И тогда сознание само устремляется по каналу избирательного реагирования слабому потоку, еще до всяких слов соединяющему Я и Ты. Во сне Лагуты поток был и в самом деле рекой, и она текла туда (а для этого достаточно быть уверенным, что она течет туда), так что могу оставалось только неспешно вести свою лодку. В отличие от канатика-раппорта это была тончайшая серебристая нить, которую не то что тянуть, но и разглядеть не мог бы никто, кроме мога, кроме двух настроенных в унисон сознаний, кроме могущества равных.

А у Васиштхи канал был визуализирован иначе – как караван, вереница верблюдов, но и разная символика не помешала им узнать друг друга.

Впрочем, еще Фрейд понимал, что самые причудливые по материалу сновидения могут обладать одним содержанием, но зато он не понимал, что идентичный материал («раскраска») может нести разное содержание...

Кстати, можно добиться как раз идентификации материала («сюжета»), но тогда все сведется к общей картинке, как выразился Зильбер, «расплывется»; совместных грез умеют добиваться и наркоманы – правда, с помощью словесных уточнений.

Могам же необходимо было обменяться разным содержанием; как я понимаю, ту самую мерцающую лампочку заботы, которую намеренно не отключили, – в нужный момент надо перевести на режим «вспышки», осуществить своевременный «выброс задания» из плавного течения сна, после чего само сновидение идет по затухающей и меркнет. Физиологический ритм сна избавился от частицы произвольности и продолжается уже сам по себе.

Я даже не уверен, что необходимо хронологическое совпадение вспышек; ведь стрелки часов просто не умеют отсчитывать то время, которое течет во сне, они отсчитывают совсем другое, абстрактно-астрономическое время. Кто-то сказал, что сон движется прихотью, и что управлять собственным сном труднее, чем собственным ростом. Это так – если речь идет о материале сна, о конкретной «картинке».

Волшебница Мэри Поппинс, героиня детской книжки, наливает детям лекарство из одной бутылочки – и у каждого оказывается собственный напиток: лимонный сок, кока-кола, молоко, – и именно поэтому у каждого оказывается самое вкусное, то, чего в данный момент хочется. Одним и тем же движением волшебной палочки фея может превратить группу людей, скажем, в свору собак, но при этом каждый превратится в какого-нибудь особенного песика, может быть, особой породы.

У метаморфозы, осуществляемой силами чарья, тоже имеется своя особая, кратчайшая траектория: как раз с этим и связана мгновенность волшебства, имеющая ту же константу быстродействия, что и сотворение мира Богом. Вещие слова «да будет» не нуждаются в уточнениях с помощью образа, что приводило бы к неизбежным замедлениям; зато все преобразования, осуществляемые трудом, насыщены замедлителями: образ, который должен быть воплощен, образец, которому надо соответствовать, – все это приводит к медленному и долгому выбору траектории.

Сон – состояние, близкое к очарованности, и картинка составляется из «ближайшего», из того, что рядом, что непосредственно здесь, – «под рукой». То есть, замысел, завернутый в оболочку сновидения, может пройти только в случае, когда не надо тратить сил на выбор обертки, когда замысел предоставлен стихийному потоку сменяющихся картинок и «сюжетов»: руль управляет кораблем, а не течением реки; потому-то кораблик и движется... Стало быть, «картинка» заимствуется, берется из ближайшей данности, – и что будет загружено смыслом – караван верблюдов или же скоростной лифт в небоскребе, – для самого смысла (замысла) безразлично – довезет любой транспорт (и наоборот, – никакой транспорт не будет попутным, если не знаешь, куда идти...)

Самое непонятное, однако, вот что: как чужой замысел, проникая в мой сон, использует антураж, декорации моего сна? Почему Лагута не видел верблюдов, а Васиштха кораблика, что нисколько не помешало взаимодействию замыслов – обмену грузами?

СП

В СП, или в состояние приема, моги погружаются часто. СП не просто часть практики могов, но часть их повседневной практики, второе по продолжительности пребывания в нем состояние после ОС. Состояние приема представляет собой совершенно иной модус бытия, и если девиз ОС – «я могу», то девиз СП можно сформулировать так: «слушаю и слышу». Целью СП является достижение глубины восприятия.

