Дальше, они соединят кровеносные сосуды, позволяя крови начать циркуляцию через новый орган и легкие. После согревания, сердце начинает сокращаться. Происходит тщательная проверка всех кровеносных сосудов и их соединения, а потом отключают аппарат искусственного кровообращения и зашивают рану. Как-то так. К сожалению, я не кардиохирург, не могу в точности пересказать все нюансы. Да они вам и не нужны.

Мужчина глубоко задумался. Возможно, это шанс на то, что частичка их дочери продолжит свое существование в ком-то другом. Знай об этом, Алёна точно была бы не против. Перевел взгляд на безучастную Машу и понял, что решение придется принять самому.

— Мы даем согласие. Сделайте всё от вас зависящее, но доставьте сердце в целостности и сохранности, — последовала небольшая пауза, позволяющая справиться с нахлынувшей болью. — И ещё… денег не нужно. Наживается на чужом горе — большой грех.