Разные могущества и даже отдельные моги трактуют «прием-прием» по-разному.

Но сначала несколько примеров. Мы идем с Фанем по Измайловскому. Фань серьезен и тих, он считывает отовсюду невидимое и неслышимое, его интересуют сейчас те слои бытия, что находятся под поверхностью слов, под маской равнодушия, беззаботности или показной бодрости.

Фань занимается приемом и расшифровкой сверхслабых позывных, иными словами – работает в СП. Едут машины, спешат по своим делам люди. Вот Фань подходит к одному из немогов, неуверенно остановившемуся у газетного стенда: «Сейчас направо и до самого скверика. Пройти метров 150, там увидите».

– Что направо? – удивленно спрашивает немог.

– Как что? Туалет.

– А. Благодарю вас. А инте...

– Через десять минут у них перерыв. Советую поторопиться.

Человек уходит, оглядывается, на секунду останавливается, словно пытаясь вернуться. Но, наткнувшись на отрешенный, невозмутимый взгляд Фаня, идет куда ему надо.

Мы тоже идем своей дорогой. Мой спутник тих и сосредоточен, и мне начинает казаться, что мог в состоянии приема беззащитен, как рядовой немог, как простой смертный. Ведь все экраны сняты, чувства и интуиция целиком направлены на вслушивание в мир, распахнуты навстречу малейшим колебаниям сущего. Фань ставит диагноз домам, прохожим, улице, ветру. Находясь рядом с ним, я тоже погружен в какую-то умиротворенность.

Но сентиментальность могам чужда; можно сказать, нет более чуждого для них качества, и в этом я убеждаюсь тут же.

– Стой, надо проверить, – говорит Фань. Мы останавливаемся у автобусной остановки рядом с гастрономом «Стрела».

– Хочешь познакомиться вон с той девушкой? – Фань кивнул в сторону молодой женщины, которая стояла, прислонясь к дереву, и теребила ремешок сумочки.

– Зачем? То есть, в каком смысле?

– Думаю, ей хочется с кем-нибудь познакомиться. Но надо проверить. Будь другом, подойди, ляпни чего-нибудь.

Отказать Фаню в такой просьбе было невозможно. Правда, после предыдущей расслабухи я не чувствовал особой уверенности. Поэтому, наверное, подойдя, я не нашел ничего лучшего кроме дежурной фразы: «Здравствуйте, девушка. Нельзя ли с вами познакомиться?»

Кажется, Фань не ошибся. Девушка так же просто, без всякой ритуальной игривости, приветливо назвала свое имя (не помню сейчас, какое).

– Вы знаете, – сказал я. – Мне ничего другого не приходит в голову, кроме как пригласить вас куда-нибудь. Например, в кафе.

– Так уж сразу и в кафе. А вообще, давайте. На ваше счастье я ничем сейчас не занята и никуда не спешу.

– Но зато мы спешим. Вы уж извините моего друга. Он так на вас загляделся, что не смог пройти мимо, – произнес неожиданно появившийся Фань. – У него же через час поезд отходит на Стерлитамак.

Когда мы отошли на приличное расстояние, Фань, наконец, поинтересовался, не обиделся ли я: «Может, мое вмешательство было некстати? Можешь вернуться и сказать, что решил махнуть рукой на Бузулук. Красавица будет только польщена...»

Я не стал ничего говорить, из СП Фань прекрасно прочитывал мое состояние. Зато, в отместку, через пять минут и я прервал его погруженность:

– Слушай, Фань, а вон с той женщиной можно познакомиться? – и указал на длинноногую блондинку, сидящую на скамейке.

Мог какое-то мгновение оценивал мой выбор, после чего снисходительно сказал:

– Можешь и с той, но в другой раз.

– А почему?

– Ну, потому что придется тебе помогать. Это надо сбрасывать СП и входить в ОС. – Он снова оценивающе взглянул на блондинку. – Да пожалуй еще заморочку устраивать долгоиграющую... в связке минут пять постоять придется... Потом опять СП набирать. Так что извини, брат, в другой раз.